Ине Лоренс - Ханская дочь. Любовь в неволе

• Название: Ханская дочь. Любовь в неволе
• Автор: Ине Лоренс
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1269-0

Действие этого увлекательного романа развивается на фоне реальных исторических событий петровской России и Северной войны, в которые вплетаются необычные перипетии судеб героев. Дочь татарского хана Сирин должна была выйти замуж за славного воина племени и провести всю жизнь в орде, но судьба распорядилась иначе. Девушка под видом ханского сына попадает в плен к русскому царю как заложница. Здесь ее ждут невероятные приключения, роковые испытания, верность и предательство, подвиги и смертельные опасности, и, конечно, любовь. Но она должна во что бы то ни стало сохранить свою тайну…

---

Сергей хотел было ответить, но князь успокаивающе поднял руку:

— Я знаю, что ты верен своему царю, но таких людей не следовало бы защищать. Пусть они и не выступают прямо против Петра Алексеевича, но они представляют угрозу и для армии, и для страны, вспомни о генерале Горовцеве! Я и по сей день ожидаю его армию, которая должна быть в Санкт-Петербурге еще полгода назад. Надеюсь, царю это войско понадобилось в другом месте, иначе мне придется серьезно задуматься о причинах такой нерешительности и промедления. Я понимаю, что упоминать фамилии изменников при всех ты не станешь, но надеюсь услышать их позже, с глазу на глаз!

В голосе Апраксина звенели металлические нотки, и все же Сергей отважился вступить в спор:

— Простите, ваша милость, но я и впрямь назвал их только затем, чтобы Бахадуру было чем подкрепить свои слова. Пока доказательства заговора не будут у меня в руках, прямо указать я ни на кого не могу.

Апраксин мрачно взглянул на него — казалось, еще минута, и он прикажет охране взять Тарлова под арест. Но это было бы плохой наградой за все, что сделал этот молодой капитан. Поэтому он только рассерженно проворчал:

— Ну как знаешь, Сергей Васильевич. Но не удивляйся, если царь окажется менее терпелив, чем я. Не поговорить ли нам о более приятных вещах? Этот храбрый татарин преданно помогал тебе и Бахадурову и не должен уйти без награды.

Апраксин приказал слугам принести кошелек и передал его Кицаку. Тот, развязав шнурок, с любопытством заглянул внутрь — там поблескивали новенькие золотые рубли. Никогда он не держал в руках столько денег, да и все его имущество явно оценивалось меньше. Подсчитывая монеты, Кицак размышлял, сколько лошадей он сможет купить на эти деньги. Да, он беглец, без родины и без племени, и это несколько отравляло его радость, но все же он не особенно огорчался. Калмыки Канга, да и башкиры тоже, уже предлагали ему уйти вместе с ними — их племена с радостью примут богатого и храброго воина. Еще один или два таких подарка, подумал он довольно, и он сможет купить в жены дочь хана и стать уважаемым воином в племени. В Карелии он уже награбил достаточно, чтобы считаться состоятельным человеком, и теперь подумывал, что, пожалуй, стоит еще какое-то время повоевать на стороне русских. Кицак решил, что сейчас он один держит в руках действительную награду за окончившийся поход, а Сергею и Сирин придется еще подождать, согласится ли царь на предложение Апраксина.

Офицеры и губернатор тем временем вновь принялись за водку, выпивая ее чуть ли не быстрее, чем слуги успевали подносить. Сергей держал себя в руках, помня, как презирает пьяных Бахадур. Водку он пил только тогда, когда тост не давал возможности уклониться, в остальном же ограничивался парой глотков вина.

Но его надежда таким образом расположить к себе Бахадура и завязать с ним разговор успехом не увенчалась. На все его вопросы татарин отвечал односложно, а когда Сергей поинтересовался, правда ли, что старшая жена Монгура Зейна не его мать, то и вовсе не получил ответа.

Тогда Сергей решил действовать напрямую — может быть, это поможет пробить стену неприступности, которой окружил себя маленький татарин.

— Поглядеть на тебя и Кицака, можно подумать, что твоя мать была русской. Скажи, это и есть та самая «мамочка», которую ты порой зовешь по ночам?

Бахадур побледнел, лицо его застыло. На мгновение Сергей испугался, что вот сейчас мальчик вскочит и выбежит из-за стола — вряд ли это пришлось бы Апраксину по душе. Но тут в залу ввалился грязный задыхающийся вестовой, и внимание присутствующих обратилось к нему. Он, пытаясь отдышаться, встал перед Апраксиным и протянул ему пакет:

— Наши войска проиграли битву при Головчине, но отступают, сохраняя боевой порядок, — задыхаясь выговорил он.

Более удручающего впечатления не могло бы произвести даже внезапное появление в зале драгун Любекера. Все разговоры тотчас смолкли, раскрасневшиеся от выпитого лица побледнели. Всем казалось, что повторяется трагедия под Нарвой — тогда царь потерял убитыми, ранеными и пленными больше половины войска. Уверениям курьера, что войска отступают организованно, никто не верил. Наконец Степан Раскин сказал то, что думали многие:

— Ну что ж, шведам открыта дорога на Москву. А если столица падет, то и Петербургу стоять недолго.

Он замысловато выругался и запустил в стену стаканом:

— Черт побери этих шведов! Непременно им надо испортить нам праздник.

Сергей готов был расплакаться от бессильного гнева, спасла его только дикая гордость:

— Карл может победить нас еще не раз, но последнее сражение останется за нами!

Он ловил на себе скептические взгляды, но спорить с ним никто из офицеров не осмелился, боясь навлечь на свою голову гнев Апраксина. Князь не раз уже угрожал заключить в Петропавловскую крепость тех, кто позволит себе пораженческие высказывания, и все присутствующие об этом помнили.

Меж тем Апраксин распечатал пакет и повернулся к гостям:

— Прошу простить, вынужден вас покинуть, мне необходимо срочно прочесть депешу. Шведы пока еще далеко отсюда, можете спокойно праздновать дальше, а если плохие известия испортили вам настроение — пейте, пока не свалитесь под стол. Все лучше, чем сходить с ума от страха, что Карл идет на Москву.

Смех, раздавшийся в ответ, был не слишком-то веселым. Большинство гостей так жадно потянулись к стаканам, словно собирались влить в себя столько водки, сколько успеют. Сирин собиралась ретироваться, заранее опасаясь того, что сейчас начнется, но умоляющий взгляд Сергея заставил ее повременить. Он наполнил свой стакан, но пить не стал, так и застыл, глядя невидящими глазами в пустоту:

— Ты думаешь, что узнал шведов, Бахадур, но на самом деле ты вовсе не знаешь их, по крайней мере так, как я. У нас была большая армия, победоносная и уверенная в себе, когда мы встали лагерем под Нарвой, недалеко от реки, во время жесточайшей метели шведы внезапно перешли в наступление, а мы оказались совершенно не готовы к этому. Они обрушились на нас со штыками и пиками, появились, казалось, из ниоткуда, а мы бежали, словно стадо овец при виде волка. Мужество, дружба, любовь к Отечеству — все это в тот момент не стоило ни гроша! Несколько полков доверились храбрости своих офицеров и попытались оказать сопротивление, но без прикрытия и поддержки они были обречены. Остальные спасались кто как может: взрослые мужчины, бывалые солдаты, бежали, словно дети, а шведы беспощадно кололи штыками всех встречных. Эта битва снова и снова снится мне вот уже несколько лет, поверь мне, там было страшнее, чем в аду.

Речь эта, вырвавшаяся, казалось, на одном дыхании, была только началом длинного спутанного рассказа, который Сергей вывалил на голову своего прапорщика. Он выпил, снова налил и снова выпил, левой же рукой схватил Бахадура за локоть, крепко держа его, точно опасаясь, что мальчик уйдет, оставив его в одиночестве.

Сирин чувствовала, что Сергею сейчас очень нужен кто-то, кому можно открыть все страхи и сомнения, вот если бы он еще при этом пил поменьше. Скоро речь его стала неразборчивой, он то и дело начинал смеяться, повествуя при этом о жестоких, порой отталкивающих сценах той битвы, да нет, не битвы — внезапного налета и кровавой резни.

Все чаще Сергей повторялся и под конец, казалось, забыл уже, о чем хотел сказать. Вокруг все ходили спотыкаясь, роняли голову на стол или падали со стульев и засыпали. Раскин, похоже, решил, что он у себя в спальне, и пустился в споры со слугой, который хотел помешать поручику стянуть со стола скатерть и укрыться ей вместо одеяла.

Услышав скрип двери, Сирин подняла голову — вернулся Апраксин. Князь презрительно оглядел пьяных, словно забыв, что сам дал гостям совет утопить страх и тревоги в водке. По приказу Апраксина слуги принесли ведра с холодной водой и вылили прямо на головы перепивших гостей, некоторым, впрочем, и это не помогло, но большинство все же очнулись, ругались и угрожали слугам расправой.

— Тихо! — грянул Апраксин, и голос его раскатился по зале. — Сейчас я отдам распоряжения, а с того, кто не выполнит, спущу шкуру! — Он огляделся, проверяя, кто из присутствующих слышит его. — Известия о поражении при Головчине абсолютно правдивы, однако генералам Его величества Петра Алексеевича удалось выстроить войска и отступить организованно. Государь не желает и слышать о том, чтобы открыть шведам дорогу на Москву, так что следующая битва не за горами. У нас есть все шансы на победу, мы сражаемся на своей земле, а солдатам Карла до дома далеко, еще немного, и у них начнутся проблемы со снабжением. Итак, сохраняйте спокойствие и выполняйте свой долг!

Апраксин подергал кадыком, словно желая проглотить дальнейшие слова:

— Работы в Санкт-Петербурге должны быть возобновлены и вестись как можно быстрее, особенно в крепости и на Адмиралтейских верфях. Царь верно пишет, что недалеко то время, когда нашему флоту предстоит помериться силами со шведами и отвоевать себе выход в море. Кроме того, Петр Алексеевич приказывает каждого, без кого мы можем обойтись, отправить на юг для усиления его войска, однако Любекер еще представляет для нас угрозу, и распустить гарнизон я не могу. Поэтому степные конники капитана Тарлова и три сотни драгун, которых я тоже передаю под его командование, завтра должны поспешить на помощь войскам царя. Поручики Раскин и Тиренко будут его сопровождать, даже если их утром придется привязать к седлу.