Вадим Сухачевский - Иная сила

• Название: Иная сила
• Автор: Вадим Сухачевский
• Жанр: Мистика

Действие происходит в Петербурге в последние дни XVIII века. Мальтийский рыцарь, приехавший в Россию, несет в себе великую ТАЙНУ и из-за этого попадает в паутину загадочных событий. Фоном романа является подготовка покушения на императора Павла, борьба различных сил и интриги масонов. Но есть еще и некая ИНАЯ СИЛА, — только распознав ее, можно избежать верной смерти.

---

— Можете не шептаться, говорить в полный голос: уши слепца слышат даже вовсе неслышимое. Да, выход, конечно, есть, но в темноте его способен отыскать лишь тот, кто привык к вечной тьме. Стоя на возвышении, я дождусь вашей кончины и затем покину этот подвал, ибо у моего Ордена еще много забот по сбережению Великой Тайны.

— Ваш Орден будет проклят! — воскликнул граф. — Ибо жизнь деспозина, что бы вы там ни придумали себе о руце Божией, останется на вашей совести!

— Да, одним деспозином придется пожертвовать, — отозвался из темноты отец Иероним. — Но есть и другие ветви деспозинов — во Франции, в Шотландии; во имя их сия жертва. Твой Орден, комтур, прогнил, как трухлявая колода, зато мой не допустит, чтобы кровь Святого Грааля вытекла за пределы преданных истинной Церкви стран… Однако же, — продолжил он, — утолите мое любопытство, Штраубе: давно ли ты догадался, что это я?

— Весьма давно, — ответил барон. — Знал это почти наверняка. Удивляло только то, что, по моим соображениям, у вас не могло быть подручных — вы ни с кем не стали бы делиться тайнами орденских ловушек. И лишь теперь, когда наконец узнал, что основали собственный орден, все окончательно сошлось.

— Но чем я выдал себя? Просто любопытно, хотя… какое это уже может иметь значение?

— Стилетом, — сказал фон Штраубе. — Но прежде ответьте — зачем вы хотели выставить меня как убийцу Мюллера? Смерти моей вы бы тем все равно не добились. Смертной казни в России давно уже нет, а за убийство какого-то лекаря дворянину даже каторга не угрожает.

— Да зачем же каторга? — отозвался отец Иероним. — Достаточно, чтобы тебя взяли под арест, там бы ты уже не был под защитой своих друзей, а подкупить стражников мои новые братья по Ордену вполне бы смогли. Для такого дела я бы не пожалел своего единственного алмаза… Однако ты, кажется, что-то говорил про стилет…

— Да, со стилетом у вас получилась промашка, — ответил барон. — Стилет действительно был с моим именем и даже с тайными знаками, о которых во всем Ордене знали только трое — вы, комтур и я; их как раз и ставили во избежание подделки. И тем не менее то был другой стилет, ибо свой я однажды нечаянно зазубрил, а тот, что стал причиной смерти Мюллера, был без зазубрины. Значит, кто-то подделку все-таки произвел. И это могло быть сделано лишь по заказу того, кто был осведомлен об этих тайных знаках. Комтур же знал также и о зазубрине, однажды как-то даже пожурил меня за нее. Стало быть, оставались только вы…

— Какие пустяки иногда вторгаются… — с огорчением проговорил слепец. — Благо эту тайну ты тоже совсем скоро унесешь вместе с собой.

Вода уже доходила до пояса.

— А вот ежели я его сейчас придушу? — простодушно сказал Двоехоров. — Все одно помирать; однако ж славное дело перед смертью содею.

Отец Иероним рассмеялся:

— Котенок возмечтал задушить льва!.. Ты в темноте слеп, я же слухом своим зряч. Да и силы у меня, даже безоружного, хватит на пятерых таких, как ты.

То было сущей правдой. Сколь ни был крепок отважный семеновский поручик, но даже имей он при себе кинжал, совладать с такою скалой, как отец Иероним, ему бы никоим образом не удалось.

— Все равно ж, говорю, помирать, — спокойно ответил, однако, Христофор, — так чего бы не попробовать? — и стало слышно, как с этими словами он, загребая воду, двинулся на голос слепца.

— Давай, — подбодрил его отец Иероним. — Не столь уж велик будет грех свернуть тебе упрямую шею… Смотри только не оступись…

— О, черт! — выругался Двоехоров, и впрямь, должно быть, оступившись.

И тут же раздался возглас отца Иеронима:

— Боже, да что это?!

— Ремешок сыромятный, — вновь спокойно отозвался Христофор. — Тот, коим ваши людишки комтура скрутили. Я его все время держал в руках… А ноги вам связать — это один миг, я в детстве еще обучился коней одним хитрым узелком намертво треножить, не успевали и дернуться… Да не тужьтесь вы развязать, ваше… как вас там?.. Преподобие, должно быть. Кожа-то сыромятная; она как намокнет — в жизни ее никому не развязать. Только ножом резать, а ножа у вас, как изволили сказывать, и нет. Напрасно не прихватили. Что ж! Как у нас говорят — и на старуху проруха. Не печалуйтесь уж так, не первая ваша проруха. Вон и со стилетом Карлушиным тоже опростоволосились.

— Желаете оказаться со мною вместе на том свете? — злобно проговорил слепец. — Умрем же вместе — я свое пожил на земле!

Теперь уже спокойствие Двоехорова было определенно издевательское.

— Да зачем же нам с вами вместе? — спросил он. — Вы-то, может, и вправду свое пожили, а нам еще время вроде не подошло. Вы, чай, уже в магистры себя самозвано произвели, это, верно, вроде генерала; а мне до генеральского чина еще ох сколько! И Елизавета Кирилловна меня ждет. Нет, ваше преподобие (или как уж там вас), помирать мы еще как-нибудь повременим.

— Вы все равно погибнете, — мрачно предвестил слепец, — ибо в темноте не найдете выхода.

— А зачем же нам в темноте? — как бы даже удивился Двоехоров. — В темноте пускай бесы промышляют, наподобие некоторых. А нам от света Божьего хорониться ни к чему. Вот свечку сейчас зажжем…

— Это чем, интересно, — искрами из глаз? — тихо спросил его Бурмасов.

— Уж не думаешь ты, что я настолько глуп? — несмотря на близкую свою гибель, самодовольно спросил отец Иероним. — Небось огарок свечной нашел и возрадовался. Но огниво не найдешь, сколько ни пытайся. Это уж я позаботился…

Христофор ответил не ему, а Бурмасову:

— Искрами из глаз — сие только в присказках, Никитушка, — сказал он. — А касательно огнива их преподобие заблуждается. Говорю ж — проруха за прорухой у него! Одно огниво забрал, а другое, много лучшее, оставил и позаботился, чтобы сухое было. Я разумею кремень пистолетный. Чудо что за кремешок! Чтобы я без осечки уложил господина комтура. А мы вот сейчас кремешком-то этим… — В темноте засверкали искры — это он начал щелкать курком.

— Condemnatio![Проклятье! (лат.)] — вне себя, злобно воскликнул отец Иероним.

— А мы, хоть и в латыни несильны, — отозвался Двоехоров, — однако ж на это ответствуем: «Fiat lux!»[Да будет свет! (лат.)].

При этих словах из пистолетного затвора высыпалось еще несколько искр, и огарок свечи наконец все-таки распалился огнем. Фон Штраубе увидел отца Иеронима, стоявшего на каком-то возвышении в воде по колена. Его бельма были в бессильной злобе устремлены на них.

— Поступим по вашему примеру: тоже не станем проливать вашей крови, отец Иероним, — сказал Бурмасов. — А уж как вода распорядится — так за то мы не ответчики.

Тот ничего не стал отвечать, лишь бельма его полыхнули еще большей злобой.

Самому Бурмасову вода доходила уже почти до самой груди.

— Надо быстро отыскать выход, покуда совсем не околели, — сказал он.

В самом деле, пронзающий до костей холод уже едва-едва позволял им двигаться в ледяной воде.

Наконец, ощупав светом один угол подвала, Христофор воскликнул:

— Здесь!

Там была приставлена лестница, ведшая к железному люку в потолке. Когда, однако, Бурмасов первым взобрался наверх, открыть этот люк ему не удалось.

— Черт! — выругался он. — На замок заперто!

Комтур сказал:

— У Иеронима должны быть ключи.

— Так он их и отдаст… — процедил сквозь зубы Никита. — А управиться с этим сатаной нам и четверым не под силу.

— Погодите, — сказал Двоехоров, вглядываясь туда, где должен был стоять отец Иероним, — что-то его не видать!

— Уйти не мог?

— Да нет, я славно его стреножил… Ну-ка, приближусь все-таки… Ты, Никита, держи свечу.

— Осторожно с ним, — напутствовал друга Бурмасов, но бесстрашный поручик уже подбирался к тому месту вплавь, ибо идти теперь не оставалось никакой возможности.

Вернулся к лестнице, весь дрожа, но веселый, и позвенел ключами, которые держал в руке:

— Не подвела фортуна, мы спасены! Не зря ж звезда у меня на ладони!

Пока он лез по лестнице, Бурмасов спросил:

— Он что ж, тебе сам их отдал?

— Больно я просил! У покойника-то! — так же весело ответил Христофор.

— Покойника? — удивился Никита. — Он же высоко стоял; неужто все-таки потонул?

— Да нет, — сказал Христофор. — Видать, нутряная злоба его задушила, сердце разорвала. Подплываю — а он уже в воде, бездыханный. Только бельма мертвые таращит. Ну, я в рясе у него поискал… Ты лучше попробуй-ка — те самые ключи, что надо?

— Те! — радостно отозвался Бурмасов.

Замок расщелкнулся, и он распахнул люк.

Когда наконец выбрались в сухое помещение, граф Литта, растроганный, обнял Двоехорова за плечи:

— Спаситель вы наш!

— Кабы только наш! — вставил Бурмасов. — Теперь, когда и Карлуша живой, он, можно сказать, всей России благодетель и спаситель!

На это Христофор чуть смущенно сказал: