Маркус Зузак - Я — посланник

• Название: Я — посланник
• Автор: Маркус Зузак
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58432-1

Жизнь у Эда Кеннеди, что называется, не задалась. Заурядный таксист, слабый игрок в карты и совершенно никудышный сердцеед, он бы, пожалуй, так и скоротал свой век безо всякого толку в захолустном городке, если бы по воле случая не совершил героический поступок, сорвав ограбление банка.

Вот тут-то и пришлось ему сделаться посланником.

Кто его выбрал на эту роль и с какой целью? Спросите чего попроще.

Впрочем, привычка плыть по течению пригодилась Эду и здесь: он безропотно ходит от дома к дому и приносит кому пользу, а кому и вред — это уж как решит избравшая его своим орудием безымянная и безликая сила. Каждая выполненная миссия оставляет в его судьбе неизгладимый след, но приближает ли она разгадку тайны?

Впервые на русском языке! От автора знаменитого «Книжного вора»!

---

Энджи треплет ее по волосам и отбрасывает с глаз челку:

— Точно, Кейзи, и я кушаю. А теперь, — улыбается она дочке, — поиграй с братиками.

Кейзи убегает, мы с Энджи остаемся на скамейке вдвоем.

Вечер выдался теплым и влажным.

Женщина ест мороженое, а я не знаю, куда девать руки. Энджи неторопливо, тщательно облизывает то мятный шарик, то маракуйевый. Языком проталкивает их в вафлю — чтобы не вывалились и в рожке не было пусто. Очень заметно — она не хочет, чтобы рожок пустел. Энджи старается продлить удовольствие.

Поедая мороженое, Энджи наблюдает за детьми. Я их не особо интересую, а маму они окликают постоянно: в данный момент спор идет о том, кто выше подлетает на качелях.

— Они у меня молодцы, — сообщает Энджи вафельному рожку. — Не всегда, конечно, но обычно хорошо себя ведут.

Покачав головой, она продолжает:

— Я раньше была… знаете ли… девушкой без комплексов. А теперь — что ж. У меня трое детей, и я совсем одна.

Она смотрит на качели, и по лицу видно: Энджи представляет себе детскую площадку без детей. Ею тут же овладевает чувство стыда. Похоже, она постоянно себя винит. За сожаления. Ей грустно, хотя детей она очень любит, это видно.

Я понимаю: жизнь больше ей не принадлежит. Она целиком отдана детям.

Энджи смотрит на них и плачет. По крайней мере, она может позволить себе эту маленькую слабость. На губах у нее мороженое, а по щекам текут слезы.

Да, теперь все иначе. И даже мороженое не такое вкусное.

Тем не менее, поднимаясь со скамейки, Энджи благодарит меня. Спрашивает мое имя, а я отвечаю, мол, неважно.

— Ну, неправда, — возражает она. — Я хочу знать.

Приходится сдаться:

— Эд. Меня зовут Эд.

— Вот и прекрасно, — говорит она. — Теперь я знаю, кому сказать спасибо. Спасибо, Эд.

Она продолжает благодарить, но самые прекрасные слова я слышу, уже собираясь уходить. Подбегает Кейзи. Дочка повисает на руке у мамы и говорит:

— Мамочка, мамочка, в следующий раз я дам тебе откусить от моего мороженого!

Почему-то я себя чувствую грустным и опустошенным. С другой стороны, я сделал все, что мог. Мороженое для мамы. Для Энджи Каруссо.

Никогда не забуду «мятный цвет» на ее губах.

Q Кровь и ярость

Пришло время разобраться с братцами Роуз. Как я уже говорил, ребята, похоже, ни разу не попадали в серьезный переплет. Не оказывались в ситуации, когда нужно защищаться от внешнего врага. Драться между собой — сколько угодно. А что они будут делать, когда в лоб братцу даст кто-то чужой?

У меня есть их адрес.

И телефон.

В общем, я готов к спецоперации.

На следующей неделе мне опять выпадают сплошные дневные смены, так что вечерами я свободен — и хожу к их дому как на работу. Мальчишки только ругаются — не дерутся. Приходится возвращаться домой несолоно хлебавши.

На обратном пути я отмечаю про себя, где находится ближайшая телефонная будка — недалеко.

Следующие два вечера у меня рабочие, и это совсем неплохо. Братцы буквально только что не на шутку подрались, и для следующей серьезной битвы им нужно подкопить сил и злости. Я же хочу, чтобы Гейвин снова выбежал на улицу. Тогда-то я и сделаю свою неприятную, но нужную работу.

Драка случается в воскресенье вечером.

Два часа ожидания — и это наконец-то происходит. Дом вздрагивает от ударов и криков, и всхлипывающий Гейвин выкатывается наружу.

Он идет на то же место — в канаву.

Я за ним.

Моя тень подкрадывается к его ногам, мальчишка ворчит:

— Снова ты…

Я не даю ему шанса продолжить.

Мои руки протягиваются к воротнику и вздергивают Гейвина вверх.

Такое впечатление, что я стою рядом и наблюдаю за собой со стороны.

Смотрю, как заволакиваю Гейвина Роуза в кусты, валю на землю и метелю среди грязи и сухих опавших веток.

Пару раз впечатываю кулаком по скуле, безжалостно бью в солнечное сплетение.

Мальчишка плачет и скулит, моля о пощаде:

— Не убивайте меня, не убивайте, пожалуйста…

Я вижу его глаза, но избегаю встречать взгляд. Бью кулаком прямо в нос — так надежнее, теперь он не будет смотреть на меня. Гейвину больно, очень больно, но я продолжаю месить его кулаками. Мне нужно, чтобы к моему уходу он не мог сдвинуться с места.

Он боится.

И прямо-таки источает запах страха.

Запах поднимается и забивает мне ноздри.

Я прекрасно понимаю, что возмездие не за горами, но у меня нет другого выхода.

Пожалуй, сейчас самое время кое-что объяснить. Дело в том, что до случая с Эдгар-стрит я в жизни человека пальцем не тронул — во всяком случае, никогда никого не бил так, как сейчас. Мне очень неприятно делать это — и вдвойне противно, что приходится бить мальчишку гораздо слабее и младше себя. Тем не менее долг есть долг. И я продолжаю метелить Гейвина Роуза словно одержимый. Смеркается, крепчающий ветер шелестит ветвями кустов.

Парню не от кого ждать помощи.

Только от меня.

А что я могу сделать?

Гейвин получает от меня последний пинок. Теперь он точно не сможет двигаться ближайшие пять или десять минут.

Я подымаюсь, тяжело дыша.

А Гейвин Роуз — нет.

На моих руках кровь. Быстрым шагом я ухожу по улице подальше от кустов. В доме Роузов включен телевизор, его хорошо слышно.

Завернув за угол, я направляюсь к телефонной будке и обнаруживаю, что все не так просто. Там кто-то стоит и треплется.

— Да мне плевать, что она говорит! — кричит в трубку здоровенная малолетка с кольцом в пупке. — Я-то тут при чем?

Ну и что теперь делать?

Я стою и мрачно думаю: «Вали, вали отсюда, дура!»

Девица разражается новой тирадой.

«Так, даю ей одну минуту, — решаю я. — И я захожу в будку».

Она меня прекрасно видит, но ей пофиг. Демонстративно поворачивается ко мне спиной и продолжает трещать как ни в чем не бывало.

«Все. Пора», — говорю я себе и стучу по стеклу.

Она резко разворачивается и выпаливает:

— Чего тебе?

Слово и впрямь звучит как выстрел.

Я пытаюсь быть вежливым:

— Прошу прощения, но мне нужно сделать срочный звонок!

— Да пошел ты в жопу!

Похоже, девушка… э-э-э… не в настроении покидать телефонную будку.

— Слушайте! — поднимаю я руки и показываю перепачканные в крови ладони. — У меня друг в аварию попал, мне «скорую» нужно вызвать!

Она бросает в трубку:

— Кел? Ты меня слушаешь? Да, в общем, я тебе буквально через минуту перезвоню. Хорошо?

Слова про «буквально минуту» она издевательски выговаривает мне в лицо.

Девица вешает трубку и неспешно выпихивается наружу. Будка пропахла ее потом и дезодорантом. Противно, но я привычный — с вонью Швейцара все равно не сравнить.

Захлопываю за собой дверь и набираю номер.

Примерно через три гудка трубку берет Дэниэл Роуз:

— Алё!

Я тихим, вкрадчивым шепотом сообщаю:

— Слушай меня внимательно. Там у вас в конце улицы кусты растут. Пойдешь туда — увидишь братишку. Похоже, его серьезно отделали. Так что давай по-быстрому, парень!

— Кто вы такой?

Я вешаю трубку.

— Большое спасибо, — говорю я девице.

— Надеюсь, трубка в крови не перепачкана?

Милая, добрая девушка.

Заворачиваю на улицу, где живут Роузы, как раз вовремя: Дэниэл осторожно ведет брата домой. Я стою далеко, но хорошо вижу: парень поддерживает Гейвина за плечо. Теперь они действительно выглядят как братья.

Я даже представляю себе, что Дэниэл говорит: «Держись, Гейв, еще чуть-чуть осталось. Главное, дойти до дома, держись…»

Мои руки в крови. Там, в конце улицы, на траве тоже осталась кровь. Я надеюсь, эти двое наконец поймут, что им нужно делать и что — на самом деле — доказывать окружающим.

Я бы хотел все сказать открытым текстом, но не могу — нельзя. Моя задача — доставить послание. Не расшифровать его. Не объяснить. Просто доставить. Понять послание — их задача.

Мне очень хочется верить, что они поймут. Я плетусь домой — к Швейцару. Еще я очень хочу вымыться.

K Боевое крещение

Ну что ж, могу честно сказать: я собой доволен. На том большом камне были выцарапаны три имени. Уверен: я сделал все, что должен был, для каждого из этих людей.

Мы со Швейцаром выходим на прогулку — к реке, а потом вверх по течению. Туда, где выбиты на камне имена. Швейцар плетется все медленнее и медленнее — устал. Я смотрю на него с упреком: «Ну и чего ты потащился за мной? Я же предупреждал — путь длинный. А ты? Пропустил все мимо ушей, как обычно».

«Я тогда здесь подожду, хорошо?» — спрашивает он.

И ложится на траву. Потрепав его за ушами, я продолжаю путь.

Лезу на скалу. Меня переполняет гордость. Здорово вот так почувствовать разницу: в первый раз я сюда карабкался без всякой уверенности в победе. А сейчас я кто? Правильно, триумфатор.