Любор Нидерле - Славянские древности

• Название: Славянские древности
• Автор: Любор Нидерле
• Жанр: История
• Год: 1956

Предлагаемая вниманию советского читателя книга известного чешского ученого Любора Нидерле, вышедшая новым изданием в Праге в 1953 году, представляет собой сделанное автором сжатое изложение многотомного чешского издания „Славянских древностей“. Поэтому редакция сочла возможным назвать эту книгу „Славянские древности“, а не „Руководство по славянским древностям“, как она называется в чешском оригинале.

Книга состоит из двух частей — „Истории древних славян“ и „Жизни древних славян“, — содержит много иллюстраций, основанных на документальных источниках, карту расселения восточных славян, библиографический список использованной литературы, указатели.

Рассчитана на специалистов-славяноведов, студентов высших учебных заведений и широкие круги советских читателей.

Редакция литературы по историческим наукам Заведующий редакцией канд. ист. наук И. П. СЕМИН

---

Нельзя также дать точный ответ и на вопрос, где первоначально проходила граница между обоими народами. Нынешняя территория Литвы и Латвии отделена от немцев, русских и финнов линией, протянувшейся от моря, начиная от устья Мемеля через Гольдап, Сувалки, Гродно, Друскеники на Немане, Вильнюс, Двинск (Даугавпилс), Люцин (Лудза) к Псковскому озеру и далее через Валк (Вулка) обратно к морю до Рижского залива[441]. Эта территория по сравнению с территорией, занимаемой находящимися по соседству с Литвой и Латвией немцами или славянами, незначительна. Невелико и количество населения: по статистическим данным за 1905 год в России насчитывалось немногим больше 3 миллионов литовцев и латышей. Но первоначально литовцы не были так малочисленны. Занимавшаяся ими территория простиралась когда-то на западе вплоть до Вислы (литовские пруссы), а на севере до прихода финнов (см. выше, стр. 134) — до самого Финского залива; граница, отделявшая их от праславян и прафиннов, также проходила значительно дальше от моря, чем теперь.

В 1897 году профессор Кочубинский на основании разбора топографической номенклатуры нынешней Белоруссии пытался определить территорию доисторической Литвы[442]. В его работе было отмечено много недостатков, и действительно, познания Кочубинского в старолитовском языке были недостаточны для решения столь трудной проблемы. Нельзя также не отметить, что новейшие лингвисты искали в бассейне Немана и Двины и кельтскую номенклатуру и что А. А. Шахматов даже такие наименования, как Неман, Вилия, считавшиеся раньше литовскими, рассматривал как кельтские[443].

Однако несмотря на это, можно с уверенностью сказать, что территория нынешней Белоруссии первоначально в значительной своей части была заселена литовцами, что древние литовцы проникли до Ломжского Полесья, до северной части бассейна реки Припяти и до части бассейна реки Березины и что на Двине они зашли настолько далеко на восток[444], что где-то на территории бывшей Московской губернии сталкивались с волжскими финнами, что подтверждается также многочисленными примерами сходства в литовском языке и языке волжских финнов. Даже известный Лядинский могильник у Тамбова был объявлен археологами памятником литовской культуры, что, однако, весьма сомнительно. Но, с другой стороны, несомненно, что еще в XII веке на реке Протве в Московской губернии обитал народ литовского происхождения — голядь, — видимо, представлявший собой остатки первоначальных литовских насельников этой области (см. далее), а также что еще в XIII веке литовские поселения находились у истоков Двины, Волги, на Вазузе и в части Тверской и Московской губерний[445]. Появление здесь голяди объясняется тем, что широкий клин славянской колонизации, продвигаясь вперед с большими усилиями, рассек область, занятую литовцами, и отделил их от волжских финнов.

В истории литовцы впервые появляются под именем «остиев» (Ὠστιαῖοι) у Пифия[446], если, разумеется, полагать, что и аэстии тацитовской «Германии» (с. 45) являются литовцами и что уже позднее их наименование перешло на финнов, пришедших к Финскому заливу. Такое объяснение хотя и принято, но вовсе не обязательно[447].

Птолемей в своей карте Сарматии (III, 5, 9, 10) приводит у побережья Балтийского моря большое число наименований племен, и некоторые из них, несомненно, являются литовскими. Однако мы не можем сказать, какие именно из этих наименований являются бесспорно литовскими, за исключением двух — Γαλίνδαι и Σουδινοί. Первое наименование тождественно с русской голядью и с названием области Галиндия, которая известна позднейшим историческим источникам в Восточной Пруссии, в области Мазуров. Второе наименование тождественно с названием области Судавия, расположенной по соседству с Галиндией по направлению к Сувалкам. Наконец, и Βοροῦσχοι, ошибочно помещенные Птолемеем далеко вглубь Сарматии, являются литовским племенем борусков (Пруссия — Боруссия). Зато, однако, наименование Ὀυέλται не тождественно, как это полагал Мюлленгоф, наименованию литва, а является славянским названием велеты[448].

После Птолемея прошел долгий период времени, когда о Литве не было никаких известий. Только русские летописи, в первую очередь древнейшая Киевская, дают нам описание Литвы такой, какой она была известна русам в X и XI веках. В тот период пруссы обитали у побережья Варяжского моря, занимая область, протянувшуюся на восток от нижней Вислы и Дрвенце. Далее к востоку идут собственно литовцы, на север от них и западнее Полоцка зимегола, затем на правом берегу реки Двины летьгола; южнее Рижского залива, у моря, обитало племя корсь, наконец, где-то еще, в месте, точно не установленном, племя, называемое нарова, норома (нерома)[449]. О племени голядь, локализированном на реке Протве, отделенном от остальных литовцев, я уже упоминал выше.

В позднейший период произошло дальнейшее перемещение племен и изменение их названий. Пруссы стали с XIII века исчезать, особенно после того, как они в 1283 году были окончательно порабощены. Прусский язык еще в XVI веке влачил жалкое существование, и уже в 1684 году, по свидетельству Гарткноха, не было ни одной деревни, где бы понимали по-прусски. Литва разделилась на две части: Верхнюю Литву (в области Немана и Вилии), называемую Аукштота, и Нижнюю (на запад от Невяжи) Жемайтию, по-польски — жмудь. О Галиндии и Судавии в Восточной Пруссии уже упоминалось выше. Последним значительным племенем в XIII веке являлись ятвяги (по-польски Jadzwing). Это племя известно, правда, и Киевской летописи по походу Владимира на них в 983 году, однако где обитало это племя, говорят лишь позднейшие летописи XIII века, помещающие его за реки Нарев и Бобру, в озерные области Пруссии, куда они пришли незадолго до этого со своих первоначальных поселений, находившихся дальше к востоку[450]. Таким образом, они обитали в Полесье, и нынешние русские и польские полешане (Pollexiani в польской хронике) — потомки ятвягов. Дрогичин на Буге, однако, не был их округом, как это считалось ранее. В пользу этого нет исторических доказательств, а старые археологические находки в окрестностях Дрогичина, насколько мне известно, носят славянский характер.

Глава XVIII Восточные славяне перед приходом скандинавских русов

Анты

О судьбах восточных славян перед началом новой эры мы знаем очень мало. По языковым данным можно судить о том, что славяне поддерживали тесную связь с некоторыми своими соседями (см. выше, стр. 127), однако какой характер носили эти связи, определить трудно. Правда, Я. Пейскер, исходя из нескольких языковых совпадений, характера территории и общественного уклада отдельных народов, создал теорию о жестоком рабстве, в которое с доисторических времен попеременно ввергали славян, с одной стороны, германские, с другой — тюрко-татарские (скифские) завоеватели.

Однако Я. Пейскер построил свою гипотезу всего лишь на нескольких отчасти непроверенных, отчасти ошибочных предпосылках, которые не дают оснований для столь далеко идущих выводов. И даже если допустить наличие связи между славянами и вышеупомянутыми завоевателями, а временами и набеги последних на славян, хотя и для этого нет достаточных доказательств, ничто не свидетельствует о том, что эти отношения могли превратиться в порабощение, да еще столь длительное и жестокое, как это предполагает Пейскер.

Ничего подобного в судьбах славян до нашей эры выяснить нельзя. В письменных источниках упоминается лишь, что поход Дария в Скифию в 513–512 годах до н. э. не остался без последствий для славян, ибо, как свидетельствует Геродот (IV, 105, 125), не только скифы, но и славяне-невры отступили на север. Не остался безрезультатным для них и поход бастарнов и скиров с нижней Вислы к устью Днепра, происходивший в IV или III веках до н. э.

Эти два события были единственными, которые, возможно, привели в движение значительные массы восточных славян или же какую-то их часть. Частичное распространение славян, серьезное влияние которого начиная с VI века уже видно повсюду, бесспорно, началось еще до нашей эры. Очевидно также, что это расселение происходило не без борьбы с древними насельниками занимаемых областей. Однако об этом нам ничего не известно.

Более конкретно и подробно история начинает упоминать о восточных славянах лишь с IV и последующих веков нашей эры. В этот период восточные славяне появляются в латинских и греческих источниках под именем антов (Antes, Anti, Antae, Ἄντες, Ἄνται); возникновение, история и значение этого термина и по сегодняшний день являются нерешенной проблемой для славяноведения.

О том, что славяне-анты были здесь уже в IV веке, свидетельствует упоминание об области Anthaib (т. е. область антов) в лангобардской традиции[451], а также рассказ Иордана о том, как в 376 году готский король Винитар напал на антов и после длительного сражения убил их царя Божа, его сыновей и 70 старейшин[452]. В VI веке об антах имеется уже больше сообщений, и они значительно подробнее. Иордан называет антов второй по величине и самой храброй ветвью венедов (наряду с собственно славянами) и локализует их поселения между Днестром и Днепром[453]. В то же время Прокопий помещает их на восток от Днепра, далеко за Азовским морем, отмечая при этом, что они представляют собой ряд многочисленных племен[454].