Владимир Бушин - Эоловы арфы

• Название: Эоловы арфы
• Автор: Владимир Бушин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983
• ISBN: ИБ № 2464. ББК 84Р7

Главные герои романа — К. Маркс и Ф. Энгельс — появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 года. И далее мы видим Маркса и Энгельса на всем протяжении их жизни — за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с врагами, в заботах о своем текущем дне и в размышлениях о будущем человечества, и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров — людьми мысли, принципа, чести.

---

— Ополченцы! — громоподобным голосом выкрикнул Виллих. — Полюбуйтесь на этих людей. Посмотрите им в глаза. Вчера они бежали с поля боя, оставив на нем того, кто был среди них единственным храбрым человеком. Они покрыли позором и себя, и знамя революции, под которое добровольно вступили.

Виллих говорил так горячо и гневно, что все решили: он сейчас же, немедленно потребует самой суровой кары для провинившихся, может быть, даже расстрела. Виллих и впрямь был убежден, что все они заслуживают расстрела, и при других обстоятельствах мог бы пойти на это, но тут обстоятельства сложились особые. Сеять среди своих рядов недовольство и тем более ослаблять их расстрелами сейчас было совершенно нерасчетливо: главные силы противника уже начали вторжение и не сегодня-завтра предстояли тяжкие испытания. Но этот ход его мыслей был далеко не всем ясен, и потому многие не только облегченно вздохнули, но и очень удивились, когда вся кара Виллиха свелась к приказу вчерашним беглецам немедленно следовать за ним по направлению к месту вчерашнего боя. Его расчет состоял в том, чтобы еще раз подвергнуть струсивших ополченцев опасности и дать им возможность оправдаться. Виллих не сомневался, что, как только он появится с ними на поле вчерашнего сражения в зоне достигаемости крепостной артиллерии, огонь будет открыт немедленно.

Так оно и случилось. Действительно, когда Виллих и Энгельс, оставив коней в Бельгейме, во главе полусотни ополченцев пришли туда, орудия заговорили и ядрами, и картечью. Виллих скомандовал рассредоточиться. Некоторое время огонь был довольно интенсивный, но бестолковый, суматошный. Никакого вреда он не причинял. Но как бы то ни было, а Энгельс впервые в жизни попал сейчас под обстрел. Виллих внимательно наблюдал за поведением ополченцев: большинство трусили — это опытный глаз видел сразу, — а все же держались. Но если бы Виллих и не был занят ополченцами, а наблюдал бы только за Энгельсом, то и тогда его наметанный глаз едва ли мог бы обнаружить волнение товарища, хотя оно, конечно же, было.

Когда первое ядро ударило о землю, Энгельс не сразу понял, что произошло: ему показалось, где-то невдалеке почему-то вдруг надломилось крупное дерево. Осознав через мгновение происшедшее, он чуть заметно побледнел, но Виллих крикнул ему, призывая, как равного, наблюдать за необстрелянными ополченцами. И он стал наблюдать, позабыв о себе, и ему уже словно некогда было трусить или волноваться. И даже когда одно ядро угодило прямо в дерево, за которым он стоял, оглушив и осыпав листьями да сухими сучьями, Энгельс и тогда продолжал внимательно наблюдать за ополченцами, спокойно улыбаясь Виллиху.

Обстоятельно изучив поле боя, Виллих, Энгельс и капитан, показавший себя таким молодцом накануне, устроили тут же, за деревьями, небольшой военный совет, на котором разобрали вчерашнее сражение и наметили, что следует предпринять против крепости в ближайшие дни.

Затем они вернулись в Бельгейм, оттуда — в Оффенбах, и везде Энгельс знакомился с отрядом — с его людьми, делами и нуждами. Это затянулось до вечера. Можно было бы пораньше лечь спать, чтобы завтра пораньше встать и отправиться в дорогу, но Энгельс видел, что положение с боеприпасами в отряде катастрофическое, что медлить нельзя, и решил ехать сейчас же, в ночь. Возница с не очень-то резвой кобылкой, предоставленной в распоряжение Энгельса, оказался трусоватым малым, он долго отказывался ехать ночью. Пришлось прикрикнуть на него. Он подчинился с крайней неохотой. А когда наконец выехали, то вскоре обнаружилось, что дорогу он знает нетвердо. Несколько раз они сбивались с пути, но и тогда возница не торопил лошадь, чтобы наверстать упущенное время.

— Если ты, саботажник, не будешь погонять, — пригрозил разозлившийся Энгельс, — я оставлю тебя здесь в ночном лесу одного и уеду.

Угроза подействовала, но ненадолго. Минут через двадцать лошадь снова поплелась шажком. Тогда Энгельс отпихнул возницу, взял у него вожжи и стал править сам. Дело пошло веселее.

— А ты спи, бездельник, — бросил Энгельс через плечо. — Все равно дороги не знаешь.

Возница ничего не ответил. Ему было страшно, но вскоре он все-таки уснул.

Часа через два лес кончился. В поле было светлее. А еще через полчаса справа стало брезжить, и где-то впереди послышалось пение петухов. Если это в Майкаммере, то, значит, больше половины дороги до Нёйштадта уже позади. У самого въезда в селение послышались какие-то возбужденные и, кажется, пьяные голоса. Возница моментально проснулся. Вот в рассветных сумерках впереди показалась медленно бредущая толпа с ружьями и косами. Завидев Энгельса, они поспешно стали хвататься за оружие.

— Кто такой? — послышались выкрики.

— Где командир? — спокойно ответил вопросом на вопрос Энгельс.

Командир явился, он ехал на повозке где-то позади. Это был молодой и, видимо, очень перепуганный человек.

— Я начальник штаба отряда Виллиха, — представился Энгельс и показал полученное вчера удостоверение. — Что вы за люди и куда идете?

Оказалось, это отряд народного ополчения, вышибленный пруссаками первым же ударом из Хомбурга. Он отступил на Цвейбрюккен, затем на Пирмазенс, по скверным дорогам преодолел горы и вот наконец вышел в прирейнскую долину, надеясь соединиться здесь с основными силами армии.

— Из Цвейбрюккена вы отошли тоже под напором неприятеля? — спросил Энгельс.

— Нет, пруссаки еще не подошли, — командир замялся, — но…

— Значит, просто бежали, — все понял Энгельс. — Ну а из Пирмазенса?

Командир снова замялся и вдруг вместо ответа на вопрос брякнул:

— Мы везем с собой четыре пушки. Мы спасли их от врага. Если бы не мы…

— Пушки? — усмехнулся Энгельс. — Прекрасно! Но вы на всем пути от Хомбурга хоть раз видели пруссаков? Хоть раз они пальнули по вашим сплоченным рядам?

— Нет, мы их не видели, — наконец-то без уловок ответил командир, но тут же снова напустил тумана: — Однако нет никаких сомнений, что они идут буквально по нашим следам. Признаться, когда мы увидели вас…

— Приняли за неприятельский авангард? — бесцеремонно перебил Энгельс. — Ах, вояки, вояки! Хорошо еще, что из всех четырех пушек по мне не пальнули… А вы видите, — он резким жестом указал на толпу, — что у вас много пьяных. Кто же пьет в такую рань? Да еще в уверенности, что неприятель у тебя на хвосте? И тон дурной, и служба плохая.

— Ну, выпили… — беспомощно промямлил командир.

Не попрощавшись, Энгельс стегнул лошадь и стал обгонять отряд. Когда выехали из Майкаммера, уже совсем рассвело. До Нёйштадта оставалось каких-нибудь семь-восемь километров, и дорога дальше была все время прямая. Энгельс передал вожжи вознице и прилег на сено, пытаясь хоть немного уснуть. Но не спалось. Из головы не шли только что встреченный отряд и его командир. Было ясно, что это — первая ласточка всеобщей паники и отступления. Может быть, уже бесполезно ехать в Кайзерслаутерн? Может быть, и там уже готовятся к бегству, не дав боя?

Незаметно для себя под ровную дорожную тряску Энгельс все-таки уснул. Проспал до самого въезда в Нёйштадт. Раскрыв глаза, он изумился: тихий городок бурлил. На улицах было полно солдат, волонтеров, местных жителей; дорогу загораживали повозки, пушки, всадники; со всех сторон неслись крики, брань, ржание перепуганных лошадей… Энгельс тотчас понял, что случилось: да, в Кайзерслаутерн ехать теперь незачем — Кайзерслаутерн сам прибыл сюда.

И действительно, это было так. Столица восстания явилась в Нёйштадт едва ли не в полном своем составе: с временным правительством, генеральным штабом, со всеми ведомствами и канцеляриями. Кажется, только один ресторан «Доннерсберг» был оставлен на растерзание неприятелю. Неразбериха и безалаберщина, что царили в Кайзерслаутерне, теперь в условиях отступления возросли здесь многократно. Но как бы то ни было, а Энгельс поехал за боеприпасами, его ждали оставленные товарищи, и он сделает все, чтобы выполнить поручение.

Условившись с возницей, где тот его будет ждать, Энгельс направился разыскивать кого-нибудь из военных руководителей. Вопреки ожиданиям, довольно быстро удалось найти начальника генерального штаба Густава Техова, который был известен Энгельсу как участник прошлогодних революционных событий в Берлине: когда четырнадцатого июня прошлого года восставшие берлинцы ринулись на штурм цейхгауза, старший лейтенант Техов был вместе с некоторыми другими офицерами прусской армии, которые отказались стрелять в народ и открыли перед ним двери склада. Суд приговорил Техова и его товарищей к пятнадцати годам тюрьмы, но они бежали из Магдебургской крепости и явились в восставший Пфальц.

Энгельсу показалось, что тридцатипятилетний начальник генштаба сейчас единственный спокойный здесь человек. Пожалуй, даже слишком спокойный. Очень обстоятельно и толково он рассказал о сложившемся положении. Большие силы пруссаков ударили из района Саарбрюккена по Хомбургу и взяли его, отбросив наши слабые и малочисленные части. Отсюда одна колонна направилась прямо на Кайзерслаутерн, другая — уже прошла Цвейбрюккен и приближается к Пирмазенсу, ее нынешняя цель, очевидно, в том, чтобы выйти к Ландау и снять осаду с баварского гарнизона.