Юрий Терапиано - Собрание стихотворений

• Название: Собрание стихотворений
• Автор: Юрий Терапиано
• Жанр: Поэзия

Юрий Константинович Терапиано (21 октября 1892, Керчь — 3 июля 1980, Ганьи под Парижем) — русский поэт, прозаик, переводчик и литературный критик «первой волны» эмиграции, организатор и участник ряда литературных объединений Парижа.

Автор шести стихотворных сборников. «Стихи его одни из тех, за которыми открываются поля метафизики. Слова в них приобретают как бы новый смысл, созданный мелодией звуков и ритмом, преображающим содержание стихотворения». Так говорила о нем знавшая его многие десятилетия И. В. Одоевцева.

В то же время Ходасевич указывал на отсутствие в «гладких» стихах Терапиано литературного своеобразия, на его «несомненное умение повторять чужое» (Возрождение. 1935. № 3697. 18 июля. С.3). Этот недостаток, по мнению Ходасевича, был во многом преодолен в третьей книге стихов Терапиано «На ветру» (Париж, 1938), которая, «потеряв в цельности, <…> выиграла в правдивости»: «…став самим собою, Терапиано не мог не написать нескольких стихотворений, в которых есть нечто свое, неповторимое — и тем самым нужное для других» (Возрождение. 1938. № 4159. 25 нояб. С.9).

Вобрав в себя настроения, характерные для многих поэтов русского Парижа (внутренняя тревога, разуверения, ощущение неприкаянности, драматизма повседневной жизни), поэзия Терапиано сохранила изначально присущую ей «неоклассическую» ориентацию, тяготение к отточенному мастерству, верность поэтическим традициям начала XX в., религиозную устремленность.

Данное собрание стихотворений — включает в себя пять из шести опубликованных сборников (в полном объеме) за многие годы творческой деятельности поэта. А так же раздел «Избранные стихотворения разных лет. Другие редакции», составленный по материалам, найденным в сети, в том числе в электронных копиях периодических изданий русского зарубежья.

К сожалению в современной России сколь-нибудь серьезных и полных изданий поэзии Юрия Терапиано до сих пор осуществлено не было.

Столь полное электронное издание стало возможным, благодаря кропотливой работе по разысканию и сканированию книг поэта (сборников «Лучший звук» (1926), «На ветру» (точная постраничная публикация в формате pdf — http://imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1073), «Странствие земное» (1951), «Паруса» (1965), «Избранные стихи» (1963) (точная постраничная публикация в формате pdf — http://www.vtoraya-literatura.com/publ_523.html)) — Андреем Никитиным-Перенским, создателем электронных библиотек «ImWerden» и «Вторая литература»

Орфография и пунктуация в основном приведены в соответствие с нормами современного русского языка.

---

Трактат «Пимандр».

И заповедал Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, когда ты вкусишь от него, смертно умрешь.

Бытие 2, 17.

Я — иерарх, и право мне дано.
Я говорю, я пребываю молча.
Мой ученик, пей брачное вино
И знай — вино перемешали с жолчью.

Торжественный, в богослужебном льне,
Я приходил для жаждущего света,
Выковывая в буре и в огне
Пылающее слово Параклета.

А ныне, облечен в простой хитон,
Я говорю напевами простыми;
Еще ль мое не позабудешь имя:
Я запылен. Я нищ. Я утомлен.

Молотобойца, воли топору!
Строй города воздетые к зениту,
Взрывай железом бурую кору,
Из ребер гор выкраивая плиты.

О, прах и плоть, которая слепа!
Строитель вавилонских башен — слышишь:
Земля из недр извергнет черепа,
И пирамида мертвых — будет выше.

И, если так, — перед мирами пыль,
Мгновенный угль, согбенный на работе,
Не меч ты поднял, а гнилой костыль,
Грозя Яльдоваофу, богу плоти.

Подобие и образ мой — внемли;
Взял пять я дней на построенье храма;
В шестой — мой дух я вдунул в ком земли
И ввел во храм священника, Адама.

И ты сиял, задуманный в добре,
Мой юный мир, ковчег моей работы…
Адам, Адам: ликуя, в день субботы
Я опочил счастливо на заре.

Эдем, мой сад, мой первозданный сад!..
Адам, войди и преклони колени;
В росе светил, лучей и песнопений,
Сияй мой дом, сияй мой вертоград…

Тебе, Адаму, жертву обреку!..
Господь и Бог нисходит во пророки
В тебя вдохнуть, мой соучастник в роке,
В день торжества и радости — тоску.

И так же смерть молчала. В пустоте
Все бытия покоились. И снова
София — Мудрость, Дева, Матерь Слова,
Была в тоске, молилась о кресте…

И мрак, еще невиданный возник,
Неотразим, велик… и всюду слезы…
Здесь сон и гроб и вещий нем язык,
Здесь грань. Непознаваемый. Агнозос.

Не мне, Владыке, богоборец смелый,
Дробя престолы бурей голосов,
Речет о том, что Мудрость восскорбела
И скорби сын — творец — Яльдоваоф.

Эдем, Эдем! Вкруг алтарей нетленных
Ходите в страхе, ибо за стеной —
Чудовища, и молнии, и зной,
Провалы смерти, тления вселенных.

Вот мой закон: покорствуй, веруй, чти.
Ты — только прах, поверженный под ноги.
Я отверзаю торные дороги,
Я стерегу запретные пути.

Книгу от Иоанна
Прочтет только тот,
У кого на ладони рану
Огненный гвоздь пробьет.

Имеющий уши — слушай,
Крепко в сердце впиши
Повесть о губящем душу
Во имя горней души.

Вы, что пожали много,
Сумейте зерно смолоть:
Символ Земли и Бога —
Бог, воплощенный в плоть.

Глава III

Суета сует, сказал Еккелесиаст, суета сует и всяческая суета. Что пользы человеку от всех трудов его, которыми он трудится под солнцем? Род проходит и род приходит, земля же во веки неизменная пребывает.

Еккл. 1, 2, 5.

Путники, странствующий в пустыне народ, есть символ скитаний духа. Дерзновенные похитили из Египта Духовного пламя некоторого огня познания, который отныне пребывает с ищущим, доколе не исполнится путь странствований его духа. Этот же огонь есть дар Софии-Премудрости.

Та-Хотеп.

Я был им бич, где тернии и рвы.
Я отравил Колена ядом гостий,
Я разметал и утопил их кости
В тысячелетних шелестах травы.

Мои пески, восход мой и закат,
Сухая пыль, безводные дороги —
Привыкли жечь израненные ноги
И сыновей не возвращать назад.

Шурши, шурши над плодородным лесом,
Ползи к реке погонщика напев:
Пугливый раб не оскорбит вопросом
Владыку, оросившего посев…

Да не простится ни одна хула
На Дух Святый. Почто ж они хулили
Меня, светящего во все тела,
Ликующего одеяньем лилий.

Огонь Бытий, Бог третий, Дух Святой,
Непознанный, не по обряду чтимый!
О, темный рыбарь — и в тебе Незримый
Покоится, как в храмине пустой.

* * *

В летах исхода долгие года
К моим холмам шли смуглые народы.
Господь их вел. И расступались воды,
Шел хлебный дождь, и множились стада.

Внимайте: в мудрой и святой стране
Чужих святынь не взяли эти люди,
И лишь один на кочевом верблюде
Увез сосуды для служений Мне.

Ты, Моисей, почто дерзнул народу
Явить лицо Того, кто вечно нем;
Зачем вдали Сион и Вифлеем,
Храм Соломонов на пути исходу?

Яхве — Аз. Путники, и весь народ —
Какой ярем приял себе на выю;
Кто мной обетованного Мессию
Из рода в род в столетья понесет?

Но ты воззвал. И Я отныне — с вами.
Израиль, ты ль на струнах медных лир
Зажжешь огни, и одолеешь мир
И охранишь похищенное пламя?..

Я вечно нем. Непознанный, молчу.
Но для тебя Я таинство нарушу,
Воздвигну храм, в три дня его разрушу,
Испепелю и обреку мечу:

Вы — Богом одержимые… Отныне
Рука моя ведущая тверда;
Но день придет — и ляжет средь пустыни
Цветущий посох на мои стада.

* * *

София-Дева сердцем восскорбела
О бытии — и в тишине была.
И роза грез о мире расцвела
И утренняя даль заголубела.

В покрове белом медленно ждала,
Раскидывая в бесконечность очи,
И медленно, среди глубокой ночи,
Невестою в ладье луны плыла,

Премудрая! О Боге не молчала.
Ты вопрошала и взывала в тень.
И было утро. И за утром — день,
День первый, день творенья, день начала.

Ученики! Отныне воззову
Не львиным рыком к алтарям веселий:
Я, прокаженный, вышел из купели
Мирам вещать последнюю главу.

И слушайте, земные племена,
Все слушайте: я провозвестник Отчий:
Еще не умер в человеке зодчий,
Но храм в огне и рушится стена.

* * *

Обручаю, связываю и крещу
В Духе, во Отце и в Сыне:
Каждого ученика отныне
Я уподобил мечу.

Ибо наша мудрость одна:
Софии Храм Окрыленный.

Книга Иepapxa Гора-Аполлона
Закончена и оглашена.

НА ВЕТРУ (Париж, Современные записки, 1938)

C’est vrai que je Vous cherche
et ne Vous trou ve pas…

P.Verlaine.

«Быть может, в старости увидишь ты закат…»

Быть может, в старости увидишь ты закат
И вспомнишь тесное чужое небо,
Каштаны вдоль бульваров, зимний сад,
Глоток воды, сухую корку хлеба,

Любовь, которой не было всерьез —
(— Изгнанника печальные приметы), —
И вдруг, — как дождь, как миллионы роз,
Как чудо роз святой Елизаветы…

«Чугун, гранит. Реки глухие воды…»

Чугун, гранит. Реки глухие воды.
Конец столетья, гордый пустоцвет.
Шум сборищ, воздух споров и свободы,
Закат, еще похожий на рассвет —

Империи расцвет и увяданье,
Осенний дождь, туман и мокрый снег,
Тоска, безвыходность и состраданье —
Серебряный, и все ж великий, век.

Мы научились принимать без позы
И свет и мрак. Увы, узнали мы
Арктические белые морозы
И жаркие объятия Москвы.

Листок неведомый, листок кленовый
Вновь сорван с ветки, буря мчит его
Вдаль, в холод, в дождь, к брегам чужбины новой
Для смутного призванья своего.

Но здесь цветут блаженною весною
Каштаны вдоль бульваров, и закат
Над городской разрушенной стеною
Прекраснее былого во сто крат.

Вслед обреченной гибели Европе
Заря встает и утро свежесть льет,
И не умея думать о потопе,
Офелия, безумная, поет,

Бредет, с полузакрытыми глазами,
Над омутом… И, стоя на краю,
С отчаяньем, восторгом и слезами
Я гибель и Офелию пою.

«Сияющий огнями над Невой…»