Лолита Пий - Бабл-гам

• Название: Бабл-гам
• Автор: Лолита Пий
• Издательство: Астрель: CORPUS
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-25937-1

Юная француженка Лолита Пий стала звездой в девятнадцать лет, опубликовав в престижном издательстве «Грассе» свой первый роман «Хелл». Язвительная и провокативная книга о золотой парижской молодежи вызвала острую реакцию критики и привела в восторг читателей. Последовала экранизация и огромный кассовый успех.

Сюжет «Бабл-гама», второго по счету романа Пий, — это лихо закрученная история о пути к славе в мире шоу-бизнеса. Официантка с внешностью топ-модели мечтает о карьере в кино. Судьба сводит ее со скучающим миллиардером, который решает осуществить ее мечту — на свой лад. Он затевает безумную и опасную игру, но события выходят из-под его контроля.

В прессе Лолиту Пий часто называют «литературной крестницей» Фредерика Бегбедера, который со своей стороны не упускает случая публично отметить ее талант.

---

— Простите, — сказал я, — вас не слишком затруднит покинуть мою машину?

— Пошел на хер, болван, — ответил тот, — подонок, угнетатель, вампир, сосущий кровь трудового народа!

И с ревом разогнал двигатель до ста километров ровно за четыре с половиной секунды, как и полагается по рабочим параметрам.

Мои телохранители набросились на него, и он набил им морду.

С того дня мы не расставались.

— Прости, тебе уже кто-нибудь говорил, что ты чертовски похож на капитана Харлока?

Это моя соседка слева, блондинка, с ракурсами, безупречное произношение, можно подумать, что родилась во Франции.

— Я и есть капитан Харлок, цыпочка.

— Но ведь Харлока не существует?

А это ее подружка, брюнетка, с ракурсами — похоже, фотогеничность зависит от ракурса, я, наверно, фотогеничен, — безупречное произношение, тоже как будто родилась во Франции.

— Не всякому слову верь, цыпочка.

— Vat is it[10] «карпаччо»?

Наконец-то хоть одна русопятая.

— Это мясо мертвого животного, — отвечает Мирко.

— Скажите-ка, — говорю я двум франкофонкам с ракурсами, — вы где родились?

— Во Франции! — блеют они хором, и я чувствую себя круглым идиотом.

— Карпаччо is гадость, I take the[11] цыпленок!

— Цыпленок — тоже мертвое животное. Решительно, у Мирко сегодня садистское настроение.

— О, nо![12]

— Я еду в Милан на ближайший уикенд, кто-нибудь едет в Милан на ближайший уикенд?

— Vat about the[13] фуа-гра?

— Мертвечина.

— А я уезжаю. Кто-нибудь еще едет в Милан на ближайший уикенд?

— В этом меню одни мертвые животные, и сама ты в один прекрасный день тоже будешь мертвым животным, и тебя тоже съедят!

— Я тоже еду в Милан на ближайший уикенд.

Вегетарианка пулей вылетает из-за стола. Одной меньше.

— Я тоже.

— Я тоже.

— Я тоже.

— Невероятно, — изрекает еще одна девица, — мы все едем в Милан на ближайший уикенд.

— Может, из-за показа новых коллекций? — открывает рот брюнетка в очках. В ОЧКАХ?

— Ой, ну конечно из-за коллекций! Само собой, из-за них!

— Ну конечно!

— Ну конечно!

— Ну конечно!

Боже, какая скука эти обеды.

— Нет, на самом деле, по-моему, ты похож скорее на Грегори Пека. Живого, конечно.

— Я и есть Грегори Пек, цыпочка.

— Ну уж нет, неправда, — влезает брюнетка, она явно из тех, кто всегда прав. — Грегори Пек умер, я точно знаю.

— И откуда же ты точно знаешь? — спрашивает Мирко.

— Оттуда, что у меня был номер его мобильника, а теперь он недоступен.

— Я поменял номер, цыпочка, жене надоело, что ты звонишь по десять раз на дню.

— Да неужели?

— Как, ты женат? — спрашивает брюнетка в очках.

— Грегори Пек был женат, цыпочка, и если допустить, что я Грегори Пек, то, по логике, из этого следует, что я женат, но точно так же из этого может следовать и то, что я умер, поскольку Грегори Пек умер.

— Он был великий актер.

— Как, — горячится брюнетка с ракурсами, — я уже вообще ничего не понимаю! Ты кто?

— Да я и сам не знаю, цыпочка.

— Что такое «цыпочка»? — спрашивает вегетарианка, она всего лишь бегала блевать в туалет.

Мирко уже готов продолжать свои скверные шуточки, я бросаю на него злобный взгляд, и он затыкает фонтан. Вегетарианка теперь сидит рядом со мной, а я хоть и терпеть не могу свою майку «Делано», вовсе не хочу, чтобы она заблевала и ее.

Боже, какая скука эти обеды. Я замечаю в полумраке объектив фотоаппарата и опускаю голову, услышав щелчок вспышки, потом, пока принимают заказ, отключаю слух — есть у меня такое странное свойство, слышать, когда хочу, только классическую музыку (если совсем точно, Симфонию № 5 Малера), — как будто ныряю с головой в гостиничный бассейн. А потом я прикурил от купюры в пятьсот евро, нет, я не хотел никого дразнить. Просто моя зажигалка, обыкновенный «Bic» с Одри Хепберн, вместо огня плевалась жалкими искрами, а все девицы, сидящие за этим чертовым столиком, как назло, оказались некурящими. И ничего горючего в обозримом пространстве. Я порылся в карманах, вытащил первую попавшуюся бумажку, окунул ее в коньяк и поднес к моей Одри, после чего ею можно было поджечь что угодно, хоть спалить весь ресторан, если б я захотел, честно говоря, у меня мелькнула такая мысль; короче, в тот момент, когда я затушил факел в пепельнице с водой, гордый собственной изобретательностью, которая, к слову сказать, сделала бы честь настоящему homo sapiens, рядом раздалось:

— Are you mad or something?[14]

Реплика исходит от вегетарианки.

— Прошу прощения?

Нарочно делаю вид, будто не понимаю по-английски.

— Если не знаете, куда деньги девать, отдали бы их нуждающимся, — добавляет она по-русски.

И вся кипит от негодования.

— Нечего было задувать все свечи, стерва.

— Vat?

Волосы у нее посередине лба растут мысиком, и похожа она на тупое сердечко.

— Я на благотворительность спускаю в год столько, что мог бы себе купить четырнадцать «феррари», продажная тварь, — замечаю по-русски.

— Vat?

— И знаешь что, мне класть на всяких больных детей, это только чтобы поменьше платить налогов, — продолжаю, гнусный негодяй, по-английски.

— VVVVat????

— И все равно покупаю себе в год по четырнадцать «феррари»!

— Bdkhruofvkjv…

— А ты знаешь, что у тебя рожа сердечком? Да еще и тупым сердечком?

— Дура.

А потом я стал пить, и обед прошел довольно быстро. Я вообще перестал отвечать на вопросы, да их мне, прямо скажем, почти и не задавали, делал вид, что не вижу ни кривляний Мирко, ни того, как чешка делает ему минет под столом, а он подмазывает официанта, менеджера и весь персонал заведения, чтобы его оставили в покое и не мешали ловить кайф, ни кокаина, кочующего по тарелкам, я почти ничего не ел, только пол крабового салата и несколько кусочков имбиря, и девки тоже почти ничего не ели, под конец стол был заставлен нетронутой, никому не нужной едой, и меня чуть не стошнило, а потом мне пришло в голову, что на самом деле меня неотвязно преследует мысль поехать в «Нобу», и каждый раз, поднося ложку ко рту, я ожидал ощутить вкус сашими из лосося «нью-стайл» или фирменной темпуры, и каждый раз испытывал разочарование, в утешение я заказал горячее саке и забыл выпить, разговор — если это можно назвать разговором, — вращался вокруг таких тем, как мода на конверсы, дурное обращение модельных агентств с моделями, в частности, в Лондоне, кокаин, наркотик это или нет, жестокая нехватка кондиционеров во Франции, романтические комедии с Мэтью Макконахи, сумки «Марни», рак молочной железы, грязные сексуальные пристрастия политических деятелей и какой-то тип по имени Герберт, который трахнул их всех, причем дважды, брюнетка в очках завопила: «Rock is dead»,[15] — и все девки дружно, как по команде, стали рыться в сумках, извлекли свои пудреницы, пинцеты, помаду, блеск для губ, расчески, автозагары с блестками и несколько секунд усердно в полном молчании красились, а потом брюнетка поднесла правую руку к правому уху и сказала: «Okay… Okay girls… Rock is forever»,[16] и все дружно спрятали свои орудия труда и снова стали есть и трещать. Я взял немного кокаина на кончик пальца, потер себе десны и не ощутил ничего, даже легкой горечи, из кармана у пресловутой чешки торчал французский паспорт, несколько раз я замечал вспышку фотоаппарата, на улице не было ни одной машины, мне казалось, что со мной все это уже происходило, на Мирко напал тик, еще более сильный тик, чем обычно, — я был в полной паранойе. Именно в эту минуту я решил, что не стану никому бить морду, тем более бедной старушке, а доведу свою идею до конца, совершу нечто куда большее, чем простое рукоприкладство: я решил кого-нибудь уничтожить, сломать кому-нибудь жизнь, разрушить чью-то судьбу, без всякого повода и незаслуженно, выбрать невинное создание, кого-то, кто мог бы быть счастлив, кто еще не испорчен, кто всему верит, у кого вся жизнь впереди и кто полон надежд, и превратить в отребье вроде меня, кого-то, кто сейчас спит, грезит о любви, о будущем, ни на миг не подозревая, что его гибель уже предрешена мною.

И ровно в эту минуту я перестал скучать.

Глава 5 Закрытый показ

МАНОН. Сисси трахалась со всем белым светом. Я в этом никаких проблем не видела: это ее проблемы. Я ее не судила. Не презирала. Почти наоборот, на самом-то деле.

Каково жить одной — когда я говорю «жить одной», это значит, что я не только одна в квартире, это значит, что я одна с утра до вечера, с понедельника по воскресенье, и сколько бы народу ни находилось со мной в одной комнате, кто бы ни смотрел на меня, кто и что бы мне ни говорил, я одна с тех пор, как родилась на свет.

Так что я бы предпочла трахаться тоже.

Но я и не завидовала Сисси, просто питала к ней некоторое почтение: то почтение, с каким относишься к вещам, которые выше твоего понимания. Вот так взять и пойти, сразу, все равно с кем, все равно когда, да еще почти задаром. Неужто она совсем себя не уважает, если разменивается подобным образом? Интересно, что творится у нее в голове. Я надеялась, что это просто наивность, что она всякий раз считает, будто это ее последний, единственный, «мужчина ее жизни»; неужто стоит кому-нибудь похлопать ее по заду, как она уже видит себя замужем? Или разочаровалась в чувствах, утратила все иллюзии, достигла порога необратимости, когда больше ни во что не веришь и хочешь иметь лишь то, что имеешь: сомнительное удовольствие коллекционировать грубые, эгоистичные случки в незнакомой комнате, где ноги твоей больше не будет.