Андрей Рытов - Рыцари пятого океана

• Название: Рыцари пятого океана
• Автор: Андрей Рытов
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Военное
• Год: 1970

Книга охватывает широкий круг событий. Ее первые главы рассказывают о героизме советских летчиков-добровольцев, помогавших китайскому народу отразить нашествие японских милитаристов в 1937–1938 гг.

Основное содержание воспоминаний составляет Великая Отечественная война. А Г. Рытов прошел ее от начала до конца, занимая должности военного комиссара, заместителя командира по политчасти ряда авиационных соединений Опытный политработник, он хорошо знал людей, с которыми свела его фронтовая судьба. Среди них — видные военачальники, командиры, политработники, прославленные герои и скромные труженики аэродромов.

---

— Здорово! Душу зажигает огнем.

Песня и в самом деле брала за сердце. Ни один человек, стоявший у аппаратуры, не остался безучастным к священному гневу, к призывному голосу боевого гимна, который только что услышал.

Я позвонил Юрову, замполиту истребительного полка:

— Слышал песню, что сейчас передавали по радио?

— Нет, — удивился тот неожиданному вопросу. — А что?

— Настрой приемник и жди. Может, еще будут сегодня передавать. Сделай так, чтобы записать ее и размножить.

Потом позвонил в другие полки и попросил политработников, чтобы они непременно разучили песню с красноармейцами и командирами. Оказалось, что кое — где смекалистые радисты уже записали текст песни и ее слова были крупно выведены в боевых листках. «Священная война» облетела всю дивизию за несколько часов.

А когда по радио начали снова передавать эту песню, неожиданно прозвучала команда: «Воздух!» В небо взвилась сигнальная ракета, и дежурное подразделение, взвихрив пыль на аэродроме, поднялось в воздух. Наводчики зенитных установок прильнули к прицелам, готовясь встретить врага огнем. Техники и механики бросились в щели. Из динамиков, словно вечевой колокол, гремел призывный клич:

Вставай, страна огромная…

Вставай на смертный бой…

Этот клич удесятерял силы бойцов, наполнял их сердца отвагой, заставлял крепче сжимать в руках оружие, рождал испепеляющую ненависть к врагу. Немецким бомбардировщикам не удалось дойти до аэродрома. Истребители встретили их на дальних подступах. Два самолета были сбиты, остальные повернули обратно.

Песню сразу же приняли на вооружение во всех частях и подразделениях, и она долго сопровождала нас по трудным дорогам войны. Ее пели в тесных землянках, она звучала на лесных полянах с импровизированных сцен.

Даже Иван Логинович Федоров, не любивший на людях показывать свои чувства, пе удержался однажды и после какого‑то разбора полетов поднял руку, призывая к тишине:

— А ну, давайте «Священную войну». — И сам громким голосом запел первый куплет.

Было и после «Священной войны» создано поэтами и композиторами немало хороших песен: шуточных и лирических, боевых и с грустинкой. Их горячо приняли, они стали спутниками бойцов. Но такой, как «Свяхценная война», что родилась в самый трудный для Родины час, по — моему, не было.

На одном из совещаний политработников я особо остановился на роли песни в патриотическом воспитании воинов. Кто‑то из присутствующих иронически улыбнулся: тут, мол, война идет, а он о песнях говорит. Этим ли сейчас заниматься?

Товарищ, очевидно, не понимал, что добрая песня в бою — верная подруга. Когда человеку особенно тяжело, без нее обойтись трудно.

ГОРЬКИЕ ДНИ

27 июня из Румболо через Ригу шла колонна грузовых автомашин. Ею командовал капитан Сазонов. Прибыв к нам в штаб, он доложил, что на Московской улице и при выезде из города их обстреляли из винтовок.

— Удалось привести только четырнадцать машин, — сетовал капитан. — Остальные где‑то растерялись под огнем.

— Нельзя оставлять их в городе, — предупредил я Сазонова. — Каждая машина сейчас на вес золота. Придет ся разыскать отставший транспорт и только потом двигаться дальше.

Капитан оказался расторопным человеком. Он нашел все до единой машины и в целости довел их до пункта назначения.

Вскоре я снова уехал на аэродром Митава, к Федору Ивановичу Добышу. Он по — прежнему держал свой полк в кулаке. Каждый день организовывал вылеты на боевые задания. Несмотря на вражеские бомбардировки, ему удалось сохранить самолеты почти полностью. Сказывался опыт, полученный им в Китае и в боях с финнами. Сейчас Добыша беспокоила судьба семей однополчан, оставленных на прежнем месте дислокации части.

— Надо принимать меры, Андрей Герасимович, — тревожился командир.

— За чем же дело, Федор Иванович? Организуйте из солдат команду, выделите машины и сегодня отправьте туда, — распорядился я. — Старшим назначаю замполита 116–й авиабазы Полищука.

— Вот это деловой разговор, — удовлетворенно произнес подполковник.

Связавшись с управлением военных перевозок Рижского узла, я договорился, когда и в каком пункте будет посадка семей военнослужащих в эшелон. Потом объявил об этом летчикам и техникам. Надо было видеть, какой радостью озарились их лица. Теперь они знали, что их семьи не будут брошены на произвол судьбы, и могли с полной отдачей заниматься своими служебными делами.

С Добышем у меня давнее знакомство. Небольшого роста, подвижной, он как шарик катался по аэродрому и успевал делать все, что необходимо. В полку его уважали за твердость характера. Уж если что пообещал — слово сдержит. За усердие вознаградит, а за провинность никому спуску не даст.

После китайских событий я на время потерял его из виду. Встретились мы снова незадолго до Отечественной войны, кажется, на партийной конференции. Меня тогда избрали членом окружной партийной комиссии, и Федор Иванович подошел поздравить. С того времени Добыш мало изменился, только на лбу его пролегла глубокая складка.

— Долбят нас немецкие истребители, а мы им сдачи дать не можем, — сказал он мне, когда люди разошлись по самолетам.

— Но ведь вчера у вас, кажется, был удачный вылет?

— Да. Но здесь не Китай. Разве можно летать без сопровождения? Посмотрите, — показал он рукой на стоянку, — редкая машина пришла без пробоин.

Я хорошо понимал Федора Ивановича, но помочь ему ничем не мог. Истребителей в дивизии осталось мало. Они едва успевали отражать вражеские налеты па аэродромы и другие важные объекты.

В полку Добыша было немало опытных экипажей. К примеру, старший лейтенант Стольников, о котором я уже рассказывал. Отечественная война застала его на западных рубежах страны. В одном из вылетов самолет Стольникова был подбит зенитным огнем в районе Двинска. Довести машину на свой аэродром не было возможности. Пришлось подыскивать подходящую площадку и садиться на фюзеляж. Когда фашисты начали окружать экипаж, командир поджег самолет и через топкие болота и лесную чащобу провел своих людей к линии фронта.

— А ведь мы собирались уже писать на родину, что вы пропали без вести, — сказал Столыгакову комэска.

— Рано отпевать, война только начинается, и мы еще не одному фашисту покажем дорогу на тот свет.

Кстати говоря, Стольников прошел с боями всю войну, потом испытывал новую авиационную технику, был советником в авиации Китайской Народной Республики. Сейчас он полковник запаса, живет в Подмосковье.

Да, летчики дрались отважно, но у нас не хватало машин. И не только истребителей. Из 241–го штурмового авиационного полка политрук Новиков сообщал: «В строю остался один боевой самолет. Второй требует капитального ремонта. Остальные двадцать пять уничтожены в воздухе, потеряны на земле, во время бомбежек и при вынужденных посадках. 25 июня при выполнении боевого задания погибли три человека: капитан Бордюков, член ВКП(б); старший политрук Стаценко — тоже коммунист, заместитель командира полка по политчасти; лейтенант Ероскин, кандидат в члены ВКП(б)».

В том же донесении Новиков посчитал нужным поставить руководство дивизии в известность, что летчики вы ражают недовольство старыми машинами, не отвечающими требованиям войны. Мы понимали их правоту, однако новых самолетов у нас пока не было. Федоров, Дмитриев и я не раз звонили и писали в вышестоящие инстанции: дайте технику!

Потеря материальной части в воздушных боях и от бомбовых ударов противника по аэродромам порождала среди некоторой части летного состава уныние и ослабление дисциплины. Поговорив об этом с командиром дивизии, я решил навестить «безлошадников» — ребят, потерявших свои самолеты.

В землянке было так накурено, что в синем дыму с трудом просматривался тусклый огонек лампы — коптилки. Мой визит, видимо, оказался неожиданным. Смутившись, хозяева поспешно встали, предварительно убрав бутылку со стола.

— Зря прячете, видел, — спокойно сказал я и сел на краешек скамьи, освобожденный одним из летчиков. — По какому поводу банкет?

Все молчат, опустив головы.

— Может быть, и меня угостите? — в шутку спросил я.

— Да ведь не будете пить, — осмелел кто‑то. — Самогон.

— Самогон, конечно, не буду. А вы с какой радости пьете его?

— Обидно, товарищ полковой комиссар, — загудело вдруг несколько голосов. — Другие воюют, а мы только в небо глазеем. Хоть бы винтовки, что ли, дали, в пехоту бы пошли.

— Надо будет — ив пехоту пойдем, — говорю им. — Но пока она и без нас обходится.

— Какое там обходится. Бежит — аж пятки сверкают…

— Но — но, не тронь, — заступился кто‑то за пехоту. — Она кровью обливается, всюду, где можно, бьет фашистов, а ты сидишь и самогон распиваешь…