Михаил Яковлевич Геллер - К началу. История Российской Империи

• Название: К началу. История Российской Империи
• Автор: Михаил Яковлевич Геллер
• Жанр: История

---

Планы и деятельность «Дмитрия», его поведение, нарушавшее чопорные нравы московского двора, не могут не напомнить другого русского царя - Петра I, правившего столетие спустя. Петр I добился международного признания своего императорского титула и стал первым официальным русским императором, но Лжедмитрий за сто лет до него потребовал для русского царя это звание. Самозванец на троне и законный русский царь проявляли одинаковый страстный интерес к Западу, побывали там, окружали себя чужеземцами, хотели просвещать народ, поощряли торговлю, заботились об армии, вели себя не так, как полагалось русским царям.

Несомненно, то, что у Лжедмитрия было лишь эскизом, неясным проявлением туманных идей и неосознанных чувств, было у Петра великой политикой. Но принимая во внимание, что Лжедмитрий оставался на троне менее года, а Петр правил четыре десятилетия, можно сказать, что история провела в образе Лжедмитрия репетицию, прежде чем вывела на сцену Петра Великого. Григорий Отрепьев был самозванцем, завоевавшим трон, Петр I был законным третьим царем из династии Романовых, но в народе Петра считали самозванцем, настолько его поведение и деятельность выпадали из нормы «великого православного царя».

Деятельность царя Дмитрия вызывала недовольство среди высшего боярства, в некоторых церковных кругах. Народ, т.е. жители Москвы, которых многое в поведении и окружении царя раздражало, сохранял веру в него. Но объективная реальность царской политики имела значительно меньшее значение, чем страсть к власти, обуревавшая вечного претендента Василия Шуйского. Он упорно и неутомимо плел сеть заговора. В начале 1606 г. заговорщики В. Шуйский, В. Голицын передали Сигизмунду III, что в Москве хотят призвать на трон сына польского короля Владислава. Проект действительно существовал, но обращение к Сигизмунду имело целью выяснить отношение короля к планам свержения Лжедмитрия, которого заговорщики считали польским ставленником. Документов, свидетельствующих о помощи Сигизмунда III заговорщикам, не найдено. Известно, однако, что король был недоволен поведением Лжедмитрия, отказавшегося удовлетворить требования короля. Кроме того, Варшава была полна слухов о подготовке московским царем похода на Польшу для захвата трона. До короля дошли сведения о том, что «Дмитрий» поддерживает связи с Николаем Збжидовским и другими противниками Сигизмунда III.

Представление о существовании серьезной «московской угрозы» выражено современным польским историком зловещей фразой: «Хмурой весной 1606 г. судьба улыбнулась нам криво и жестоко»209. Иначе говоря, убийство «Дмитрия» спасло Польшу от московского нашествия.

Финал начался въездом в Москву свадебного кортежа. 24 апреля невеста, окруженная многочисленной свитой, явилась к жениху, долго ждавшему ее. Не соглашающиеся ни в чем, историки спорят также о женских достоинствах Марины. Галантный Проспер Мериме пишет, что дочь Юрия Мнишека «выделялась своей грацией и красотой среди женщин своей страны»210. Для доказательства своего тезиса знаменитый французский писатель цитирует величайшего русского поэта Александра Пушкина, написавшего однажды: «Нет на свете царицы краше польской девицы»211. Современный русский историк, отметая поэтическое красноречие, жестоко констатирует: «Марина Мнишек не обладала ни красотой, ни женским обаянием. Живописцы, щедро оплаченные самборскими владельцами, немало постарались над тем, чтобы приукрасить ее внешность. Но и на парадном портрете лицо будущей царицы выглядело не слишком привлекательным… тщедушное тело и маленький рост очень мало отвечали тогдашним представлениям о красоте»212. Историку следовало бы добавить: русским представлениям о красоте, ибо польские и иностранные современники видели московскую - на очень короткий срок - царицу иначе.

Москву поразил не внешний облик царской невесты, но ее многочисленный, броско вооруженный кортеж. Большинство историков пишет о неприятном впечатлении настоящей чужеземной оккупации, которую производила орда иностранцев, к тому же ведущих себя как солдаты в завоеванном городе.

Свидетельства современников о пьяных жолнежах, пристававших к женщинам, разбивавших лавки, единодушны. Они расходятся, когда встает вопрос: кем же были чужеземцы? Одни пишут: поляки, другие, согласные с первыми, предпочитают говорить «ляхи», третьи называют гостей царя - «Литва». Николай Костомаров, который в 40-е годы XIX в. был членом тайного украинского Кирилло-Мефодиевского общества, за что подвергался репрессиям, пишет: «…Большая часть этих пришельцев только считались поляками, а были русские, даже православные, потому, что в то время в южных провинциях Польши не только шляхта и простолюдины, но и многие знатные паны еще не отошли от предковской веры».

Несколько модернизируя терминологию, можно сказать, что вместе с Лжедмитрием, а потом в свадебном кортеже, в Москву пришли украинцы, т.е. жители окраинных провинций Речи Посполитой и Московского государства, в своем большинстве православные. Но, как замечает Н. Костомаров, «московские люди с трудом могли признать в приезжих единоверцев и русских по разности обычаев, входивших по московским понятиям в область религии. Притом же все гости говорили или по-польски, или по-малорусски»213.

8 мая 1606 г. состоялось бракосочетание «Дмитрия» с Мариной, и подготовка к перевороту вошла в заключительную стадию. В народе активно распространялись слухи, что царь - поганый, некрещеный, потакает чужеземцам, но популярность Лжедмитрия продолжала оставаться очень высокой. Поэтому толпе, которую Василий Шуйский бросил в ночь с 16 на 17 мая на Кремль, предварительно открыв ворота тюрем, объяснили: поляки царя убивают! Лжедмитрия многократно предупреждали о готовящемся заговоре, но, как всегда в подобных случаях, жертва не верит в опасность. Мнишеку, предлагавшему принять меры безопасности, царь ответил: «Я знаю, где царствую; у меня нет врагов; я же владычествую над жизнью и смертью»214. Убеждение в неприкосновенности русского самодержца оставалась у Лжедмитрия до конца его жизни.

«Император Дмитрий Иванович, ничего не подозревавший, был зверски убит в шесть утра», - с военной лаконичностью пишет капитан Маржерет. Свое отсутствие на посту командира дворцовой охраны он объясняет болезнью. Ходили слухи, что он отвел охрану по сговору с заговорщиками. По другим слухам, значительно более правдоподобным, Василий Шуйский именем царя значительно сократил охрану. После победы заговорщиков и коронования Василия Шуйского Жак Маржерет отказался служить новому царю и уехал в родную Бургундию.

Победители надругались над телом законного царя. Труп был разрезан на части, сожжен, пеплом выстрелили из пушки. Даже память о самозванце должна была исчезнуть. Во время погрома «латинян» было много жертв с обеих сторон, ибо вооруженные гости Лжедмитрия сопротивлялись. Маржерет пишет, что было убито 1705 поляков. По другим сведениям, число жертв составило примерно 500 человек. Погибло около трехсот москвичей Заговорщики, не желая портить отношений с Речью Посполитой, поставили охрану вокруг дома, где находились послы Сигизмунда III. Как и другие спасшиеся поляки, в том числе Марина и ее отец, послы были отправлены в ссылку, где пробыли более двух лет.

После убийства царя победившие заговорщики заседали три дня, решая, кому достанется московский трон. Представитель старейшего рода Рюриковичей князь Федор Мстиславский, не участвовавший в заговоре, отказался от короны в пользу Василия Шуйского, второго по старшинству линии Рюриковичей. На трон претендовал также князь Василий Голицын, лично присутствовавший при убийстве двух царей, Федора Борисовича и Лжедмитрия, в числе кандидатов были Романовы. Трон достался Василию Шуйскому.

Цари и самозванцы
На куски разрезали, сожгли,
Пепл собрали, пушку зарядили,
С четырех застав Москвы палили
На четыре стороны земли.
Тут меня тогда же стало много…

Максимилиан Волошин

Блистательный портрет Василия Шуйского, сделанный В. Ключевским, не нуждается ни в дополнениях, ни в комментариях: «Это был пожилой, 54-летний боярин, небольшого роста, невзрачный, подслеповатый, человек неглупый, но более хитрый, чем умный, донельзя изолгавшийся и изинтриганившийся, прошедший огонь и воду, видавший и плаху и не попробовавший ее только по милости самозванца, против которого он исподтишка действовал, большой охотник до наушников и сильно побаивавшийся колдунов»215.

После смерти Федора Ивановича прошло 8 лет, а на московский трон взошел третий царь. Невиданная в московской истории быстрота ротации государей была очевидным симптомом тяжелого государственного кризиса. «Дмитрий» не нуждался для коронации в избрании, как это было с Борисом, он занял трон как законный наследник, как сын Ивана IV. Василия Шуйского полагалось выбрать царем Земским собором. Но заговорщики торопились. По описаниям летописцев, Василия привезли из Кремля на Красную площадь и на Лобном месте «выкрикнули» царем. Даже в Москве не все знали о появлении нового государя. Другие города и провинции, получив грамоты, объявившие о московском выборе и его причинах, в большинстве случаев признать Василия отказывались.