Буало-Нарсежак - В тесном кругу

• Название: В тесном кругу
• Автор: Буало-Нарсежак
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56433-0

Классический криминальный роман о том, как судьба зачастую безжалостно коверкает человеческую жизнь.

«В тесном кругу» — рассказ о двух сестрах, гениальной скрипачке и известной пианистке. История подарков, которые дарят друг другу состоятельные люди в тесном кругу, подарков, которые могут доставить радость и вызвать улыбку, а могут уязвить в самое сердце и причинить невыносимую боль. Роман о ненависти и изощренной мести, растянувшейся на несколько десятилетий…

---

— Что тебе от меня нужно?

— Я пришла спросить, не нужно ли чего тебе. Я собралась «на сушу».

— И тебе нужны деньги. Как всегда. Куда ты только деваешь все, что я тебе даю? Что ты с ними делаешь?

Жюли сдерживается, чтобы не крикнуть: «Забираю их у тебя».

А что еще ей с ними делать? Самое приятное — это быть такой вот пиявкой, присосавшейся к старческой скупости Глории.

— Сколько тебе надо?

— Сколько сможешь.

Потому что Жюли никогда не называет точной суммы. Это гораздо забавнее — смотреть, как Глория хмурит брови, пытаясь догадаться, на что сестра тратит деньги. Не на наряды, это точно. И не на книги. Не на драгоценности. Разве ей когда-нибудь догадаться, что для Жюли главное — просто висеть на ней, как висит гиря, всей своей тяжестью напоминая тот день, когда неподалеку от Флоренции…

— Ну хорошо. Двадцать тысяч. Хватит?

Они обе считают в сантимах. Жюли старательно изображает разочарование, а следом — смирение.

— Возьми в тумбочке.

Там всегда лежат две-три пачки на всякие непредвиденные расходы. Жюли нарочито неловко отсчитывает купюры, роняя пару-тройку на пол и кося взглядом на Глорию, которая сдерживается из последних сил, чтобы не заорать: «Как можно быть такой нескладехой!» «Спасибо!» — говорит Жюли, но таким тоном, что это означает: «Ты должна мне гораздо больше». И, напустив на себя якобы униженный вид, выходит. Эти купюры она положит туда же, где тщательно хранятся другие, — в чемодан, засунутый на верхнюю полку бельевого шкафа. Ее нисколько не смущает, что Глория уже многие десятки лет содержит ее и обеспечивает ей отнюдь не скромное существование. Для нее главное не это, а ее ежедневное мелочное вымогательство, изводящее Глорию и похожее на попрошайничество, за которое ей не может быть стыдно, потому что нельзя стыдиться того, что требуешь в качестве возмещения. Когда чемодан наполняется — а наполняется он не так уж и быстро, — она берет Мориса и они едут в банк. Там, пока Морис ждет ее в «Баре у мола», она переводит свои деньги обществу слепых. Левая рука не должна знать, что творит правая. Это особенно справедливо для того, кто лишен рук. Морис страшно гордится, когда исполняет роль ее телохранителя. Он дал ей слово, что будет молчать, а она за это выплачивает ему небольшую премию, которую он тут же обращает в редкие марки. Он собирает цветочную серию — букеты, всякие странные экзотические венчики. И делает это втайне от всех. Она в свою очередь тоже пообещала ему хранить секрет. Ей все давным-давно стало безразличным, ничто не в состоянии разволновать ее, но все же ей приятно чувствовать преданность Мориса и ощущать тепло его дружбы. В общем-то, оба они — единственные бедняки на этом острове, хоть и каждый по-своему.

Еще сигарету перед тем, как позвонить. Она прислушивается к собственному телу. Оно давит, как обычно, но боль пока не проснулась. Снимает трубку и набирает номер. На том конце слышны гудки. Никто не подходит. Наконец раздается молодой голос, наверное, это медсестра.

— Могу я поговорить с мадам Монтано? — говорит Жюли.

— Кто ее спрашивает?

— Мадемуазель Жюли Майоль, бывшая пианистка. Да… Я думаю, она должна меня помнить.

— Я сейчас узнаю. Не вешайте трубку.

Повисает долгая тишина, слушая которую Жюли старается вспомнить самые яркие детали из жизни актрисы. Во-первых, Монтано — ее сценическое имя. На самом деле ее фамилия Негрони, по мужу — Марио Негрони, автору совершенно забытого теперь «Сципиона Африканского». Может, имеет смысл намекнуть на этот фильм? Ах, и еще не забыть спросить у нее про ее сына Марко и про внука Алессандро.

Чуть дребезжащий голос старой дамы раздается в трубке неожиданно.

— Жюли? Какими судьбами?.. Откуда вы звоните?

— Сейчас объясню, но сначала скажите, как вы себя чувствуете. Я только что узнала о том, что с вами случилось, и до сих пор не могу прийти в себя!

— Сейчас уже немного лучше. Но было очень страшно.

Несмотря на возраст, на то, что она объездила весь мир и говорила на нескольких языках, она сохранила свой неаполитанский акцент, которым слегка кокетничала, словно неповторимой, только ей одной присущей улыбкой.

— Мне сейчас же захотелось узнать, как вы там, — продолжала Жюли. — В нашем возрасте такие потрясения совсем ни к чему.

— О, не будем преувеличивать. Ведь он меня не ранил. Просто я пережила страшное унижение. Вы не поверите, но этот налетчик ударил меня по лицу! В первый раз за всю мою жизнь я получила пощечину! Даже мой бедный папочка — а он никогда не отличался легким характером, особенно когда бывал в подпитии, — даже он никогда и пальцем меня не тронул.

Она смеется, как гимназистка, открывшая подружке заветную тайну, и тут же переходит к вопросам.

— Расскажите мне лучше про себя и про свою сестру. Я знаю, что в мире скрипачей у нее громкое имя, но полагаю, что больше она не выступает? Ей должно быть сейчас…

— Не мучайтесь. Ей почти сто лет.

— Как мне! — восклицает Джина. — Мне было бы приятно с ней повидаться.

— Это проще простого. Мы живем рядом с вами. Вы что-нибудь слышали о «Приюте отшельника»?

— Постойте-постойте. Это, случайно, не та самая резиденция, про которую писали в газетах?

— Именно. Сестра купила здесь дом в прошлом году, и теперь мы живем в окружении самых приятных людей. Охрана поставлена на весьма серьезном уровне. Никому из нас не угрожает никакое нападение.

— Это большая удача! Послушайте, милая Жюли, мы должны с вами встретиться и поговорить обо всем спокойно. Я знала, что сегодня что-то случится. Карты предсказали мне это еще рано утром. Вы не могли бы прийти ко мне вместе с сестрой?

— Глория не сможет. Она ничем не больна, просто никуда не выходит. Зато я, несмотря на свои руки…

— Ах, дорогая моя! А я-то даже ни о чем вас не спросила! Я так переживала, когда с вами это случилось… Извините!

«Ладно, старушка, — думает Жюли, — будет тебе играть комедию!»

— Спасибо, — говорит она. — Я довольно сносно приспособилась и с удовольствием с вами повидаюсь.

— И как можно раньше, Жюли, дорогая! Жду вас после обеда. Скажем, часика в четыре? Ах, как я рада! Целую вас!

Жюли опускает трубку. Ну вот и все. И никаких трудностей. Нельзя сказать, чтобы у нее возник какой-то определенный план, пока еще нет. Это только первый набросок — неясный и туманный, но в нем уже сквозят контуры будущего проекта. Нет, пока она не чувствует удовлетворения, разве что привычная враждебность к миру немного отпустила ее, заставив чуть оттаять сердце.

Она зовет Клариссу — передать заказ на обед. Затем звонит администратору — забронировать место на катере с двух часов до половины третьего. Она даже чувствует некоторый подъем в предвкушении того, как проведет сегодня вторую половину дня, а потому решается надеть что-нибудь из украшений. Колец она не носит с тех пор, как… Это была еще одна, дополнительная, утрата. Когда она играла, то оставляла свои кольца в отеле, а вернувшись, первым делом спешила их снова надеть: на левую руку — бриллиант, на правую — рубин. Оба кольца потерялись во время аварии. Конечно, она получила страховку, правда не без нервотрепки. У нее еще оставались колье, клипсы, серьги. По настоянию Глории она продала почти все — слишком о многом эти камни напоминали ее сестре. Она сохранила всего пять или шесть самых красивых вещиц, которые отныне держала в шкатулке, никогда не открывая ее. Но сегодня в ее жизни должно произойти нечто настолько важное, что можно позволить себе разок нарушить обет воздержания. Она выбрала тонкое золотое колье, купленное — она все еще помнит это — в Лондоне в 1922 или 1923 году. Оно все еще очень красиво, хотя совершенно вышло из моды. Раньше она застегивала его у себя на шее на ощупь, не глядя. Почему каждое воспоминание бередит одну и ту же рану? Она снова звонит Клариссе и, протягивая ей украшение, говорит:

— Застегни, пожалуйста. Можешь считать, что я спятила. Когда я была молодой, у меня было много желаний. А теперь от всех чувств осталось одно отвращение.

Она привыкла вот так разговаривать сама с собой перед Клариссой, как Кларисса привыкла молча выслушивать ее. Сейчас она ловко управляется с застежкой.

— А главное — ничего не говори Глории. Она будет надо мной смеяться, хотя сама, когда принимает гостей, обвешивается с ног до головы, и ей все кажется, что маловато на ней жемчуга… Не знаешь, новичок, ну этот толстяк, уже переехал?

— Да, мадемуазель. Вчера утром. Говорят, у него есть рояль. Я слышала, что многие недовольны из-за шума.

— А моя сестра в курсе?

— Конечно. Она-то и возмущается громче всех. Говорит, что рояль будет причинять окружающим неудобство.

— Милая моя Кларисса, меня это нисколько не удивляет. Ты просто не поняла. Неудобство — это я. Соседский рояль — не более чем предлог. Кстати, мне спагетти, только проследи, чтобы проварились как следует. Дай-ка палку. Пойду его предупрежу.