Пол Теру - Старый патагонский экспресс

• Название: Старый патагонский экспресс
• Автор: Пол Теру
• Издательство: Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40447-4

«Старый патагонский экспресс» — это множество пугающих и опасных тайн двух континентов в книге Пола Теру, профессионального путешественника с мировым именем, автора сценариев к популярным фильмам «Святой Джек», «Рождественский снег», «Берег Москитов» с Гаррисоном Фордом, «Улица полумесяца», «Китайская шкатулка».

Блеск и нищета самых загадочных и легендарных стран Центральной Америки — Гондураса, Колумбии и Панамы, футбольный угар в задавленном нищетой Сальвадоре, неподвластные времени и белому человеку горные твердыни инков в Чили, скрытый под маской мецената оскал военного диктатора в Бразилии.

«Старый патагонский экспресс» — один из его нашумевших бестселлеров, завораживающее своей неподкупностью описание приключений романтика-одиночки, не побоявшегося купить билет и сесть на поезд, чтобы оказаться на краю земли.

---

Я по-прежнему сидел в своем купе. От шампанского, выпитого на «Саус-Стейшн», слегка кружилась голова, и, хотя я держал на коленях роман Фолкнера «Дикие пальмы», мне было не до чтения. А на форзаце я даже успел нацарапать: полицейский с лицом, как салями, чернильная вода и флаги. После чего я совсем позабыл о книге и ни разу не оторвался от вида за окном. Я не видел, кто едет в купе со мной, — я просто ни на кого не обращал внимания. Мне было все равно, что за пассажиров везет этот поезд, и я отвлеченно подумал, что у меня еще полно времени для знакомств — если не сегодня вечером, то завтра в Чикаго или послезавтра в Техасе. Или я вообще могу приберечь радость от знакомства с новыми людьми для Латинской Америки с ее новым климатом. Вот просто буду сидеть здесь, читая книгу, и следить, как за окнами поезда меняется погода, чтоб потом сразу выйти в другую страну. Однако Фолкнер показался мне сейчас слишком непривлекательным: гораздо интереснее было удовлетворить свое любопытство.

В коридоре спального вагона (в этом составе имелся всего один спальный вагон, и у него было отдельное название: «Серебряная орхидея») стоял мужчина. Облокотившись на оконную раму, он смотрел на проплывающий пейзаж — как я подумал, Питтсфильда или Беркшира — с его неправдоподобно белыми березовыми рощами, укутанными снегом, и на череду телеграфных столбов, наполовину утопавших в сугробах, и тусклые фонари, выхватывавшие из темноты легкие снежинки, кружившиеся по воле ветра и прилипавшие к оконному стеклу прямо перед его лицом.

— Прямо как Транссибирский экспресс, — заметил он.

— Нет, не похоже, — возразил я.

Он равнодушно поморщился и продолжал смотреть в окно. Я направился было в другой конец вагона, но почувствовал себя неловко из-за своей неприветливости. Я оглянулся: он все еще стоял там, устремив взгляд в темноту. Он был уже не молод, и обращенная ко мне фраза явно была исполнена дружелюбия. Я сделал вид, что тоже заинтересовался пейзажем, и, когда он потянулся и не спеша пошел в мою сторону — поезд сильно качало, и ему пришлось исполнять довольно причудливое танго, чтобы сохранить равновесие, как моряку на палубе корабля во время шторма, — я сказал:

— На самом деле в Сибири вовсе не так уж много снега.

— Да что вы говорите, — он не замедлил шага, и по его сухому тону я понял, что наладить отношения не удастся.

Я знал, что вагон-ресторан к нашему составу прицепят только в Элбэни вместе с остальными вагонами, идущими до Нью-Йорка, и направился в вагон-люкс, чтобы купить пива. Я набил трубку, раскурил ее и отдался на волю приятной истоме, вдыхаемой вместе с ароматным дымом. Я окутал себя целым облаком этого дыма, и оно получилось таким густым, что девушка, которая вошла в вагон и села напротив, показалась мне бедным ребенком, заблудившимся в тумане в лесу. Она водрузила на столик перед собой три плотно набитые сумки и подобрала под себя ноги. Сложила руки на коленях и устремила прямо перед собой каменно неподвижный взгляд. Этот каменный взор разогнал мою полудрему, и я осмотрелся. В следующем купе мужчина увлеченно читал о похождениях секретного агента Мэтта Хельма, а рядом с ним два телефониста (я определил это по их инструментам) резались в покер. Еще в вагоне ехал мальчишка с транзистором, и его грохот перекрывал грохот колес. Человек в форменной тужурке размешивал в кружке кофе — судя по фонарю у его ног, путевой обходчик. За его столиком, не говоря ни слова, сидела толстая женщина. Она вся была поглощена своим шоколадным батончиком и при этом имела такой виноватый вид, будто каждую секунду кто-то мог крикнуть у нее за спиной: а ну брось его сейчас же!

— Вы бы не могли не курить?

Это ко мне обратилась девица с сумками и каменным взором.

Я не спеша огляделся в поисках таблички «Не курить». Ее не было. И спросил у девицы:

— Вам это мешает?

— Это убивает мои глаза, — отрезала она.

Я отложил трубку и сделал глоток пива.

— Ядовитое пойло, — сообщила она.

Старательно избегая смотреть на нее в упор, я уставился на ее сумки и сказал:

— Говорят, что от арахиса развивается рак.

— Это тыквенное семя! — парировала она с кровожадной ухмылкой.

Я демонстративно отвернулся.

— А это у меня миндаль.

Я чрезвычайно тщательно снова раскурил трубку.

— А это — кешью.

Ее звали Венди. Ее овальное личико дышало безмятежной невинностью. Оно было слишком невыразительным, чтобы заинтересовать меня хотя бы в малейшей мере. Но я не мог ее в этом винить: мало кто в двадцать лет успевает стать интересным человеком. Венди сказала, что она студентка и едет в Огайо. Она была одета в индийскую юбку и грубые рабочие ботинки, а кожаное пальто казалось таким тяжелым, что под ним обвисали плечи.

— Что вы изучаете, Венди?

— Восточную философию. Я иду по пути дзен.

Господи, только этого мне не хватало! Но она уже разливалась соловьем. Она успела постичь понятие Единства… или Свинства — честно говоря, я так ничего и не понял. Она еще маловато читала, продолжала девица, ко это потому, что у нее слишком ленивые учителя. Но она считает, что, как только попадет в Японию, а еще лучше в Бирму, сразу найдет много новых книг. А пока несколько лет ей придется провести в Огайо. Но она не спешит, потому что для буддизма может быть мало целой жизни. Потому что буддизм — это же все, что ты делаешь. И вообще все, что происходит в мире, — тоже буддизм.

— Только не политика, — осмелился вставить я. — Она слишком грязная.

— Это все так говорят, но они ошибаются. Я уже читала Маркса. Маркс — тоже буддист.

Она что, издевается? Я сказал:

— В Марксе не больше буддизма, чем в этой кружке пива. Но в любом случае мне казалось, что мы говорили о политике. Она предполагает совершенно противоположный образ мыслей: эгоистичный, узколобый, лживый. Она полна недомолвок и полуправды. Если буддизм и может повлиять на политику, то разве что где-нибудь в Бирме, потому что…

— Взгляните на это, — она кивнула на свои сумки с орехами. — Я не просто вегетарианка, а веганка, то есть ем только сырые продукты и отказалась даже от молока. Возможно, вы правы, когда говорите, что политики все делают неправильно. Люди вообще все делают неправильно. Они едят трупы животных. Они смакуют трупы животных. Да вот, сами посмотрите! — Она махнула рукой в сторону толстухи, все еще поедавшей батончик (или это был уже другой батончик?). — Они же убивают себя сами и даже не догадываются об этом! Они травят себя табачным дымом. В этом вагоне можно топор вешать!

— Я тоже здесь курил, — напомнил я.

— Это убивает мои глаза!

— Вы отказались от молока. И от всех молочных продуктов тоже?

— Точно.

— И даже от сыра? Сыр совсем не так плох. И вам в любом случае необходим кальций.

— Кальций я получаю из кешью, — заявила она. Я почему-то не очень в это поверил. — А молоко в любом виде превращается в слизь. Это самый богатый слизью продукт!

— Да что вы говорите!

— Раньше я изводила каждый день по упаковке бумажных платочков.

— Упаковка? Да, это много.

— И все из-за молока. От него вырабатывается слизь, — продолжала она. — Вы не поверите, как у меня текло из носа!

— Так значит, вот почему у людей течет из носа? Из-за молока?

— Да! — выпалила она.

Я честно прикинул, насколько ее слова могут быть правдивы. Так, у людей, которые пьют молоко, течет из носа. Младенцы питаются молоком. Соответственно, у детей должно течь из носа. И действительно, у детей всегда течет из носа! И все равно это казалось мне сомнительным доводом. В конце концов, из носа течет у всех людей. Кроме нее, судя по всему.

— А еще от молочных продуктов болит голова!

— Вы хотите сказать, что от молока у вас болит голова?

— Точно. Вот как вчера. Моя сестра знает, что я вегетарианка. И она приготовила для меня баклажаны с пармезаном. Она же не знала, что я веганка и не ем молочное. Я как посмотрела на эти баклажаны с сыром, так сразу поняла, что мне будет от них плохо. Но она потратила на них кучу денег и стояла у плиты целый день — так что же прикажете мне делать? Самое смешное было то, что мне понравился их вкус! Черт, как же мне потом поплохело! А из носа открылась настоящая течь!

Я сообщил ей, что в своей автобиографии махатма Ганди рассуждает о том, как мясо будит в людях похоть. И тем не менее сам он женился в возрасте тринадцати лет, когда большинству американских подростков гораздо интереснее гонять мяч или читать комиксы, хотя и был вегетарианцем.

— Но ведь это же не было настоящей женитьбой! — не поверила Венди. — Это, наверное, была просто какая-то индийская церемония.

— Они обручились еще в семилетнем возрасте. Свадьба как бы закрепила деловое соглашение между семьями. Им обоим было по тринадцать лет, и он оттрахал ее на славу — хотя я не совсем уверен, что это описание подходит тому, как махатма Ганди занимался любовью.