Владимир Соловьев - Современники и потомки о восстании С.Т. Разина

• Название: Современники и потомки о восстании С.Т. Разина
• Автор: Владимир Соловьев
• Издательство: Изд-во УДН
• Жанр: История
• Год: 1991
• ISBN: 5-209-00401-5

Историография крестьянской войны под предводительством С. Т. Разина неотделима от истории общественной мысли России. О том, какими представлялись события 1667–1671 гг. и их участники современникам, как воспринимали Разина и возглавленное им движение выдающиеся дореволюционные и советские историки, рассказывается в этой книге. Центральное место в ней принадлежит советской историографии восстания. Автор прослеживает, как в легендах и преданиях жил и передавался из поколения в поколение дорогой русскому сердцу образ народного бунтаря.

Для широкого круга читателей.

---

Отказывая С. Т. Разину в качествах большого лидера, К. Валишевский столь же невысокого мнения и о его полководческих способностях на том основании, что он был совершенно бессилен перед так называемым правильным боем[339].

Таким образом, К. Валишевский не только приписывает С. Т. Разину поистине роковую роль в событиях крестьянской войны, но и пытается даже низвести его до уровня банального и незадачливого разбойника. Однако противореча своей собственной позиции, К. Валишевский в другом месте, в заключительной части главы, фактически сводит основной смысл народного движения в России на рубеже 60–70-х годов XVII в. именно к фигуре повстанческого предводителя. «Бунтом, — пишет он, — был сам Стенька Разин, престиж, связанный с его именем, слава его побед, соблазняющие слухи об его богатствах, притягательная сила добычи, которую он делил со своими товарищами, надежда на постоянные кутежи в его компании»[340]. Это чрезмерно упрощенное понимание сущности восстания тем не менее в данном случае как раз свидетельствует о признании автором за С. Т. Разиным особого места в известных событиях.

В зарубежных справочно-энциклопедических изданиях как в прошлом, так и теперь нашли отражение далеко не все значительные имена и события российской истории. Но к Степану Разину и возглавленному им движению это явно не относится. Так, в знаменитом «Большом универсальном словаре XIX в.» (1865–1876) Пьера Ларусса история восстания изложена довольно-таки подробно[341]. События освещаются в основном в нейтральном тоне, однако проскальзывают все же осуждающие интонации. Отряды разинцев названы бандами, сделан упор на нападения повстанцев на торговые караваны и наиболее богатых людей, на захват и раздел их имущества и ценностей. Особо подчеркнут кровопролитный характер борьбы, большое число жертв. Масштабы движения несколько преувеличены. В частности, указано, что им были охвачены все уезды страны, что в ряды донских влились также уральские казаки и т. д. В последних «Ларуссах» характеристика восстания заметно смягчена, сам С. Т. Разин назван уже не разбойничьим главарем, а героем крестьянского выступления. Однако здесь же говорится и о поголовной резне, которой в это время якобы были подвергнуты все собственники[342].

Примерно таково же освещение крестьянской войны и в других крупнейших современных энциклопедиях[343]. Как бы сжата ни была включенная в них информация о разинском движении, она тем не менее страдает мелкими неточностями и фактическими ошибками. В одних случаях смещена хронология событий — на 1671 г. они уже не распространяются; в других даны неверные сведения о географии восстания и т. д.

Определенное место разинское выступление занимает и в западной учебной литературе, в общеисторических курсах для школьников, студентов и массового читателя. Правда, в такого рода изданиях о народном движении в России в последней трети XVII в. сказано, как правило, лишь мимоходом[344].

Впрочем, и в научном мире дружественных нам стран крупнейшие классовые битвы в России периода позднего феодализма нашли весьма вялое отражение, причем в этом вопросе наши коллеги в основном идут в кильватере у советской историографии[345]. Конкретно разинской теме уделено внимание лишь польским автором М. Вижеховским, которого отличают увлеченность и восторженное отношение к личности повстанческого предводителя. Как это ни парадоксально, но обилие фактов не обеспечивает полноты изложения им научно-исторического материала. Многое или вообще пропущено, или изложено слишком кратко, но для книжки популярного характера это в общем-то простительно[346].

Заметным явлением в мировой историографии России XVII в. стал уже упоминавшийся труд известного датского ученого С. О. Кристенсена[347]. Это обширный источник историографических знаний, в котором сведены существующие в науке концепции как отдельных историографических проблем, так и целых их комплексов. Автором рассмотрена русская дореволюционная, советская и зарубежная литература по истории России XVII в. (всего примерно 800 названий). Значительное место он уделяет проблеме городских восстаний и крестьянских войн. Ей посвящена целая глава его книги[348].

«Социальные бури, — пишет он, — столь характерные для XVII и XVIII вв., с такими вехами, как восстания И. Болотникова, С. Разина, К. Булавина и Е. Пугачева, занимают в российской политической и социальной истории главенствующее положение»[349]. Кристенсен приводит десятки монографий, статей, публикаций источников, освещающих народные движения в феодальной России, и отмечает, что события эти со всей присущей им сложностью и неоднозначностью имеют немало истолкований. Конкретизируя эту мысль, он обозначает весьма широкий круг вопросов, нашедших отражение в научной литературе: «Степные казаки боролись с московским правительством, бедные казаки — с богатыми казаками, мелкое дворянство — с аристократией, национальные меньшинства — с русскими колонизаторами, старообрядцы — с новой верой, крепостные крестьяне — с помещиками, наконец, периферия — с центром»[350].

Непривычны, а иногда и весьма спорны расставленные автором акценты. На это уже обратил внимание в предисловии к книге С. О. Кристенсена В. И. Буганов[351]. Но, несмотря на уязвимость ряда положений и взглядов датского историка, его подходы привлекают новизной и свежестью. Показателен, к примеру, разбор им концепций отдельных историков с точки зрения выявления общей для представителей того или иного направления логики рассуждений. Не менее интересен анализ Кристенсеном научных дискуссий и споров, когда речь идет о соединении результатов труда историков, являющихся оппонентами. Противоположные толкования исследователей, как показывает Кристенсен, дополняют, но не исключают друг друга[352].

Что касается работ зарубежных историков, специально посвященных второй крестьянской войне в России, то их буквально единицы. Это, во-первых, очень высокого научного уровня источниковедческие статьи английского историка русского происхождения С. А. Коновалова и, во-вторых, книга другого английского автора Сесиль Фильд «Великий казак. Восстание Стеньки Разина против царя всей России Алексея Михайловича»[353]. Профессор Оксфордского университета С. Коновалов хорошо известен плодотворными поисками и публикациями различных источников по истории России XVII столетия. Именно ему принадлежит заслуга по обнаружению в Стокгольмском государственном архиве рукописи с сообщением Л. Фабрициуса о разинском восстании и первоначальный разбор найденного памятника, а также находка, подготовка к печати и выпуск в свет с прекрасным аналитическим комментарием «Краткой реляции» Л. Фабрициуса о его поездках в Персию через Россию в конце XVII в., письма Т. Хебдона Р. Даниелю, где идет речь о казни повстанческого предводителя (подробнее об этом см. с. 18–20), и других не менее важных и интересных свидетельств. Для С. Коновалова как ученого характерна тенденция жестко разделять внеличностный, выражающий определенную логическую структуру текст источника, во-первых, научную теорию с ее систематизированными способами осмысления материала, во-вторых, и свои собственные мотивации, свое частное, индивидуальное творчество, в-третьих. С. Коновалов проводит четкую грань между законченным вариантом научной работы в том виде, в каком она появляется в печати, и заготовками своей рабочей лаборатории, теми путями, исследования, которыми он идет. Предлагаемый им анализ исходных данных выдержан в рамках классической логики. Чем совершеннее и последовательнее проводится этот анализ, тем отчетливее выступает противопоставление структуры готового знания и процесса его получения, контекста обоснования и контекста открытия, личностной, субъективной деятельности ученого и объективного мира науки как института.

Совсем иного плана упомянутая книга С. Фильд. Она была издана в годы второй мировой войны, когда центр событий переместился на советско-германский фронт. Объясняя выбор темы, автор пишет: «Сейчас важно и крайне желательно понять русских. Для этого мы обращаемся к корням их истории».

В книге С. Фильд семь глав. Все они в основном построены на ненаучном материале, хотя, наряду с беллетристикой и бойко написанными популярными экскурсами в прошлое России, привлечены и самые солидные источники, и уникальные графические изображения, хранящиеся в библиотеке Британского музея.

В целом история восстания изложена С. Фильд достаточно подробно, но автор то и дело уходит от предмета, пускаясь в сравнительно длинные отступления, которые, очевидно, служат цели сообщить читателю возможно больший круг сведений о Древней Руси и России. Так, здесь рассказывается о крещении Руси, о воссоединении Украины с Россией, о русско-польских войнах, о походе Ермака в Сибирь, об экспедиции С. Дежнева, содержатся обширные извлечения из «Тараса Бульбы» Н. В. Гоголя с описанием степи и т. д.