Висенте Эспинель - Жизнь Маркоса де Обрегон

• Название: Жизнь Маркоса де Обрегон
• Автор: Висенте Эспинель
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26726-2

Роман «Жизнь Маркоса де Обрегон» во многом автобиографический, принадлежит перу Висенте Эспинеля – яркой личности своего времени. Лопе де Вега называл его «отцом музыки», а великий Сервантес в своем «Путешествии на Парнас» выделил Эспинеля наряду с Франсиско Кеведо из всех испанских писателей.

---

Сказав ему это и многое другое, я отправил его домой больше со страхом, чем с любовью, или более напуганным, чем влюбленным. Доктор оделся столь поспешно, что не имел времени взглянуть на пораненное лицо своей жены, которая первое, что сделала, не одеваясь и не теряя времени, чтобы сунуть ноги в мулильи,[57] – это посмотрелась в зеркало и, увидя, что ее лицо расписано несколькими полосами, настолько огорчилась этим, что в течение многих дней не снимала с лица покрывала, а так как она была такой кроткой и нежной, то казалось, будто она носила его не по необходимости, а как наряд. Когда я мог с ней поговорить, я пришел туда, где она занималась украшением своего страшного лица, и, высказав сочувствие по поводу многих синяков, которые я на ней увидел – у людей с очень белой кожей они появляются от всякой причины, – я сказал ей, насколько мог и умел мягче:

– Что вы думаете о вашей счастливой судьбе? Ведь она была именно такой, потому что, сколько раз вы ее ни испытывали, она заботилась, чтобы замыслы не перешли в исполнение и чтобы, таким образом, ваша честь, уже готовая пасть, оставалась невредимой в столь затруднительном положении, ибо когда вы бросались в опасность с таким определенным желанием, она ставила вам столько препятствий для падения и давала столько возможностей для раскаяния. Если бы вы упали в очень глубокую реку и вышли из нее, не замочив платья, разве вы не считали бы это чудом и делом никогда не виданным? Если бы вы бросились на тысячу обнаженных шпаг и не получили раны, разве вам не показалось бы, что это дело руки Божьей? Так верьте и будьте уверены, что это было вполне очевидное проявление божественного милосердия по отношению к вашей милости и вашему супругу, так как оно избавило вас от вашей собственной воли, а самая могущественная сила, какая существует против нас, это наша собственная воля; она нас одолевает и делает рассудок своим рабом настолько, что даже не оставляет ему свободы, чтобы он мог руководиться здравым смыслом или, по крайней мере, обратиться к нему. Так как порочная воля покорила столь невинную душу, то эта воля сама, с помощью раскаяния и разума, должна вернуть ей ее свободу. Раскаяться и одуматься свойственно доблестным душам; опыт нас делает осторожными, как решимость – бесстрашными. Когда воля нас дерзко толкает на что-нибудь, дурное последствие исправляет это страхом; лучше рано раскаяться, чем поздно плакать. Пресеченное вначале зло улучшает середину и обеспечивает конец; лучше, думая об этом дурном последствии, остановиться, чем, упорствуя, надеяться, что оно будет лучшее. Счастлив тот, к кому опыт приходит раньше, чем вред. Дурные намерения, не выполненные вначале, порождают осторожность впоследствии. Кто не ошибается, тому не в чем исправляться, а кто ошибается, тому есть в чем делаться лучше, – ведь Бог счел за лучшее, чтобы зло существовало, – ибо за дурными делами следует раскаяние, – чем иметь мир без зла; так что Его величие больше проявляется в том, чтобы извлекать доброе из злого, чем сохранять мир без зла. Дай Бог, чтобы все, что ни случается дурного, имело бы такое же неудачное начало, как это, потому что зло было бы меньше вследствие таких возмездий. Ваша милость приходит в себя, ценя свою красоту наравне со своей честью; а эту беду я предотвратил и предотвращу еще больше.

Пока я все это ей говорил, по ее румяным щекам бежали капли слез столь скромных и стыдливых, что они могли бы растрогать самого жестокого палача на свете. Но, подняв разбитое лицо и осушив платком смочившую его влагу, немного приглушенным голосом она сказала мне следующее:

– Я хотела бы иметь возможность вынуть свое сердце и положить его в ваши руки, чтобы было видно действие, какое произвел на него ваш справедливый упрек, и для меня было бы некоторым облегчением моих несчастий, если бы вы поверили мне, как я поверила вам, готовая не только выслушивать совет, но и повиноваться ему и приводить его в исполнение; ведь кто слушает охотно, тот хочет исправиться. Я не говорю, что меня это происшествие совершенно не трогает, ведь жажда таких приключений коренится в душе и поэтому не может так быстро ее покинуть; но так как любовь и ненависть никогда не останавливаются на полдороге – потому что в способе зарождаться они идут по одному и тому же пути, – то и я перехожу из одной крайности в другую, так как когда я увидела, что мое лицо покрыто синяками и оскорблено тем, благодаря кому все мне оказывают столько почтения и любезности, во мне возникла смертельная ненависть к тому, кто был причиной этого. Кроме того, этой ночью, зато короткое время, когда мои глаза отдыхали, я видала во сне, будто я сорвала с дерева прекрасное и ароматное яблоко и, в то время как я сжала яблоко пальцами, из него вышло много дыма и такая большая змея, что она два раза обернулась вокруг моего тела около сердца и так сильно меня сдавила, что я подумала, что умру; и, между тем как никто из окружавших не решался избавить меня от нее, один старик подошел и убил ее лишь своей слюной, плюнув в голову змеи, которая в тот же момент упала мертвой, освободив меня, – и я пробудилась от сна. И, размышляя об этом сне, я вскоре растолковала его таким образом, что благодаря дурному началу и вашему доброму содействию я восстановила свою честь и жизнь, а мое сердце перешло от крайности любви к крайности ненависти благодаря вашим хорошим и целительным советам. Поэтому, если до сих пор вы были моим эскудеро, то впредь вы должны быть моим отцом и наставником; и если вы усмотрели во мне что-нибудь, на ваш взгляд заслуживающее одобрения, ради этого я прошу и умоляю вас не оставлять и не покидать меня ни из-за этого случая, ни на весь остаток вашей жизни, потому что любовь, какую я питаю к вам, так же велика, как и заботливость, проявленная вами к моей чести. Разочарование меня постигло раньше, чем наслаждение успело погубить меня; хотя воля была сломлена, честь осталась невредимой. Если бы желание было делом, я сочла бы свою слабость позором: тот, кто имеет мужество ухватиться, споткнувшись, будет также иметь его и для того, чтобы подняться, упавши; тот, кто раскаивается, близок к исправлению. Я не падаю духом, будучи слабой, и не пугаюсь, будучи униженной. Если во мне есть, что могло меня унизить, почему этого не найдется, чтобы поднять меня? Без совета я сдалась, но с помощью совета я освобожусь. Если я дала себя увлечь без чужого убеждения, почему я не приду в себя благодаря вашему убеждению? Чтобы упасть, я была одна, а чтобы мне подняться – нас двое, вы и я. Больной больше благодарит за лекарство, которое его вылечивает, чем за совет, который его предохраняет; я не приняла сначала вашего полезного совета и теперь отдаюсь в плен вашего лечения. Больному, который не помогает себе, лекарства не идут на пользу; но того, кто подбодряет себя и заботится о себе, все успокаивает и восстанавливает ему силы. Милосердие надо начинать с себя самой; если я не люблю себя достаточно, то какое мне дело, что меня любит кто-то помимо меня? Если я пренебрегаю здоровьем, то напрасны труды того, кто старается мне его дать; но если я хочу выздороветь, то половина дела уже сделана. Кто подчиняется наставлению, тот хочет достичь цели, и кто не возражает на упреки, тот не далек от обращения на путь истинный. Когда змея сбрасывает кожу, она хочет обновиться. Нет более верного признака появления плода, как отпадение цветка, ни больших доказательств раскаяния, как отвращение к пороку и познание разочарования. Я его знаю, отец души моей, и у меня есть желание подняться и решимость не падать вновь. Помогите мне своим советом и утешением, чтобы я пришла в себя, собрала растерянное, исправила прошлое, чтобы собралась с духом в настоящем и приготовилась к будущему.

Наказанная горьким опытом красавица собиралась говорить еще, но так как супруг постучал в дверь, то необходимо было оставить более чем приятное прощение или исправление. Вошел доктор, и она притворилась сердитой, закрыв пострадавшее, но все же прекрасное лицо и немного покапризничав притворно, чтобы он ее успокоил, что сделать ему было очень легко, так как он нежно любил ее. Он посмотрел ее лицо и огорчился гораздо больше, чем она, и, кротко попросив у нее прощения, сказал:

– Дорогая, я пущу тебе немного крови.

– Зачем нужно пускать кровь? – спросил я.

– Из-за падения, – ответил доктор.

– Так разве она упала, – спросил я, – с башни Сан Сальвадор, чтобы пускать ей кровь?

– Вы мало понимаете, – сказал доктор, – потому что от этой контузии при падении, если сдвинулись ипохондрические части[58] и почки, могло произойти непоправимое profluvium sanguinis,[59] а от ливора[60] на лице может остаться вечный шрам.

– А потом, – сказал я, – полуденный артур вступит в метафизическую окружность телесной вегетативности и кровь печени извергнется.[61]

– Что такое вы говорите, – сказал доктор, – я вас не понимаю.

– Не понимаете меня? – сказал я. – Но еще меньше ваша жена понимает вашу милость; неужели для того, чтобы сказать, что удар при падении может вызвать какое-нибудь кровоизлияние и оставить знак на лице, нужно произнести столько педантичных ученых слов, как контузия, ипохондрия, профлувиум, ливор, шрам! Приложите немного бальзама, или белой мази,[62] или сока листьев редьки и можете смеяться над всем остальным.