Питер Сингер - Освобождение животных

• Название: Освобождение животных
• Автор: Питер Сингер
• Жанр: Прочая старинная литература

---

пространство, чтобы свободно побегать. Но основной элемент — принятие во

внимание интересов существа, согласно принципу равенства, должен быть

распространен на все существа — черные и белые, мужские и женские, человеческие и

нечеловеческие.

Томас Джефферсон, который отвечал за написание статьи о равенстве людей в

американской Декларации Независимости, знал, в чем это равенство заключается. Это

привело его к выступлениям против рабства даже при том, что он был неспособен до

конца освободиться от своих прежних убеждений. Он написал книгу, в которой

подчеркнул известные интеллектуальные достижения негров, чтобы опровергнуть

тогдашнее общее представление, что они имеют ограниченные интеллектуальные

способности: «Будьте уверены, что пока никто не исследовал столь тщательно и не

подошел столь непредвзято, чем это делаю я, и я обнаружил, что несмотря на

природные отличия, они равны нам... И степень их таланта — это не мера их прав. Сэр

Исаак Ньютон превосходил многих своими знаниями, но он не был из-за этого

властелином над ними».

Подобно тому, когда в 1850-ых, когда проблема прав женщин была поднята в

Соединенных Штатах, замечательная черная феминистка по имени Соджорнер Трут

указала на то же самое в более определенных феминистских понятиях:

«Они определяют личность на основании того, что она делает, они называют это

(«Умом», — прошептал кто-то поблизости). Вот именно. Что же тогда делать с

женскими правами или правами негров? Если моя чашка не способна вместить и пинту,

а ваша вмещают кварту, позвольте мне иметь мою чашку».

Именно на этом основываются аргументы против расизма и сексизма, и в соответствии

с этим принципом, отношение, которое мы можем называть «спесиецизм», по аналогии

с расизмом, также должно быть осуждено. Спесиецизм — непривлекательное слово, но

я не могу придумать что-то лучшее для определения предубеждения или ущемления

интересов членов собственной разновидности и членов другой разновидности.

Очевидно, что заявления, сделанные Томасом Джефферсоном и Соджорнер Трут по

отношению к расизму и сексизму также применимы и к спесиецизму. Обладание более

развитым интеллектом не дает право одному человеку использовать другого в своих

собственных целях, поэтому и недопустимо использование животных подобным

образом.

Многие философы и писатели предлагали принцип равного рассмотрения интересов в

форме основного морального принципа, но немногие из них признали, что этот

принцип применяется к членам другой разновидности так же, как и к людям. Иеремия

Бентам был одним из немногих, кто понимал это. В предусмотрительном пассаже,

написанном во время, когда черные рабы были освобождены французами, но

британские колонизаторы все еще обращались с ними так, как мы сегодня обращаемся

с животными, Бентам написал:

«Придет день, когда остальная часть животного мира приобретет те права, которые

когда-то были отняты у них рукой тирана. Французы уже обнаружили, что чернота

кожи не является причиной, по которой человек должен быть поставлен вне общества.

И когда-нибудь настанет день, когда шерсть, хвост, или большее количество ног уже не

будут причиной дискриминации. Что еще препятствует признать их права? Является ли

это достаточной причиной дискриминации? Но взрослое животное порой более

рационально, чем новорожденный ребенок. Но если предположить, что это было бы

иначе, что это меняет? Вы спрашиваете, могут ли они рассуждать? И при этом, разве

они не могут говорить? И не могут страдать?»

В этом пассаже Бентам указывает на способность страдать как жизненную

характеристику, которая дает существам право считаться равными. Способность

страдать, или переживать счастье или горе — не совсем точная характеристика для

языка или для математики. Бентам не говорит, что те, кто придерживается такого

понимания существ, должны считаться находящимся в заблуждении. Поэтому мы

должны учитывать интересы всех существ, способных к страданию или удовольствию.

Способность к страданию и удовольствию — предпосылка для наличия интересов

вообще, условие, которое должно учитываться прежде. Было бы ерундой говорить, что

не в интересах камня, когда школьник бросает его на дорогу. Камень не имеет

интересов, потому что он не может страдать. Ничто, что мы можем делать с ним, не

может нарушить его благосостояния. Мышь, с другой стороны, заинтересована в том,

чтобы ее не кидали на дорогу, потому что она будет страдать из-за этого.

Если существо страдает, то не может быть никакого морального оправдания отказу

считаться с этими страданиями. Независимо от природы существа, принцип равенства

требует, чтобы его страдание считалось равным страданию другого, способного

страдать существа. Если существо неспособно к страданию, или переживанию

удовольствия или счастья, нет ничего, чтобы надо было принять во внимание. Так,

предел чувствительности (термин для определения способности переживать боль или

удовольствие) — единственный критерий беспокойства об интересах других. Отмечать

этот критерий наравне с интеллектом или рациональностью необходимо произвольным

способом. Почему бы не выбрать другую характеристику, как например, цвет кожи?

Расист нарушает принцип равенства, придавая большее значение интересам членов его

собственной расы, когда имеется столкновение между их интересами и интересами

другой расы. Женофоб нарушает принцип равенства, поддерживая интересы своего

собственного пола. Подобно спесиецист позволяет интересам своей собственной

разновидности действовать вопреки больших интересов членов другой разновидности.

Большинство людей — спесиецисты. Следующие главы покажут, что подавляющее

большинство людей принимают активное участие, соглашаются и позволяют

реализации методов, которые требуют ущемления самых важных интересов членов

другой разновидности, чтобы поддержать самые тривиальные интересы своей

собственной разновидности.

Имеются, однако, методы противостояния этому, которые будут описаны в следующих

двух главах, к которым мы обратимся немного позже. Обычно пренебрежение

интересами животных оправдывается тем, что они не имеют никаких интересов.

Животные не имеют никаких интересов согласно этому представлению, потому что они

не способны к страданию. Это проистекает из понимания, что они не способны к

страданию так, как люди; например, что теленок не способен страдать оттого, что он

знает, что его убьют на протяжении шести месяцев. Это понимание, без сомнения,

истинно, но оно не очищает людей от заразы спесиецизма, так как не признает того, что

животные могут страдать другими способами — например от электрошока, или от

пребывания в маленьком тесном стойле.

Представление, что животные — автоматы, было предложено в семнадцатом веке

французским философом Рене Декартом, но большинству людей, тогда и теперь

очевидно, что если мы вонзим нож в живот неанестезированной собаки, она

почувствует боль. Поэтому законы в наиболее цивилизованных странах запрещают

жестокость к животным.

Животные иначе чем люди чувствуют боль? Откуда мы знает это? Хорошо, откуда мы

знаем, чувствует ли любой человек или нечеловек боль? Мы знаем, потому что сами

мы можем чувствовать боль. Мы знаем из нашего непосредственного опыта боли,

когда, например, кто-то прижимает зажженную сигарету к вашей руке. Но откуда мы

знаем, что кто-то еще чувствует боль? Мы не можем непосредственно испытывать боль

другого, является ли этот «другой» нашим лучшим другом или беспризорным псом.

Боль — это состояние сознания, «умственное событие», которое также никогда не

может наблюдаться. Поведение, подобное корчам, крику или оддергиванию руки от

зажженной сигареты может свидетельствовать о боли, но только когда это переживаем

непосредственно мы, тогда мы можем это почувствовать, а не просто понять на основе

внешних признаков.

Теоретически, мы можем ошибаться, когда предполагаем, что другие люди чувствуют

боль. Представим, что наш лучший друг — это очень умно построенный робот,

управляемый блестящим ученым, показывающий все признаки чувства боли, но в

действительности не более чувствительный, чем любая другая машина. Мы никогда не