Йозеф Шумпетер - Капитализм, социализм и демократия

• Название: Капитализм, социализм и демократия
• Автор: Йозеф Шумпетер
• Жанр: Экономика

Впервые становится достоянием российского читателя одна из наиболее известных работ крупнейшего западного экономиста. В книге Й. Шумпетер предпринял попытку непредвзятого, объективного анализа возможностей, заложенных в противостоящих социальных системах.

Для студентов экономических и социологических факультетов, аспирантов.

---

Во-вторых, даже если достаточно определенное общее благо, такое, как максимум экономического удовлетворения в утилитаристском понимании [Сам смысл "наибольшего счастья" весьма сомнителен. Но даже если это сомнение можно было бы развеять и придать общей сумме экономического удовлетворения группы людей вполне определенное содержание, этот максимум все равно будет относиться к определенным ситуациям и оценкам, изменить которые или найти компромисс в отношении которых демократическим путем может оказаться невозможным.], оказалось как бы приемлемым для всех, это не повлекло бы столь же определенных ответов на конкретные вопросы. Здесь мнения могли бы разделиться настолько, что породили бы фундаментальные расхождения по поводу самих целей. Проблемы, связанные с сопоставлением настоящего и будущего удовлетворения и даже со сравнением социализма и капитализма, остались бы нерешенными, даже если бы каждого гражданина удалось обратить в утилитаристскую веру. "Здоровья" могут хотеть все, но у людей по-прежнему не было бы единого мнения но поводу целесообразности вакцинации или операции на сосудах. И так далее.

Утилитаристы — отцы демократической доктрины не поняли до конца значения этой аргументации, потому что никто из них серьезно не рассматривал возможности коренных изменений в экономической системе и привычках буржуазного общества. Они в общем-то недалеко ушли от миропонимания мелкого лавочника XVIII столетия.

В-третьих, как следствие двух предыдущих рассуждений, концепция воли народа или всеобщей воли, которую эти мыслители взяли на вооружение, не имеет под собой реальной почвы. Эта концепция предполагает существование однозначно определяемого общего блага, приемлемого для всех. В отличие от романтиков утилитаристы не имели понятия о полумистической, облеченной собственной волей "душе народа", о которой так много говорит историческая школа юриспруденции. Они прямодушно выводили волю народа из суммы воль индивидов. А если нет ядра, общего блага, к которому, по крайней мере в долгосрочной перспективе, тяготеют все отдельно взятые воли индивидов, мы не сможем выявить этот конкретный тип естественной общей воли. Утилитаристский центр притяжения, с одной стороны, объединяет индивидуальные воли и пытается слить их с помощью рациональной дискуссии в волю народа и, с другой стороны, возлагает на последнюю исключительное этическое значение, которое приписывается демократии классической концепцией. Эта концепция не состоит лишь в поклонении воли народа как таковой, но основывается на определенных представлениях о "естественном" объекте такой воли, выбор которого продиктован утилитаристскими соображениями. Самое существование и высшее значение такого рода "всеобщей воли" исчезают, как только исчезает понятие общего блага. Так оба столпа классической доктрины демократии рассыпаются в прах.

2. Воля народа и воля индивида

Конечно, приведенные аргументы свидетельствуют против именно данной концепции воли народа, они не мешают нам попытаться выработать другую, более реалистическую концепцию. Я не намерен ставить под сомнение ни истинность, ни важность социально-психологических фактов, которые мы имеем в виду, говоря о воле нации. Их анализ — первоначальное условие для разработки проблем, связанных с пониманием демократии. Однако лучше не настаивать на этом термине, потому что он затушевывает то обстоятельство, что, как только мы освободим понятие воли народа от утилитаристских ассоциаций, мы будем создавать не иную теорию того же самого вопроса, но теорию совершенно иной проблемы. У нас есть все основания опасаться подводных камней, которые лежат на пути тех защитников демократии, которые, принимая под давлением растущего количества доказательств факты демократического процесса, пытаются умаслить результаты этого процесса маслом из сосудов, наполненных еще в XVIII в.!

Но, хотя мы можем попробовать выделить общую волю или общественное мнение определенного рода из сложного переплетения индивидуальных и групповых ситуаций, воль, влияний, действий и реакций со стороны "демократического процесса", результат будет страдать отсутствием не только рационального единства, но и рационального обоснования.

Первое означает, что хотя с точки зрения анализа демократический процесс не просто хаотичен — для аналитика не хаотично то, что может быть в какой-то степени объяснено, — однако результаты могут иметь какой-то рациональный смысл лишь случайно — как, например, имеет смысл осуществление определенной цели или определенного идеала. Последнее означает, что поскольку такая воля более не тождественна достижению какого-либо блага, то для того, чтобы результат был достойным с этической точки зрения, необходимо опираться на безусловную веру в демократические формы правления как таковые — веру, которая в принципе не должна зависеть от желаемости результатов. Нелегко, как мы видели, встать на такую позицию. Но даже если мы это сделаем, отказ от утилитаристского общего блага оставляет нам немало трудностей и проблем.

В частности, мы по-прежнему стоим перед практической необходимостью приписывать воле индивида совершенно нереалистичную степень независимости и рациональности.

Если мы исходим из того, что воля граждан сама по себе — политический фактор, требующий уважения, то в таком случае эта воля должна прежде всего существовать.

То есть она должна быть чем-то большим, чем неопределенным набором неких импульсов, возникающих на почве заданных лозунгов и неправильных впечатлений.

Каждый должен в таком случае знать, каких взглядов он придерживается. Эта определенная воля должна проводиться в жизнь при помощи способности наблюдать и правильно интерпретировать факты, доступные всем, и критически отбирать информацию, связанную с фактами необщедоступными. Наконец, из этой определенной воли и проверенных фактов необходимо будет в соответствии с правилами логики сделать ясный и скорый вывод о том, что касается конкретных вопросов, — с такой высокой степенью эффективности, что мнение каждого отдельного человека (если оно не является явно абсурдным) будет приниматься наряду с мнением всех остальных [Это объясняет откровенно уравнительный характер и классической доктрины демократии, и широко распространенных демократических убеждений. Я далее останавливаюсь на том, как Равенство может приобрести статус этическою постулата. Как фактическая характеристика человеческой натуры постулат равенства ни в каком аспекте не может быть верным. Имея это в виду. сам этот постулат часто переформулируется в понятие "равенство возможностей". Но даже закрывая глаза на трудности, кроющиеся в толковании возможностей, такая переформулировка немного нам даст, потому что, когда речь идет об определении политического поведения, нам важны действительные, а не потенциальные возможности человека, если мы хотим, чтобы голос отдельно взятого индивида имел одинаковый вес при решении тех или иных проблем. Кроме того, следует иметь в виду, что благодаря демократической фразеологии какое бы то ни было неравенство ассоциируется с "несправедливостью". Эта ассоциация является важным элементом психологии неудачников и входит в арсенал политиков, на них опирающихся. Интереснейшим примером в этом плане был принятый в Афинах институт остракизма или, скорее, то, как его иногда использовали. Речь идет о том, что всеобщим голосованием индивид подвергался остракизму, причем необязательно под влиянием каких-то определенных причин. Иногда такая мера давала возможность умерить притязания слишком влиятельных граждан, которые претендовали на то, что они имеют больше прав, чем остальные.]. И все это образцовый гражданин должен будет делать самостоятельно, независимо от групп давления и пропаганды [Этот термин используется здесь в своем первоначальном значении, а не в том значении, которое он все чаще получаст сегодня и которое предполагает следующее определение: пропагандой является заявление, исходящее из источника, который мы не приемлем. Я думаю, что сам термин происходит от названия комитета кардиналов, рассматривающего вопросы, связанные с распространением католической веры, (congregatio de propaganda fidе). Сам по себе он не несет уничижительного оттенка и не предполагает передергивайся фактов. Можно, например, пропагандировать научный метод.

Пропагандировать означает представлять факты и аргументацию таким образом, чтобы повлиять в определенном направлении на действия или мнения людей.], так как воля и выводы, ненавязанные электорату, не согласуются с понятием демократического процесса. На вопрос о том, выполняются ли эти условия в той степени, чтобы можно было говорить о функционировании демократии, нельзя сразу ответить "да" или "нет". На него можно ответить, только дав тщательную оценку противоречивых свидетельств.