Дэвид Эберсхоф - Пасадена

• Название: Пасадена
• Автор: Дэвид Эберсхоф
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-04447-0

Впервые на русском — грандиозная семейная сага («триумф исторической реконструкции и безудержной романтики», по выражению критиков) от автора мирового бестселлера «19-я жена», разошедшегося тиражом почти в миллион экземпляров. В центре эпического повествования — красавица Линда Стемп, изготовительница лучших ловушек для лобстеров на всем калифорнийском побережье, и трое мужчин, в жизни которых она сыграет роковую роль: ее ревнивый брат Эдмунд; капитан Уиллис Пур, герой войны и владелец апельсинового ранчо; а также загадочный мастер на все руки по имени Брудер, которого отец Линды привез домой с войны. Судьбы их, перекрещиваясь, складываются в пронизанную светлой ностальгией живописную панораму, в которой есть место и любви, и предательству, и роковым тайнам. Как писал журнал New York, «герои Эберсхофа не просто встают со страниц как живые, а предстают исполинами поистине мифического масштаба».

---

И тут выражение лица у незнакомца смягчилось, и он спросил:

— Сколько стоит, мистер Блэквуд?

— Русло?

— Вся ферма.

Блэквуд не стал отвечать сразу — вопрос был похож на проверку.

— Вы, конечно, понимаете, что я не разбрасываюсь цифрами, если человеку это неинтересно, — произнес он и добавил: — Извините, сэр, я не расслышал, как вас зовут?

— Брудер.

— Брудер? Очень приятно, мистер Брудер…

Блэквуд собрался было приподнять шляпу, но вспомнил, что она упала, и пригладил волосы, такие густые, что они почти не разлетались под порывами ветра. Перевернутая шляпа валялась в пыли, к ней подбиралась ящерица, и Блэквуд почувствовал, как солнце печет ему уши и шею. Кожа у него была необыкновенно чувствительная. Усаживаясь в плетеное кресло у бассейна или выходя на пляж, он обычно вслух замечал, что вид у него как у северянина, и внимательно следил, чтобы не вдаваться больше ни в какие подробности; он знал: некоторые думают, что он канадец, и Эндрю Джексону Блэквуду это было только на руку.

Он сделал несколько шагов в сторону шляпы, и тут Брудер сказал:

— Может, зайдете, мистер Блэквуд?

В среднем доме было две комнаты, кухня с печью, которую топили углем, и альков, скрытый розовой занавеской, висевшей на протянутой проволоке. Дом был совсем не обжит. Стены покрывала копоть от керосиновой лампы, и Блэквуд подумал, что жилец — человек нехозяйственный. Верно, Брудер был из тех фермеров, дела у которых шли под гору; Блэквуд даже удивился про себя, почему это Брудер махнул на все рукой. Брудер открыл буфет, в котором хранились только жестяная банка с сахаром, три белые луковицы, банка яблочного варенья и круглый жесткий хлеб. Блэквуд понял, что дело оборачивается в его пользу, — держать нос по ветру он давно уже научился.

— Кофе будете, мистер Блэквуд? — спросил Брудер и затопил печь.

Вскоре Блэквуд уже пил кофе, а Брудер прихлебывал дешевое вино из простого стакана.

— У этого «Гнездовья кондора» длинная история, — сказал он. — Даже не знаю, из-за чего бы я его продал.

— У домов всегда есть история, мистер Блэквуд.

— Здесь столько всего было…

— Могу себе представить.

— В жизни бы этот участок не продал.

— Иногда об этом невыносимо даже думать…

В шкуре застройщика Блэквуд всегда чувствовал себя легко. Прием был простой — один-единственный взгляд в глаза, и все. Не так давно он читал в «Стар ньюс» статью о чемпионе по теннису, где того спрашивали, как выиграть Уимблдон, и чемпион — фотографию его в белом жилете поместили тут же — ответил так: «Двигаться дальше, и все». Под этими словами Блэквуд готов был подписаться. Ему уже не терпелось рассказать Суини Вонючке о десяти с половиной акрах земли и об этом чудаке с иссиня-черным шрамом на виске, который то темнел, то светлел, как океан зимой. «Как будто оказался в прошлом, — скажет он по телефону. — Как будто встретился с настоящим золотоискателем».

— Вы живете один, мистер Брудер?

Брудер выпрямился, и Блэквуд увидел, что когда-то он был красив. Блэквуд даже подумал: «Ему бы в кино сниматься: тяжелые веки, нос как у Джона Гилберта — длинный, но не мясистый». За Блэквудом водился грешок: он любил провести субботний вечер в «Египетском театре Граумана», глядя прямо в огромные, как блюдца, глаза Кларка Гейбла. Еще он почитывал приложение к «Америкен уикли» и страничку светских новостей в «Стар ньюс», чтобы не отставать от последних событий. Возможно, это был перебор — злорадствовать над горестями других, но, по крайней мере пока, у Блэквуда не было причин задумываться, что он когда-нибудь об этом пожалеет.

— Нет, с семьей, — ответил Брудер, встал и забрал у Блэквуда чашку. — А теперь езжайте.

Брудер вывел Блэквуда из дома, и решительное, нечувствительное сердце Блэквуда подпрыгнуло от гордости — его желтая красавица сияла на солнце, отражая кузовом блеск океана. Он ждал, что Брудер скажет что-нибудь вроде «зверь-машина»: на Колорадо-стрит прохожие не уставали отпускать ей комплименты, и не потому, что «империал-виктория» была самой стильной в Пасадене, совсем нет! Блэквуд был не из тех, кто стал бы швыряться деньгами из-за подобной ерунды. Просто первой настоящей покупкой, которую Блэквуд себе позволил, была именно она, и он любил свою машину так же, как иной любит свою собаку или жену. Белели на солнце колеса, машина была желтой, как спелый банан, и каждый раз при мысли, что это его собственность, Блэквуд прищелкивал каблуками. Ведь он даже представить себе не мог, что в один прекрасный день купит себе «империал-викторию». Конечно же, никак не думал он и о том, что будет оценивать десять с половиной акров земли, которую можно разделить на участки помельче. Как знать, куда заведет непроезжая дорога; он не раз говаривал себе так еще в утопающем в грязи Мэне, и посмотрите, где теперь Эндрю Джексон Блэквуд!

— Так почему же вы об этом не думаете, мистер Брудер?

— Да не продам я свое «Гнездовье кондора». Никогда!

— Никогда — долгий срок, мистер Брудер. Давайте я как-нибудь заеду, и мы еще поговорим.

— Не трудитесь.

— Но если вы захотите, мне это будет нетрудно.

— Нет, спасибо, мистер Блэквуд.

— Это ваша дочь там торгует, мистер Брудер?

— Осторожнее езжайте, мистер Блэквуд. Здесь, знаете, скалы кругом. Не дай бог, камень свалится, по машине ударит.

Эндрю Джексон Блэквуд сел в машину, развернулся и попылил обратно. В зеркале заднего вида уменьшались Брудер и «Гнездовье кондора», стали видны заросли дикой ромашки и бескрайний океан. Доехав до шоссе, он помахал рукой девушке, которая как раз передвигала ящик с рыбой вслед за тенью тюльпанного дерева.

— Как вас зовут?

— Зиглинда!

— Что это за имя такое?

— На вашем месте я бы уезжала отсюда поскорее!

Блэквуд еще раз махнул рукой и двинулся на встречу в Сан-Диего в полной уверенности, что через несколько дней, когда он поедет обратно, мистер Брудер сменит гнев на милость.

2

Поездка в Сан-Диего оказалась пустой тратой времени. Блэквуд встретился с городскими чиновниками — законченными бюрократами — и поболтал с застройщиками, которые не очень-то шевелились в страхе перед «непонятными временами». Одна владелица строительной компании откровенно призналась, что пока приостановила работу. Картина складывалась нерадостная. Но молодой человек из Ошен-парка, всего лишь счетовод с большими амбициями и цепким взглядом, просветил Блэквуда насчет того, сколько стоит земля на побережье севернее Сан-Диего. Разговор оказался настолько интересным, что Блэквуд не задумываясь выставил молодому человеку второй бурбон, за ним и третий, а сам, потягивая золотистое пиво, слушал, как тот выбалтывает все, что знает о Северном округе. Его собеседник отметил, что искать надо в районе деревеньки с пышным названием Приморский Баден-Баден.

— Что-то я о такой не слышал, — сказал Блэквуд.

— То-то и оно! — ответил молодой человек. — О ней никто не слышал. Очень давно она славилась своим минеральным источником. Туда откуда только не приезжали — и воды попить, и покупаться. А потом случилась засуха, источник пересох, и все — гостиницы закрылись, фермеры разорились, про деревню почти забыли.

Информация оказалась бесценной, но из-за этого разговора Блэквуд двинулся в дорогу, только когда стемнело. Скорее всего, Брудер не станет возражать, если он заглянет к нему так поздно; да и с чего ему возражать? Спасибо молодому человеку с честным лицом — Блэквуд уже прикинул, какую небольшую, но вполне приличную сумму он предложит за «Гнездовье кондора». Ему не приходило в голову, что Брудер не станет его слушать; собственно, что может его удерживать? Ностальгия? Вряд ли. Блэквуд был уверен, что такому, как Брудер, не о чем было особо вспоминать.

Когда «империал-виктория» подкатила к ферме, лил дождь. Океан закрывала густая мгла, и как только Блэквуд вышел из машины, под его туфлями зачавкала грязь. Он слышал, как сердито грохочут волны, как бурный прилив бьется о скалы, таща за собой ленты морских водорослей и раковины моллюсков. «Да, неуютно здесь зимой, когда штормит», — подумал Блэквуд и постучал в дверь дома. Внутри горел свет, но ему никто не отпирал. Блэквуд заглянул в окно, увидел маленькую тусклую лампочку над кухонным столом — утром он ее не заметил — и почувствовал что-то вроде легкой досады: «Гнездовье Кондора» оказалось не таким уж осколком прошлого, как он подумал вначале. Блэквуд все же постучал в стекло, но в доме ничего даже не пошевелилось — только в очаге догорал огонь. Про себя он удивился, зачем это Брудеру понадобилось выходить из дому в такую погоду и зачем с ним могла бы пойти девушка. Косой соленый дождь немилосердно хлестал Блэквуда по лицу и шее, так что пришлось натянуть шляпу по самые уши. Он вдруг со страхом подумал, что вроде бы не до конца закрыл окно в своей «виктории», но вообще-то такая небрежность не была свойственна его натуре, и он успокоился, сказав себе, что это все из-за темени и дождя, мало-помалу превратившегося в град.