Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология

• Название: Русская поэзия Китая: Антология
• Автор: Николай Алл
• Издательство: Время
• Жанр: Поэзия
• Год: 2001
• ISBN: 5-94117-009-2

Серия «Русская зарубежная поэзия» призвана открыть читателю практически неведомый литературный материк — творчество поэтов, живших в эмигрантских регионах «русского рассеяния», раскиданных по всему миру. Китайские Харбин и Шанхай — яркое тому свидетельство. Книга включает стихи 58 поэтов, давая беспримерный портрет восточной ветви русского Зарубежья. Издание снабжено обширным справочно-библиографическим аппаратом.

---

ПИСЬМО

Мне так страстно хочется в Россию,
В западные нищие поля,
Где озера сине-голубые
Васильками смотрят из жнивья,

Где дороги в комьях желтой глины
С косогора убегают в лес
И болотистые низкие равнины
Спят под блеклым пологом небес,

Где под осень золотые нити
Паутинки в воздухе дрожат —
В Режицу, в забытый тихий Витебск,
В царственно-холодный Петроград!

Дорогая! Я, наверно, болен:
С каждым днем и часом меньше сил,
Все слабее бьются крылья воли,
Сердце словно обруч мне сдавил.

Каждый день встречаю я тоскою,
Давит слабость, как огромный груз.
Ничего-то больше я не стою,
Ни за что с охотой не возьмусь!

И когда мне бархатным молчаньем
Входит в душу злая ночь без сна,
Вижу я, что это — умиранье,
Что и жизнь мне больше не нужна.

И тогда волна тоски огромной
Заливает тихо душу мне:
Умереть хотелось бы мне дома,
Чем-то послужив родной стране!

Хоть бы раз один еще услышать
Запах яблонь рано поутру,
Увидать соломенные крыши,
Старый дом над садом, на юру,

Вновь взглянуть на русские просторы,
У колодца старого опять
Услыхать простые разговоры,
О России песню написать!

ЗА СТЕНОЙ

Воздух недвижный пропитан тяжелою влагой,
Словно чуть терпким, но приторно-сладким вином,
Хоры лягушек, с заката начавшие квакать,
Вертят гигантской трещоткой маньчжурскую ночь.

Сверху и снизу трепещут набрякшие звезды —
Капли густого, застывшего в небе огня;
Древней шаланды во тьме обрисованный остов
Мачту бескрылую к черному небу поднял.

Там, в отдаленьи, — опущены стрелами в воду,
Переливаются береговые огни,
Синий неон на веранде яхт-клуба поодаль
Пестрой циновкой на воду отсвет уронил.

Там, вдалеке — говорливый и суетный город,
С криками радио, с блеском реклам и витрин,
С жаждой сенсаций и скукой пустых разговоров,
С мерным жужжаньем тяжелых и мертвых машин.

Это все там, за горящим во тьме ожерельем
Странной тоской овевающих зыбких огней, —
Здесь же мы только вдвоем, как в неведомой келье,
В мраке и в звездах, как в призрачном царстве теней.

Мерно шуршат, опускаясь в тяжелую воду,
Легкие весла, чуть шепчет струя за кормой…
О, как легко бы навеки я сердце Вам отдал,
Если б остаться за этой хрустальной стеной!

Если бы мы никогда, никогда не пристали
К сходням непрочным у этих далеких огней,
Как бы любил я тогда без тяжелой печали,
Вечных сомнений, тревог и грошовых страстей!

Берег все ближе… И хватит наивных мечтаний:
В тридцать пять лет и поэты не прыгают в рай!
Сходни скрипят… Я сегодня скажу: «До свиданья»,
Чтоб не пугать Вас правдивым, холодным: «Прощай!»

КОРАБЛЬ

Харбинскому кафедральному Св. Николаевскому собору

Как корабль в житейском бурном море,
Верное прибежище средь бурь,
С окружающим бетоном споря,
Ты вознес свои шатры в лазурь!

Утром — словно девушка, румяный,
В кубовом затейливом платке;
Ночью — царь, короною венчанный,
В бармах и с державою в руке.

Летним днем, одетый пышным златом
Драгоценной солнечной парчи,
Ты — летящий, легкий и крылатый,
Внемля Богу, благостно молчишь.

Иль, купаясь в проливной лазури,
Умываясь пеной облаков,
Будишь ты дремоту тихих улиц
Золотым дождем колоколов!

Но промчится вихрь осенней бури,
И слетится туч седая рать —
Ты восстанешь, грозен и нахмурен,
Чтоб судить, вязать и разрешать.
…………………………………………………
Радостно, легко работал плотник,
Русый вологодский паренек;
Пели под его ногою сходни,
Лился стружек золотой поток.

А вверху шатра в рубахе белой,
Да в онучах, с лыком у колен,
С бородой от лет заиндевелой
Мастер строго резал орнамент.

Песней освящались эти стены,
Обливались золотой смолой,
Словно потом — символом священным
Всей крестьянской жизни трудовой.

Весело работать на стропилах!
С шуткой шла работа ясным днем,
Поутру же с верою и силой
Плотник осенял себя крестом.

Ясные глаза смотрели строго,
Балагуру бросит невзначай:
«Строишь церкву, строишь дом для Бога,
Так с молитвой, парень, приступай!»

Топоры покрякивали густо,
Да рубанки бегали, шурша…
В этом чуде русского искусства
Воплощалась русская душа!

И теперь, средь холода изгнанья,
Ты вознесся в плеске голубей,
Как священное обетованье
Воскресенья родины моей!

АНЬДА

А. Ф. Лаврентьевой

Равнодушно брожу по чужим городам,
Вечный странник без дома и связей,
Но в изгнанье запомнится слово — Аньда —
Этот русский пустынный оазис.

Поезд мчится в степи. Здесь куста не сыскать,
В этих желтых маньчжурских равнинах.
Тихой грустью внезапно пахнула опять
На перроне родная картина:

Русский стрелочник с выцветшим серым флажком,
Русский смазчик, бредущий с развальцей,
И с околышем красным, с блестящим жезлом
Вышел к поезду русский начальник.

На вокзале встречает нас русская речь,
Улыбаются русские лица,
Белокурый парнишка с лозою стеречь
Гонит в травы послушную птицу.

Точно в русской деревне, коровы бредут,
У ворот их хозяйки встречают,
И в любом из домов здесь пришельца зовут
К бесконечному русскому чаю.

В деревенской церковке к вечерне звонят,
Тихой грустью на улицах веет.
Да откуда-то отзвуки песни летят,
Растревожить молчанье не смея…

Ночь. В окошках мелькают вдали огоньки,
Жаркий ветер по улицам рыщет,
Из маньчжурской пустыни наносит пески
Он к могилам на русском кладбище.

Заметает с шуршанием желтый песок
Зелень, улицы, рельсы стальные;
В жарком саване пыльном заснул уголок
Прежней, грустной любимой России.

НА ПОЛУСТАНКЕ

Силуэты сиреневых гор,
Словно туч грозовых очертанья
Стерегут бесконечность молчанья,
Замыкая собою простор.

Изумрудная зелень болот
Да обрывистый берег речушки,
Чьим-то годам подводят кукушки
Бесконечный, бессмысленный счет.

За вокзалом — прозрачный родник,
Как единая бедная гордость
Дачных станций последнего сорта,
Чуть течет между листьев гнилых.

Бродят утки и свиньи. Индюк
Гордо ходит пугливым султаном,
Пчелы смехом звенят неустанным,
Небо, зелень и скука вокруг…

Переулок и лестница. В ней
Перегнив, провалились ступени;
Купы вязов причудливой тенью
Укрывают жилища людей.

У начальника вечером чай.
Тихий дождик пустых разговоров:
— Вот и дачники съедутся скоро…
Ван-то наш: перевелся в Китай!

Рельсы скупо блестят за окном,
Опустилась рука семафора,
Мчится поезд… О, Боже! Как скоро!
Сколько света, блистания в нем!

Бьется в окнах экспресса судьба,
Улыбаются женские лица,
Машинист на лету, словно птица,
Круг путевки схватил со столба.

Затихает ритмический стук,
Наступает опаловый вечер,
Вспомнить день догорающий нечем:
Небо, зелень и скука вокруг…

Не желай, не люби, не страдай,
Так проходят и весны, и зимы:
Жизнь, как поезд, проносится мимо…
У начальника вечером чай.

НОЧЬЮ