Иван Василенко - Суворовцы

• Название: Суворовцы
• Автор: Иван Василенко
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1945

Серия очерков о Новочеркасском Суворовском военном училище. Книга издана ещё в военный период победоносного 1945 года.

---

Но суворовцам в танцах вначале не повезло. То ли суворовцы сочли это занятие несерьезным, то ли им надоели всякие там экзерсисы, «па-марше» и «па-шассе», но только занимались они неохотно. «В движениях мальчиков, — жаловалась преподавательница танцев Лидия Николаевна, — не было и намека на ловкость и мягкость: не танцовали, а в строевом шаге кружились».

Как-то среди воспитанников разнесся слух, что политотдел собирается устроить встречу суворовцев и учениц средней школы с выступлениями художественной самодеятельности. Это всех заинтересовало. Проходя по улицам города в строю, суворовцы уголком глаз замечали, что школьницы не отрывают от них любопытных взглядов. Был даже случай, когда девочки, промчавшись мимо окон училища, ловко приклеили на стекло записку со словами: «Население города Новочеркасска горячо приветствует свою гордость — храбрых и мужественных суворовцев». Но ближе сталкиваться с этим «населением» суворовцам пока не приходилось, и понятно то волнение, с каким обе стороны готовились к встрече.

Встреча состоялась. На сцене попеременно появлялись то школьницы, то суворовцы. Пели, декламировали; десять суворовцев выбежали с клинками и отлично сплясали казачий кавалерийский танец.

Кончился концерт, отодвинули стулья к стенам — и оркестр грянул «Костю-моряка». «Но вместо того, — вспоминает помощник воспитателя-офицера Ларин, — чтобы в зале началось движение, суворовцы сбились у стены и с подозрительной внимательностью принялись рассматривать носки своих сапог. Школьницы ждали, ждали, и, не дождавшись, пошли танцовать одни». «Костю-моряка» сменил «чардаш», а после девочки закружились в вальсе. Суворовцы же все еще не выходили из неподвижности. Потеряв надежду, что любование сапогами когда-нибудь кончится, офицеры-воспитатели стали брать своих воспитанников под руку и подводить к гостям. Но «храбрые» суворовцы вырывались из рук и обращались в бегство. Вскоре они и совсем рассеялись, предоставив гостям развлекаться, как им заблагорассудится.

Горько было на душе у будущих офицеров. А тут еще подзуживания:

— Отличились, нечего сказать, — говорили офицеры-воспитатели. — Подумать только, какую ловкость проявили в бегстве. Говорят, гостьи в восторге от манер хозяев…

Каково же было удивление Лидии Николаевны, когда, явившись на другой день за пять минут до начала урока, она увидела всех учеников в полном сборе: один галантно кланялся, приглашая «даму», другой тащил партнера «на себя» и «от себя», третий кружил товарища в вальсе… И все при этом нещадно наступали друг другу на ноги.

Несказанно изумлены были и офицеры-воспитатели, когда увидели, что одна из рот, проделав четырнадцатикилометровый поход, прямо с марша перешла на «польку».

Было воскресное утро. Малышей отправили в кино. Остались только старшеклассники. Но от этого шума и движения в училище не убавилось. Наоборот, жизнь забилась еще сильнее. Дело в том, что к двенадцати часам придут гости. Опять школьницы! Сначала будет музыкальный утренник, потом танцы. Уж теперь суворовцы не оконфузятся! Они достаточно тренировались, даже натертых в походе ног не жалели. Кроме того, они дома, а дома и стены помогают. Куда ни посмотришь, всюду движутся щетки: чистят сапоги, пуговицы, кители. Чистят до блеска, до солнечного сияния, чуть не до дыр.

В углу на табуретке сидит круглолицый мальчик с капельками пота на лбу. Вчера он не успел постричься, и теперь товарищ, раздобыв у старшины машинку, стрижет его. От лба до макушки полоска выстрижена идеально, но машинка закапризничала, и «клиент» в смятении: что, если машинку не удастся наладить до прихода гостей!

Совсем иное расположение духа у его соседа по койке — подвижного мальчика с задорной улыбкой на пунцовых губах. Он уже сменил повседневную гимнастерку на парадный с золотыми галунами китель и, подхватывая то одного, то другого товарища, кружится в тесном проходе между кроватями.

Наконец, все воротнички подшиты, все пуговицы начищены и все пушинки с кителей сняты. Теперь у суворовцев новый повод для волнения: без четверти двенадцать, а гостей все еще нет: придут ли? Наиболее беспокойные задают этот вопрос офицеру-воспитателю. Тот бросает взгляд в окно и отвечает:

— Вьюги нет. Надо думать, не заблудятся.

Напрасные опасения: ровно в двенадцать в зале клуба не остается ни одного свободного места. Первые ряды суворовцы уступили гостям, сами скромно сели позади.

Проходит час, другой — и, странное дело! — о том, что так всех волновало, теперь, кажется, никто даже не вспоминает: и гости, и хозяева — все во власти музыки Глинки, которому посвящено это утро.

Музыка явилась как-бы отдыхом после перенапряжения, к которому привел «реваншистский азарт»: ко времени окончания концерта суворовцы оказались в самой подходящей «форме».

Отодвинули к стенам стулья. Оркестр заиграл полонез. «Бал» был открыт этим торжественно-грациозным танцем, которым по давней традиции открываются все «настоящие» балы.

А когда оркестр грянул «Костю-моряка», весь зал пришел в движение, и многим суворовцам нехватило «дам».

— Вы знаете, — торжествующе говорила Лидия Николаевна, — они стали даже стройнее, наши воспитанники. А походка! Вы посмотрите, какая у них легкая походка!

Всадники

По коридору бежит суворовец. В руке у него ломтик белого хлеба и два кусочка сахару. На лице — предвкушение удовольствия. Навстречу идет офицер.

— Вы куда? — спрашивает офицер, подозрительно оглядывая руку воспитанника.

Тот смущен.

— Товарищ капитан, я сыт, я вполне сыт…

— Нет, так нельзя. У вашей «Коломбины» есть свой паек. А вы не должны отрывать от себя.

— Я знаю, товарищ капитан, — виновато отвечает воспитанник, — но она так любит сахар!

Лошади — что в них особенного! Запряженные в телеги, они целыми днями возят песок, глину, доски. Чаще всего их можно видеть во дворе, у кухни. Сюда они привозят картошку, мешки с крупой, а отсюда увозят жужелицу и прочие скучные вещи.

Но однажды во двор ввели двенадцать лошадей и поставили в конюшню. О себе они давали знать лишь ржанием да стуком копыт о деревянный пол. Суворовцы насторожились. Вскоре то одну, то другую лошадь стали выводить во двор. Там их уже поджидал капитан Тимошенко, известный в училище как участник многих кавалерийских налетов на тылы врага. Тимошенко садился на лошадь и ездил по кругу. С шага лошадь переходила на рысь, с рыси на галоп. Любопытство суворовцев достигло высших пределов, когда они увидели, что по приказанию Тимошенко лошадь подогнула ноги и легла на землю. Изо дня в день обучал офицер лошадей разным диковинным приемам.

Теперь суворовцы не сомневались, что это те самые лошади, на которых они будут ездить.

Я увидел мальчиков на лошадях спустя несколько месяцев после первого урока верховой езды. Лошади с маленькими всадниками в черных шинелях и шапках-ушанках то растягивались цепочкой, то сдваивали ряды. В середине круга одни поворачивали вправо, другие влево, а затем, в определенном месте, опять съезжались, чтоб начать новую фигуру. Это было удивительно красиво, и я невольно вспомнил грациозный полонез, которым суворовцы так блеснули при встрече со школьницами.

Когда я сказал об этом Тимошенко, он ответил:

— В готовом виде оно все красиво. А сколько тут труда!

Не все суворовцы пойдут в кавалерийское училище: многие из них в мечтах о будущем несутся на самолетах, мчатся в танках, палят из дальнобойных орудий. Но каждый из них готов тысячу раз собрать и разобрать седло и проделать какую угодно кропотливую работу, лишь бы научиться ездить верхом.

Лошадей мало: на каждую приходится добрый десяток воспитанников. Но зато это уж их лошадь! И как бывает доволен суворовец, когда, вбежав в конюшню, он видит, что «Коломбина», навострив уши, поворачивает к нему свою умную голову и старается поймать его ухо своими мягкими добрыми губами: узнала, значит!

Солидарность

У суворовцев очень развито чувство солидарности.

— После вечерней самоподготовки, — рассказал мне помощник офицера-воспитателя Ларин, — я объявил отделению перерыв и ушел из класса. По возвращении застаю дежурного офицера, который «по всей форме» делает категорическое внушение группе моих воспитанников: Кораблинову, Пальчикову и К. Эти ребята являются постоянными участниками всех ротных шалостей. На этот раз дело обстояло так: самый слабосильный в классе воспитанник В. вздумал на доске попробовать свой художественный талант. Фантазии его только и хватило на то, чтобы изобразить уродливого человечка с предлинными ушами. Рисунок сам по себе не относился ни к кому, однако, К., обладая большими ушами, принял рисунок на свой счет и немедленно реагировал легким подзатыльником В. Тот возмутился и пошел в наступление на К. В это время Кораблинов, чтобы больше внести разнообразия в «аттракцион», смастерил из бинта лассо и удачно накинул его на шею расходившемуся В., а Пальчиков слегка потянул за лассо. Забыв о своем суворовском достоинстве, В. поднял рев, побежал в канцелярию и там доложил дежурному офицеру, что его бьют и душат. Так и сказал: «Бьют и душат»…