Лолита Пий - Бабл-гам

• Название: Бабл-гам
• Автор: Лолита Пий
• Издательство: Астрель: CORPUS
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-25937-1

Юная француженка Лолита Пий стала звездой в девятнадцать лет, опубликовав в престижном издательстве «Грассе» свой первый роман «Хелл». Язвительная и провокативная книга о золотой парижской молодежи вызвала острую реакцию критики и привела в восторг читателей. Последовала экранизация и огромный кассовый успех.

Сюжет «Бабл-гама», второго по счету романа Пий, — это лихо закрученная история о пути к славе в мире шоу-бизнеса. Официантка с внешностью топ-модели мечтает о карьере в кино. Судьба сводит ее со скучающим миллиардером, который решает осуществить ее мечту — на свой лад. Он затевает безумную и опасную игру, но события выходят из-под его контроля.

В прессе Лолиту Пий часто называют «литературной крестницей» Фредерика Бегбедера, который со своей стороны не упускает случая публично отметить ее талант.

---

Она угрожающе сует мне ее в нос:

— Вот эта, идиот!

— Ну ладно, ладно, — бормочу я, — я просто пытался разрядить атмосферу.

— А отец? Где мой отец?

— Отец, отец, понятия не имею, где твой отец, и скажи на милость, за два года сладкой жизни в моем обществе, а главное, за мой счет, об отце ты, кажется, особо не беспокоилась.

— Блин, я чуть не застрелилась! Дерек!

— Такова была цель, но где-то явно случилась накладка. Хотя где, собственно, могла быть накладка? Не понимаю, я все продумал. Месяц готовилась эта сцена, какое тонкое крещендо в моральном истязании, музыка, фальшивый дождь, смерть отца… Гениально, вдохновенно, само совершенство. А? Где накладка?

— Почему, Дерек?

— Почему что?

— Почему ты со мной так поступил?

— Таков был сценарий. Я следовал сценарию.

— Какому сценарию?

— Нон-сценарию, сценарию нон-фильма. Знаешь, Манон, ты не с каким-нибудь лузером два года под ручку ходила, я, представь себе, изобрел новый вид искусства. Я изобрел нон-кино, и ты точно была моей нон-музой, как я и сказал «Пари-Матч». Я не шутил.

— Дерек, ты больной, — произнесла она еле слышно.

— Да, верно, гению иногда случается балансировать на грани безумия…

— Ты не просто больной, по тебе смирительная рубашка плачет… — добавляет она чуть громче.

— Эй, на себя посмотри.

— Таких, как ты, надо в дурдоме держать! — По-моему, она повторяется, да еще и повышает голос.

— Псих несчастный! Ты мне жизнь поломал!

— Не стоит преувеличивать.

— Почему! Почему, Дерек?

Ни с того ни с сего она вдруг стреляет, наудачу, и ваза с кокаином разлетается на куски.

— Потому что… От скуки.

— От скуки… Ты от скуки поломал мне жизнь?

Она уже попросту вопит, и я подумываю позвать охрану, а вместо этого падаю на колени.

— Я знаю, дорогая, но я хотел… просто… немного кино в своей жизни… а потом, если бы ты любила меня, все было бы иначе.

— Ах, еще и я во всем виновата?

— Я хотел кого-нибудь уничтожить… так, просто чтобы посмотреть. Я считал, что это… развлечение…

— Развлечение.

— Тут я выбрал тебя. И начался нон-фильм.

— Кончай целовать мне колени, ты мне противен.

— И я влюбился в тебя и хотел все остановить, но было поздно, я уже написал сценарий. Сценарий получился идеальный, я больше не мог его править.

— Кончай целовать мне колени, я сказала.

— Единственное, что я делал, — это следовал сценарию.

— Ты мне противен, — тихо произносит она.

— Манон, умоляю, прости меня, дай мне еще один шанс, надо только начать все сначала, так, словно ничего не было: я отведу тебя к Шанель, я дам тебе главную роль в следующем фильме Каренина, настоящего Каренина, мы поженимся в Лас-Вегасе и наделаем мегафотогеничных детей, мы будем знамениты и счастливы!

— Иди в жопу.

— Ты будешь жить как в клипе… А, дорогая? Ты будешь жить в клипе, как всегда мечтала.

— Иди в жопу, я сказала!

Я получаю удар коленом в челюсть и падаю навзничь, прямо на пульт, и он включает все двадцать три хай-фай центра, и они начинают играть на максимальной громкости, и какофония возобновляется, Манон подскакивает, а я, как могу, приподнимаюсь и вытираю кровь, текущую изо рта, и говорю ей, что она получила то, чего заслуживает.

— Не поняла?

— Честное слово, ты получила лишь то, чего заслуживаешь. Ты что себе думаешь, Манон? Что я худшее, что случилось в твоей жизни?

— Выруби сейчас же эту музыку!

— Нет! — ору я. — Нет, ты так просто не отделаешься, — я продолжаю орать, поднимаясь, — ты на меня вину не сваливай! Ты врываешься сюда со своей потасканной рожей, полной обоймой и дурацкими попреками! Палишь по зеркалам и вазам! Портишь гостиничное имущество! Тычешь мне в нос своим отцом! Жизнь я ей поломал! Сидела бы в своей дыре, цыпочка! Я бы за тобой туда не поехал!

— Выруби эту гребаную музыку, Дерек!

— Ты хотела быть звездой! Ты хотела красивой жизни! Я тебе и дал красивую жизнь, но мир тебя не хотел. Тогда я изменил мир. Что, это разве не красиво? Назови мне хоть одного человека…

— Выруби музыку!

— Замолчи. Не перебивай, когда я говорю, ненавижу, когда ты перебиваешь, когда я говорю, вечно ты затыкаешь мне рот, когда я говорю, помолчи хоть раз в жизни! Так вот, я говорил, что хочу, чтобы ты назвала мне хоть одного человека на земле, который бы сделал это для тебя! Я создал целый мир для тебя, Манон, чтобы тебе в нем было хорошо! А ты говоришь, я поломал тебе жизнь! Но, цыпочка, я поломал тебе жизнь в тот день, когда решил из этого мира уйти. А если бы ты любила меня, я бы не ушел никогда.

— Дай мне пульт.

— Нет, это мой пульт. А правда, Манон, заключается в том, что ты просто дешевка из клипа.

— Неправда!

Она стреляет в колонку, и Реквием умолкает.

— Ты просто гнусная порочная девка, мелкая блядь без чести и совести! Ты бы зарезала папу с мамой, чтобы сняться в ситкоме! Ты бы переспала с Человеком-Слоном, если бы Человек-Слон был кассовым режиссером! Ты бы плеснула кислотой в лицо сестре, если бы твоя сестра прошла кастинг, а ты нет!

— У меня нет сестры!

Она стреляет в другую колонку, и валькирии прекращают полет.

— А как твой аргентинец? Хорошо тогда оттрахалась, шлюха?

— Что?

— Твой аргентинец, игрок в поло, тот, что оттянул тебя, как последнюю сучку, в своем наемном «ламборджини»?

— Да, хорошо оттрахалась, просто отлично, лучше в жизни не было, в ту ночь я орала, Дерек, я перебудила все Монако!

— Ах вот как? — Мой отвлекающий маневр сработал, потому что, пока я визжал и ругался, я добрался до кресла, куда бросил свой плащ, а в правом внутреннем кармане у меня была пушка.

— Ах вот как? Ну-ка повтори, — говорю я и вынимаю револьвер.

— У меня было три вагинальных оргазма!

— Три?

— Три.

— Неправда, — реву я, — ты фригидна!

Я стреляю в колонку, и Лу Рид умолкает.

— Я не фригидна, — отвечает она и стреляет в другую колонку, и Курт Кобейн умолкает.

— Прекрати стрелять по колонкам! — ору я и стреляю сам, рефлекторно, в ту, где играют Guns, и Guns умолкают.

— Нет, — отвечает она, сопровождая слово делом, и хор Красной армии умолкает, и поскольку шума становится куда меньше, я могу говорить, не повышая голоса.

— Знаешь, мне было очень больно, когда я узнал про аргентинца.

Она вздыхает.

— У тебя не найдется кокаина?

— Найдется, на столе, там осталась одна бровь. Левая.

Она встает на колени у стола и убирает волосы, а потом достает из кармана джинсов мятую мелкую купюру. Она сворачивает трубочку, опустив глаза, в ее жестах сквозит усталость, и мне вдруг становится бесконечно грустно.

— Хочешь купюру в пятьсот евро, у меня их полно?

— Нет, сойдет, очень мило с твоей стороны, спасибо, — отвечает она и занюхивает рот, нос и оба глаза.

— Э, ты теперь классно нюхаешь, — говорю я восхищенно.

— Спасибо, — скромно отвечает она, — привычка. У тебя не найдется чего-нибудь выпить?

Я протягиваю ей полупустой мерзавчик.

— Чертовы мерзавчики, — говорит она, — хотела бы я знать, какая сволочь их изобрела.

Потом она пьет из горлышка, а когда отставляет бутылку, смотрит на меня со странным выражением, и я вижу, что она плачет.

— Почему ты плачешь? — спрашиваю я.

— Дерек, ты хоть отдаленно представляешь себе, что значит «поломать жизнь»?

Я роюсь в памяти, но, несмотря на все усилия, ничего не могу себе представить.

— Даже отдаленного представления не имею.

— А «необратимость»?

— Это более или менее гениальный фильм.

— Дерек… ты по-прежнему валяешь дурочку?

Я не знаю, что ответить, поэтому встаю на колени рядом с ней, беру у нее из рук свернутую купюру и вдыхаю почти все волосы разом. Делаю глубокий вдох и, перед тем как взорваться, глажу Манон по волосам, и мы обмениваемся взглядом, просто взглядом, медленным, сияющим, вечным, и в этом просто взгляде есть и наша первая встреча, и ее невинность, и все призраки, что стоят между нами, и умолкший дробный стук шпилек по паркету, и очевидный смысл слов «поломать жизнь», и еще более явный, невыносимый смысл слова «необратимость», и то, что всего этого нет в сценарии, а мне в конечном счете плевать, и моя неоконченная соната, и труп рояля, и наша неоконченная история, и труп с сияющими глазами, и даже пелена слез, и то, что мы пережили вместе, и даже что-то большее, чего мы не пережили.

Она подносит руку к лицу и стирает следы кокаина, так, как если бы стерла слезу, и в ее жесте есть что-то окончательное — теперь это женщина, — а поскольку я ненавижу давать слабину перед женщиной, я опять надеваю темные очки, и Манон недоуменно смотрит на меня, а потом внезапно отворачивается, встает, устало, как дряхлая старуха. Она топчется на месте и смотрит вверх, сложив руки на пушке, так, словно молит — кого? Люстру? А потом звучат выстрелы, и мне кажется, что я умер, и она тоже, и тем лучше, но я открываю глаза, она просто стреляла наугад, наверно, чтобы разрядиться, и есть от чего, и я вижу, словно в замедленной съемке, как дверца платяного шкафа слетает с петель и с грохотом рушится на пол, а набитый до отказа шкаф начинает медленно выплевывать содержимое, и я говорю мысленно «хрен с ним», фотографии сыплются дождем вокруг нас, изящно покачиваясь между вентиляторами, и одна из них — естественно — подлетает прямо к руке Манон, и я узнаю фото из итальянского «Вог», то, первое, и Манон подбирает его, смотрит так, словно видит в первый раз, а потом сминает в руке, скорее даже растирает в порошек с нехорошим видом, не хотел бы я оказаться на месте этого фото. А потом Манон — она определенно принимает себя за что-то вроде Лары Крофт — стреляет в другой шкаф, и в те, что напротив, и три дверцы падают одна за другой, и фото летают, кружат, вращаются, воздух переполнен ими, паркет завален, я и забыл, что их столько, и Манон вертится туда-сюда, хватает их, она похожа на девочку под снегопадом, которая по глупости пытается хватать снежинки, а они тают у нее в руке, или еще на заблудившуюся дурочку, но план вовсе не плох.