Владимир Соловьев - Современники и потомки о восстании С.Т. Разина

• Название: Современники и потомки о восстании С.Т. Разина
• Автор: Владимир Соловьев
• Издательство: Изд-во УДН
• Жанр: История
• Год: 1991
• ISBN: 5-209-00401-5

Историография крестьянской войны под предводительством С. Т. Разина неотделима от истории общественной мысли России. О том, какими представлялись события 1667–1671 гг. и их участники современникам, как воспринимали Разина и возглавленное им движение выдающиеся дореволюционные и советские историки, рассказывается в этой книге. Центральное место в ней принадлежит советской историографии восстания. Автор прослеживает, как в легендах и преданиях жил и передавался из поколения в поколение дорогой русскому сердцу образ народного бунтаря.

Для широкого круга читателей.

---

При обращении к ранней советской историографии крестьянских войн бросается в глаза то обстоятельство, что целый ряд сюжетов поначалу был заимствован из досоветской историографии. Это объясняется, с одной стороны, тем, что в период трудного и длительного перехода на новые идейно-теоретические позиции в нарождающуюся советскую историческую науку пришло немало ученых старой школы, с другой — своего рода методологической перелицовкой сочинений буржуазных историков, которая преобладала над собственно исследовательской работой. Правда, уже в начале 30-х годов научное переосмысление событий стало, как правило, сопровождаться выявлением новых источников, что, в свою очередь, имело следствием введение в научный обиход массы ранее неизвестных фактов, построение на основе обнаруженных материалов свежих, оригинальных, подчас неожиданных концепций и гипотез, многие из которых были ошибочны, несостоятельны, откровенно беспомощны, но при всем при том свидетельствовали о живом, настойчивом поиске, о беспокойном биении научной мысли. Характерно, что набор проблем, которые тогда поднимались историками, отличается большим разнообразием, чем в последующие годы, вплоть до 50-х включительно.

Во многих трудах 20 — первой половины 30-х годов воспроизводились типичные подходы дореволюционной науки. Так, Н. А. Рожков писал, что Разин и другие предводители крестьянских войн «желали возврата назад, к тем временам и порядкам отношений, которые существовали в казачестве раньше, и даже возврата к порядкам Киевской Руси с ее примитивными формами хозяйства — охотой и рыболовством, несовершенным скотоводством». Н. Ростов и В. Михайлов изображали С. Т. Разина примерно в той же манере и теми же красками, что и Н. И. Костомаров. В литературе тех лет встречалось немала фактических ошибок и неточностей. К примеру, в книге Е. Ф. Грекулова неверно утверждалось, что Разин стоял под Смоленском; Б. Н. Тихомиров неоправданно относил к городам, перешедшим к восставшим, Острогожск и Рыбное, не подозревая, что под этими названиями выступает один и тот же населенный пункт; Н. К. Лугина сообщала о помиловании властями после казни С. Т. Разина его брата и сподвижника Фрола и т. д. Нередко в тогдашних работах допускалась модернизация событий: народные движения XVII–XVIII вв. именовались революциями, повстанцы — красными, каратели — белыми и т. д. Еще не был изжит старый лексикон, и термины «разинщина», «пугачевщина» и тому подобные клише, равно как и пренебрежительное именование вождей движений «Стенькой», «Васькой», «Мишкой», широко употреблялись в публикациях тех лет[217].

Конечно, на историографии того времени лежит сильный отпечаток эпохи с ее революционной романтикой, идеологическим максимализмом и классовой бескомпромиссностью. Крайний модернизм в трактовке прошлого нашел проявление в теории «торгового капитализма» М. Н. Покровского и его последователей, в тенденции предельно революционизировать историю и, разумеется, историю России, — в первую очередь.

В Постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 г. было недвусмысленно сказано о том, как надо толковать, преподавать историю и как относиться к ней. Но декларировалось одно, а насаждалось другое. На словах осуждались схематизм, социологизм, вульгаризация в изучении истории. На деле приметами времени надолго стали догматизм, схоластика, неподвижность оценок, раз навсегда очерченный круг рассматриваемых вопросов, рассуждения в границах одних и тех же цитат из сочинений Маркса, Энгельса, Ленина, а еще чаще Сталина. Метод М. Н. Покровского был во всеуслышание заклеймен как порочный и лженаучный. Появилось новое ругательное слово — «покровщина».

Издержки и передержки известных положений работ М. Н. Покровского и его последователей очевидны, и приклеено столько ярлыков, высказано столько обвинений во всяких отступлениях от научной истины, политических грехах и извращениях марксизма, что уже не осталось места для обыкновенной, взвешенной критики. В ту пору, когда набирал силу сталинизм, вместо критики было принято публичное шельмование, вместо полемики — травля. Ученые привыкли говорить и писать не языком академических рецензий, а языком собраний и митингов тех лет. Против лиц, имеющих взгляды, отличные от официальной точки зрения, выдвигалась самые невероятные и фантастические обвинения, как это было, например, с С. Ф. Платоновым, Е. В. Тарле, А. А. Кизеветтером, С. В. Бахрушиным, В. И. Пичетой, Ю. В. Готье и др. Поэтому сегодня требуется пересмотр и переоценка научного наследия того времени. Пора отказаться при характеристике работ советских историков 20–30-х годов от практики оперировать политическими штампами и клише сталинской эпохи, как это сделано, к примеру, в «Очерках истории исторической науки в СССР» по поводу талантливого, хотя и не избежавшего определенных теоретических ошибок, исследователя С. И. Тхоржевского. Вряд ли правомерно вслед за М. Мартыновым, опубликовавшим свой отзыв о трудах С. И. Тхоржевского в 1930 г., т. е. в начале «охоты на ведьм», утверждать, что «…построения Тхоржевского зачастую были чужды марксизму», и при этом преспокойно ссылаться на того же Мартынова[218].

Между тем, если вести речь о разинском восстании, то наибольший вклад в его изучение в те годы наряду с Б. Н. Тихомировым и С. Г. Томсинским, несомненно, принадлежит именно С. И. Тхоржевскому. Его работы отличает высокая научная культура, глубина мысли, энергичное расширение круга рассматриваемых вопросов. Конечно, автор не избежал свойственного тем временам упрощенно-социологического подхода, но он присущ ему в гораздо меньшей мере, чем тому же С. Г. Томсинскому, до крайности преувеличивавшему буржуазность в развитии России XVII в.[219].

Разумеется, труды С. И. Тхоржевского далеко не безупречны, но допущенная им вульгаризация явно неадекватна той уничтожающей критике, которая прозвучала в его адрес со стороны С. Пионтковского, Б. Тихомирова или того же М. Мартынова[220]. Правда, справедливости ради нужно сказать, что были тогда и положительные отзывы[221], но не они, к сожалению, делали погоду, не они стали определяющими.

В работах С. И. Тхоржевского немало спорного. К примеру, в книге «Стенька Разин»[222] он отказывает возглавлявшим восстание донским казакам в освободительной миссии на том основании, что они, по его словам, были рабовладельцами: вели торговлю захваченными ими в плен людьми на невольничьих рынках. Здесь С. И. Тхоржевского смутило то, что не смущало, скажем, автора знаменитой «Утопии» Томаса Мора. В придуманном им идеальном и справедливейшем государстве все грязные и трудоемкие работы, как известно, исполняли рабы.

Историографию крестьянской войны в России последней трети XVII в. невозможно представить себе без талантливых работ Б. Н. Тихомирова — безвременно погибшего брата виднейшего советского историка академика М. Н. Тихомирова. Разинское движение было одним из основных направлений его исследования[223]. Он занимался проблемами источниковедения и историографии этой темы, дал очень динамичную и интересную картину событий 1667–1671 гг., пытался вскрыть основные противоречия в ходе борьбы, установить соотношение стихийного и сознательного в действиях повстанцев, соразмерить лозунги разинцев с возможностью их реализации, подробно изложил ход восстания на Слободской Украине и т. д.[224]. Увлеченность теорией «торгового капитализма» М. Н. Покровского, участником семинара которого в Комакадемии он был, конечно, не могла не наложить отпечаток на труды Б. Н. Тихомирова, но при всех его заблуждениях ему тем не менее удалось вывести изучение второй крестьянской войны в России на новый уровень и существенно углубить ее научное понимание.

На фоне репрессий и идеологического террора, грязных и разнузданных кампаний по разоблачению очередного мнимого агента мировой буржуазии постановление 1934 г., много лет считавшееся поворотным в развитии исторической науки и именно в таком плане освещавшееся в историографии[225], представляется не менее формальным и догматическим документом, чем сталинская конституция. Но, хотя курс гражданской истории и подгонялся под историю ВКП(б), а преподавание истории было политизировано и утилизировано до предела, если не до абсурда, после постановления партии и правительства 1934 г. наблюдается заметное оживление исторических исследований, открываются истфаки, выходят монографии, часть из которых и сегодня далеко не во всем морально устарела. Но таких, увы, меньшинство.

Отличительная черта литературы о разинском восстании 30-х годов — преобладание научно-популярных работ, изданий и брошюр для массового читателя. К их числу можно отнести книги Н. М. Дружинина, Е. В. Георгиевской-Дружининой, М. В. Нечкиной, 3. И. Михайловичевой[226]. Проявлением народной борьбы на местах посвящены исследования Д. Е. Кравцова, Г. С. Губайдуллина и др.[227]. Как правило, они основаны на свежих архивных находках и содержат немало новых данных. Так, Д. Е. Кравцов значительно расширяет круг сведений о вспышках социального протеста на Украине накануне крестьянской войны, проливает свет на взаимоотношения С. Т. Разина и гетмана П. Дорошенко, на совместные действия донских и запорожских казаков. Он даже приходит к выводу, что трудно определить, где следует искать начало разинского движения и его застрельщиков — на Дону или в Запорожской Сечи, поставляет этот вопрос открытым[228].