Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах

• Название: Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах
• Автор: Ат-Тайиб Салих
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1982

Талантливый суданский прозаик всесторонне исследует в этих произведениях жизнь деревни. Если мир, изображенный в «Свадьбе Зейна», может быть назван гармоничным, то действительность «Бендер-шаха» — трагическое столкновение патриархального общества с современной цивилизацией.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Подобных субъектов не волнуют никакие проблемы, и они ничем не интересуются, кроме собственного желудка и женщин.

Да, в нашем мире нет ни справедливости, ни равенства. Мустафа Саид сказал: «Я не ищу славы, да и другие, такие, как я, ее не жаждут». Если бы он вернулся домой во всеоружии своего европейского образования, то, конечно, присоединился бы к этой волчьей стае. Все они, с их красивыми, холеными лицами, похожи на него. На приеме, устроенном в честь завершения конференции, кто-то из министров с гордостью упомянул, что Мустафа Саид был его учителем:

«Благодарю вас, вы напомнили мне о моем добром друге, с которым я был особенно близок в Лондоне. Доктор Мустафа Саид. Да, он был моим учителем еще в тысяча девятьсот двадцать восьмом году. В то время он возглавлял Ассоциацию борьбы за освобождение Африки, а я был членом исполкома. Что это был за человек! Один из самых замечательных африканцев, каких я когда-либо знал. Связи у него были поистине огромные. О боже, что это был за человек! Женщины липли к нему как мухи. И он не раз говорил в шутку: „Я освобожу Африку с помощью моего…“» И министр засмеялся так, что у него задергался кадык. Я хотел было расспросить его поподробней, но он скрылся в толпе высокопоставленных гостей…

Но теперь Мустафа Саид больше не занимал мои мысли — телеграмма Махджуба все перевернула. Когда я прочитал ответ миссис Робинсон на мое письмо, я ощутил большую радость. Но в поезде, пытаясь отвлечься, я перечитал его вторично, и оказалось, что мой интерес к нему угас.

Наши ослы неторопливо трусили по дороге. Из-под их копыт взлетали камешки.

— Почему ты молчишь? Все-таки ты домой приехал! Или ты онемел? Ну скажи хоть что-нибудь.

— Видишь ли, от чиновников моего ранга ничего не зависит. Если начальство отдает распоряжение, мы его выполняем, как же иначе? Кстати, ты ведь председатель местного комитета народно-демократической партии. Это правящая партия. Почему бы тебе самому не излить на этих господ свой гнев?

— Если бы не… — начал Махджуб виноватым тоном. — Видишь ли, не будь этой истории, так оно, наверно, и вышло бы. В тот самый день наша делегация должна была поехать в столицу провинции с просьбой о постройке большой больницы, средней школы для мальчиков, начальной — для девочек и сельскохозяйствен-ной школы, но… — тут он неожиданно умолк с расстроенным видом.

Я взглянул влево, на реку. Звуки, которые доносились оттуда, как всегда, таили в себе опасность. Затем впереди замаячили куполообразные усыпальницы. Значит, скоро мы поравняемся с кладбищем. И вновь на меня нахлынули воспоминания.

— Мы похоронили ее на рассвете, без лишнего шума, — продолжал Махджуб. — Женщинам приказали не причитать. Поминок не устраивали и никого посторонних не извещали. Потом приехали полицейские. Началось следствие. Очень неприятная история.

— Какое следствие? — растерянно спросил я.

Махджуб устремил на меня немигающий взгляд и заговорил только после долгой паузы:

— Через неделю, а точнее, через десять дней после твоего отъезда, ее отец во всеуслышание заявил, что он дал обещание Вад ар-Раису и намерен его исполнить. Короче говоря, ее с ним обручили. Отец ругал ее, бил и кричал: «Ты выйдешь за него, выйдешь! Мало ли что тебе не хочется». Я не присутствовал на церемонии. Да и вообще там почти никого не было. Разве Бакри, твой дед да Бинт Махджуб — ну, его друзья, как ты знаешь. По правде сказать, я пытался отговорить Вад ар-Раиса от этой женитьбы, но ничего не вышло. Он как обезумел. Потолковал я и с ее отцом, но тот слушать ничего не хотел. И только твердил, что не желает быть посмешищем. И без того всюду сплетничают, будто дочь не слушается его. Я посоветовал Вад ар-Раису не спешить после свадьбы, а дать ей время свыкнуться, не торопить ее. Она прожила в его доме две недели и никому не сказала ни слова. Молчала, как немая. А он совсем обезумел. Даже трудно себе представить. Сумасшедший, и только. Представляешь, кричал направо и налево, что в доме живет женщина, на которой он женат по закону аллаха и его пророка, а между тем она ему и не жена вовсе. Мы его убеждали: «Погоди, все образуется. Успокойся. Все будет хорошо».

Внезапно наши ослы заревели, и я от неожиданности чуть не свалился.

Первые два дня я расспрашивал соседей, по никто мне ничего вразумительного не сказал. Стоило хотя бы намекнуть на случившееся, как все сразу отводили взгляд, точно были соучастниками преступления.

— Почему ты бросил все свои дела и приехал? — спросила меня мать.

— А как же мальчики? — ответил я ей.

Она посмотрела на меня испытующим, проницательным взглядом и сказала:

— Мальчики? Или их мать? Что было между вами? Ведь она приходила к твоему отцу и просила: «Скажите своему сыну, пусть он на мне женится». Какая наглость, какое бесстыдство! Вот они — нынешние женщины! Не поймешь что. Но и ты тоже хорош.

И мой дед мне ничем не помог. Когда я пришел к нему, он лежал на тахте точно мертвый, таким я его еще никогда не видел. Будто источник его жизни внезапно иссяк. Я сидел с ним рядом, а он лежал и молчал. Только глубоко вздыхал время от времени, переворачивался с боку на бок и шептал: «Боже, спаси меня, спаси от проклятого шайтана». И каждый раз мое сердце болезненно сжималось, словно между мной и шайтаном была какая-то связь. Потом, много времени спустя, он пробормотал, глядя в потолок:

— Покарай их боже, покарай. Женщины — сестры шайтана. Вад ар-Раис… Вад ар-Раис…

Он разразился рыданиями. Никогда в жизни я не видел, чтобы дед плакал. А теперь он плакал. Потом утер слезы рукавом и затих. Я даже подумал, не заснул ли он. Однако несколько секунд спустя я услышал, что он бормочет:

— Да смилуется над тобой аллах, Вад ар-Раис. Да дарует он тебе прощение и будет к тебе милостив! — Помолчав, он добавил: — А какой был человек! Удивительный! А уж веселый… Всегда смеялся, а в трудные минуты не терял головы. И на просьбу никогда не отвечал отказом. Доброе у него было сердце. Пусть аллах даст ему услышать мои слова. Всему наступает конец. Такова воля божья. Да. И ведь в нашей деревне ничего подобного не случалось с той поры, как создал ее аллах. Ну и времена пошли.

Я не удержался и спросил:

— Но что же случилось?

Дед словно не слышал. Он долго перебирал четки, а потом добавил, точно говорил сам с собой:

— Одни несчастья принесло это племя. Говорил же я ему: эта женщина — проклятье божье. Оставь ее. Откажись. Не послушал. Вад ар-Раис… Вад ар-Раис…

На третий день утром я сунул в карман бутылку виски и пошел к Бинт Махджуб. Если уж она мне ничего не скажет, то никто не скажет. Бинт Махджуб отлила половину виски в пестрый кувшин и сказала:

— Видно, тебе что-то нужно. Такого зелья мы тут и не пробовали. Ну-ка, в чем дело? Говори же…

— Я хочу знать, что, собственно, произошло, но ни от кого путного слова добиться не могу… Все точно в рот воды набрали.

Она отпила из кувшина большой глоток, нахмурилась и сказала:

— Просто язык не поворачивается рассказать тебе, что сделала Бинт Махмуд. Такого здесь прежде не случалось и, наверно, никогда больше не случится.

Сдерживая нетерпение, я покорно ждал, пока содержимое кувшина не убавилось на треть. Виски не сразу подействовало на нее, но она заметно повеселела. Наконец Бинт Махджуб отодвинула кувшин и произнесла решительно:

— Ну вот и хватит. Уж очень крепкая водка у христиан, не то что наша финиковая!

Я умоляюще посмотрел на нее.

— То, что я тебе расскажу сейчас, ты ни от кого не услышишь. Все это зарыли в землю, похоронили вместе с Бинт Махмуд и бедным Вад ар-Раисом. От печальных слов во рту остается горечь.

Затем она испытующе посмотрела на меня своими смелыми глазами и сказала:

— Но, пожалуй, эти слова не очень удивят тебя. Особенно если…

Она замолчала и отвела взгляд, но я не хотел, чтобы на этом все кончилось, и поспешил сказать:

— Мне нужно узнать, что же здесь произошло. Ведь это известно в деревне всем. Да, всем, кроме меня, и я не понимаю, почему так, в чем тут дело?

Я протянул ей сигарету, и, глубоко затянувшись, она продолжала:

— Ну так вот. После вечерней молитвы, когда я уже Спала, меня вдруг разбудил какой-то шум. Слышу крик. И показалось мне, что это Бинт Махмуд кричит в доме Вад ар-Раиса. А вокруг все было тихо, точно деревня вымерла. Клянусь аллахом, я еще подумала: наконец-то! Значит, Вад ар-Раис сумел ее образумить. Ведь он, бедняга, чуть было не помешался. Каково это — две недели жить в одном доме с женщиной, которая ни слова не говорит и не дает пальцем до себя дотронуться. Прислушалась и слышу какой-то вой, иначе не скажешь. Боже милостивый, прости меня. Мне ведь смешно стало. Ну, говорю себе, все мужчины на одну колодку, и Вад ар-Раис не лучше и не хуже всех прочих. А кричат все громче. Тут слышу, в доме Бакри, рядом с домом Вад ар-Раиса, словно бы всполошились и забегали. А потом сам Бакри увещевает кого-то: «Постыдились бы! Так вопят только те, кто творит всякие скверные дела». И сразу заговорила Саида, жена Бакри: «Дочка, побереги свою честь, не срамись! Ты ведь не молоденькая невеста». А Бинт Махмуд знай кричит все громче. И вдруг все заглушил вопль Вад ар-Раиса: «Бакри! Хаджи Ахмад! Убили, убили! Люди! Спасите! Бинт Махмуд меня убила!» Тут я вскочила, набросила на себя одежду, кинулась бежать что есть мочи. Бегу мимо дома Бакри, затем Махджуба. Подбегаю я к дому Вад ар-Раиса и вижу — калитка заперта. Кричу во всю мочь. Я туда, сюда. Никто не открывает. Тут прибежал Махджуб, за ним Бакри, а потом я и считать перестала. Чувствуют все, что-то случилось, а что — не знают. Навалились разом и вышибли калитку, и вдруг раздается душераздирающий крик, да такой, что он, казалось, мог обрушить горы. Кричал Вад ар-Раис. И сразу же, словно в ответ, закричала Бинт Махмуд. Так же пронзительно. Мы вошли, то есть я, Махджуб и Бакри. Я сказала Махджубу: «В дом никого не пускай. Особенно женщин!» Махджуб вышел и распорядился, чтобы в дом никто не входил. А сам вернулся с твоим дядей Абдель-Керимом, Саидом и Ат-Тахир ар-Равваси. Твой дед тоже дома не усидел и пришел с ними. — По лицу Бинт Махджуб текли струйки пота. У нее пересохло в горле, и она пальцем показала мне на кувшин. Я принес ей воды. Она выпила, вытерла пот с лица и продолжала: — О великий аллах, прости его и будь к нему милостив! Мы нашли их обоих в маленькой комнатке, выходящей на улицу. Там горела лампа. Вад ар-Раис лежал совсем нагой, а одежда на Бинт Махмуд была вся разорвана. На циновке лужа крови. Я взяла лампу и подошла ближе. Лицо и тело Бинт Махмуд было все в ссадинах и царапинах. И живот, и бедра, и шея. Грудь прокушена насквозь. Нижняя губа разбита. На все воля божья! А Вад ар-Раис весь в ранах. Я больше десяти насчитала на животе, на груди…