Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Учение о понятии

• Название: Учение о понятии
• Автор: Георг Вильгельм Фридрих Гегель
• Издательство: Типография М.М. Стасюлевича
• Жанр: Философия
• Год: 1916

К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)

Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:

1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);

1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).

Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу). Единственным содержательным отличием двух изданий является текст предисловий в первом томе:

1916 г.: Предисловие к русскому переводу, стр. VII – XXII;

1929 г.: От издательства, стр. VII – XI.

В переводе Н.Г. Дебольского встречаются устаревшие на сегодня слова, формы слов и обороты речи.

Особенности электронного издания:

1. Состоит из трех файлов – по числу книг в произведении. В первом файле приводятся предисловия обоих изданий. В третьем файле не приводится алфавитный указатель ко всему произведению (стр. 219 – 222 бумажного издания).

2. Текст печатается с пагинацией, номер страницы указывается в ее начале нижним индексом в фигурных скобках.

3. Весь текст приводится в современной орфографии (например, в отличие от издания 1929 г. используется твердый знак «ъ» вместо апострофа «’»). Слово «Бог» и относящиеся к нему местоимения (напр., «Он») пишутся с большой буквы. Ударение над русской буквой о передается с помощью буквы европейского алфавита ó.

4. Немецкие слова и выражения приводятся в старой орфографии печатных изданий (напр., «Seyn»).

5. Разрядка текста заменена курсивом (курсив, используемый в бумажных изданиях крайне редко, сохранен).

6. Формулы с дробями приведены к линейному виду. В качестве знака умножения используется звездочка (*).

7. Греческие слова и выражения приводятся без диакритических знаков.

8. Проверка выбранного шрифта: греческая альфа (α), буквы немецкого алфавита (äöüß).

---

О телеологической деятельности можно поэтому сказать, что в ней конец есть начало, следствие – основание, действие – причина, что она есть становление становящегося, что в ней приходит к осуществлению лишь то, что уже осуществлено, и т.д.; т.е. что вообще все определения отношений, принадлежащие к сфере рефлексии или непосредственного бытия, утратили здесь свои различения, и что то, что высказывается, как другое, как то конец, следствие, действие и т.п., в отношении цели не имеет уже определения некоторого другого, но скорее положено, как тожественное с простым понятием.

2. При ближайшем же рассмотрении продукта телеологической деятельности оказывается, что в нем цель внешня, поскольку она есть абсолютное предположение в противоположность субъективной цели, поскольку именно останавливаются на том, что целесообразная деятельность относится к объекту через средство лишь механически и вместо безразличной определенности объекта полагает другую, столь же внешнюю ему. Такая определенность, какую сообщает какому-либо объекту цель, отличается от другой, просто механической, тем, что тот момент единства, хотя оно для объекта и внешне, внутри самого себя все же не просто внешен. Объект, обнаруживающий такое единство, есть некоторое целое, относительно коего его части, его собственная внешность, безразличны; это определенное, конкретное единство, объединяющее внутри себя различенные отношения и определенности. Это единство, не могущее быть понятым из специфической природы объекта, и по определенному содержанию нечто иное, чем своеобразное содержание объекта, для самого себя есть не механическая определенность, но в {139}объекте оно еще носит механический характер. Как в этом продукте целесообразной деятельности содержание цели и содержание объекта внешни одно другому, так же относятся взаимно и в других моментах умозаключения его определения, – в приводящем к умозаключению среднем термине целесообразная деятельность и объект, служащий средством, а в субъективной цели, другом крайнем термине, бесконечная форма, как полнота понятия, и его содержание. По тому отношению, которое связывает субъективную цель и объективность в умозаключение, как одна посылка, именно отношение определенного, как средство, объекта к еще внешнему объекту, так и другая – именно отношение субъективной цели к объекту, ставшему средством, есть отношение непосредственное. Это умозаключение страдает поэтому тем недостатком формального умозаключения вообще, что отношения, из коих оно состоит, не суть сами посылки или опосредования, но что они скорее уже предполагают то заключение, средствами получения которого они должны служить.

Если мы рассмотрим одну из посылок, непосредственное отношение субъективной цели к объекту, становящемуся через то средством, то окажется, что цель не может непосредственно относиться к объекту; ибо последний есть нечто столь же непосредственное, как непосредственное другого крайнего термина, в котором цель должна быть выполнена через опосредование. Поскольку они таким образом положены, как различные, между этою объективностью и субъективною целью должно быть вставлено средство их отношения; но это средство есть также уже определенный целью объект, между объективностью которого и телеологическим определением должно быть вставлено новое средство и т.д. до бесконечности. Тем самым положен бесконечный прогресс опосредования.

То же самое имеет место относительно другой посылки, отношения средства к еще неопределенному объекту. Так как они совершенно самостоятельны, то они могут быть соединены лишь в некотором третьем и т.д. до бесконечности. Или, наоборот, так как посылки уже предполагают заключение, то последнее, будучи таковым, через эти лишь непосредственные посылки может быть лишь несовершенным. Заключение или продукт целесообразного действия есть не что иное, как некоторый определенный какою-то внешнею ему целью объект; оно есть тем самым то же, что средство. Поэтому в таком продукте самом получилось лишь некоторое средство, а не некоторая выполненная цель; или иначе – цель не достигла в нем никакой истинной объективности. Поэтому совершенно безразлично, смотреть ли на определенный внешнею целью объект, как на выполненную цель или лишь как на средство; это есть лишь относительное, внешнее самому объекту, не объективное определение. Таким образом все объекты, в коих выполняется некоторая внешняя цель, суть также лишь средства для цели. То, что должно быть употреблено для выполнения цели и по существу считаться средством, есть средство, которое по своему определению подлежит трате. Но и объект, содержащий в себе выполненную цель и долженствующий изображать собою ее объективность, есть нечто {140}преходящее; он также выполняет свою цель не путем спокойного самосохраняющегося существования, но лишь поскольку он тратится, ибо лишь постольку он соответствует единству понятия, в коем он снимает свою внешность, т.е. свою объективность. Дом, часы могут являться целями относительно употребленных для их произведения орудий; но камни, балки, или колеса, оси и т.п. образующие собою действительность цели, выполняют ее лишь через претерпеваемое им давление, через химические процессы, происходящие в них действием воздуха, света, воды или через отнятие последних от человека путем трения и т.п. Они выполняют таким образом свое назначение лишь через их употребление и использование и соответствуют тому, чем они должны быть, лишь через их отрицание. Они не соединены с целью положительно, так как они имеют в них самоопределение лишь внешним образом и суть лишь относительные цели или собственно лишь средства.

Эти цели, как указано, имеют вообще лишь ограниченное содержание; их форма есть бесконечное самоопределение понятия, которое через это содержание ограничивается, как внешняя единичность. Ограниченное содержание делает эти цели не соответствующими бесконечности понятия и нарушает его истину; такая определенность предана становлению и изменению и есть нечто преходящее уже через причастие сфере необходимости и бытия.

3. Тем самым получается тот результат, что внешняя целесообразность, будучи лишь формою телеологии, достигает собственно лишь средств, а не некоторой объективной цели, – так как субъективная цель остается внешним субъективным определением, – или, иначе, поскольку эта цель деятельна и выполняет себя, хотя бы лишь в виде некоторого средства, она еще непосредственно связана с объективностью, погружена в нее; она сама есть объект, и можно сказать, что цель постольку не достигает средства, поскольку последнее уже заранее требует выполнения цели прежде, чем она осуществится через некоторое средство.

В действительности же результат есть не только некоторое внешнее отношение цели, но его истина, внутреннее отношение цели и некоторая объективная цель. Самостоятельная относительно понятия внешность объекта, которая предполагается целью, положена в этом предположении, как несущественная видимость, а также уже снята в себе и для себя; деятельность цели есть поэтому собственно лишь изображение этой видимости и снятие ее. Как выяснилось чрез понятие, первый объект через сообщение становится средством, так как оно есть в себе полнота понятия и его определенность, которая есть не что иное, как ее внешность, лишь положенная, как внешнее, несущественное, и потому составляющая в самой цели ее собственный момент, а не нечто самостоятельное относительно него. Вследствие того определение объекта, как средства, совершенно непосредственно. Поэтому субъективная цель не нуждается ни в каком насилии или ином усилении против его, кроме усиления себя самой, чтобы он стал средством. Решение, обнаружение, это определение себя самого есть лишь положенная внешность {141}объекта, который тем самым непосредственно подчинен цели и не имеет относительно нее никакого иного определения, кроме ничтожества его бытия в себе и для себя.

Второе снятие объективности через объективность отличается от первого тем, что первое, как первое, есть цель в объективной непосредственности, и поэтому второе есть снятие не только первой непосредственности, но и того, и другого – объективного, как чего-то только положенного, и непосредственного. Отрицательность возвращается таким путем в себя саму так, что она есть равным образом восстановление объективности, но как тожественной с нею, и тем самым вместе положение объективности, как определенной лишь целью, внешней. Чрез последнее этот продукт остается, как был ранее, также средством; чрез первое он есть тожественная понятию объективность, реализованная цель, в которой та сторона, но коей она есть средство, есть реальность самой цели. В выполненной цели средство исчезает, потому что оно было лишь непосредственно подчиненная цели объективность, которая в реализованной цели есть возврат цели в саму себя; при этом далее и самое опосредование, которое есть некоторое отношение внешнего, исчезает отчасти в конкретном тожестве объективной цели, отчасти в нем же, как отвлеченном тожестве и непосредственности существования.