Вадим Сухачевский - Завещание Императора

• Название: Завещание Императора
• Автор: Вадим Сухачевский
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2004
• ISBN: 5-8189-0272-2

Первая книга из серии остросюжетных исторических детективных романов – "Тайна". Роман основан на реальном событии. Император Николай II вскрывает пакет с посланием, написанным сто лет назад императором Павлом, и, прочитав его, в ужасе бросает в огонь. Пытаясь проникнуть в тайну послания, главный герой романа сталкивается с противоборством очень могущественных сил… ТАЙНА является сквозным персонажем всех романов серии. Великая Тайна, берущая свое начало на заре нашей эры. Судьбы персонажей тесно переплетены между собой.

---

— Как вы сказали? — выкатил глаза Ландсдорф.

— Я сказал – ничего этого не было! (Господи, да закроет он форточку наконец?!)

— Нет, нет, перед тем. Вы сказали какое-то слово. Кажется – "квирл"?

— Ну да – квирл!.. Да при чем тут "квирл"? Не было никакого убийства – вот что я сказал!

— Но я же воочию читал…

— Вот! — возликовал фон Штраубе, даже дрожь унялась на миг. — Вот то-то же и оно! Другой вопрос – что вы читали?

— И что же?

— То, о чем я вам и говорю! Искаженную, извращенную истину! Ту, которую вам подсунул этот Хлюст! Вы понимаете, барон, о чем я?

— Признаться, слишком уж отдаленно, — произнес ротмистр довольно-таки сардонически. — Все это весьма, весьма любопытно, но у вас жар, я же вижу.

— Ах, при чем тут жар?! — вскипел лейтенант. — Они все заодно! Даже тайный советник по пожарной части, извращенец и флагелянт!

— Как вы сказали? "Извращенец" – а дальше?

— Флагелянт! Извращенец, получающий удовольствие от битья розгами! Но не в этом дело…

— Да, да, разумеется… Однако, вам, действительно, надобен доктор, лучше отложим-ка, пожалуй, пока этот разговор, у нас еще будет время.

— Как вы не поймете – нельзя откладывать! — из последних сил борясь с дрожью, почти умоляюще проговорил фон Штраубе. — Если отложить – он все успеет переиначить, в своем тринадцатом нумере, со своей Мадлен, Шамирам, со своей Дарьей Саввичной! Совсем иное синема, — этого вы хотите?.. Ладно, квирл, оставим, к черту, купца! А как быть со штаб-квартирой анархистов на Фуражной? С той, где двое убитых, Этель с подлецом Филикарпием! Это уж, я так понимаю, непосредственно по вашей части?

— Да, — теперь уже всерьез удивился Ландсдорф, — не далее как два часа назад я самолично был на выезде. Одно убийство и одно самоубийство. Не пойму лишь – вам-то откуда?.. В газетах, надеюсь, пока еще… Вы какие-то имена называли – Шамирам, кажется… Дарья (забыл по отчеству)… Еще кто-то… Позвольте-ка, я запишу… — Окунул было ручку в чернильницу, но так и оставил ее там.

— Ах, да оставьте вы покуда ее! — перебил фон Штраубе. — Она тут, право же, второстепенная, про нее мы – после! Разберемся сначала, господин ротмистр, с Хлюстом, не будем разбрасываться.

— Да, пожалуй что, не стоит – и так уже… — согласился ротмистр, отчего стал еще симпатичнее фон Штраубе. — По-моему, вы хотели что-то еще сказать про его высокопревосходительство? — С этими словами он украдкой надавил на какую-то кнопку на столе.

Тут же дверь позади открылась, лейтенанта обволокло холодом возникшего сквозняка, но он не стал оборачиваться. Казалось, ротмистр наконец-таки начал что-то понимать, нельзя было упускать столь драгоценный миг возникшего взаимопонимания.

— Именно! Про Хлюста! — обрадовался он. — Я только начал не по порядку. Следовало – с Суэцкого канала! Слышали про Суэцкий канал?

— Это, что ли, который в Африке? — рассеянно спросил Ландсдорф, подавая непонятный знак кому-то стоявшему, очевидно, в дверях. Теперь вид у него был, пожалуй, несколько огорченный.

Фон Штраубе почувствовал себя неловко – он вовсе не намеревался, особенно сейчас, огорчать этого все более располагавшего к себе человека.

— Разумеется, в Африке, — торопливо подтвердил он, пока меж ними снова не возникла прежняя стена, — где ж ему еще быть? Но не в самом канале суть. Я – про акции этого канала; вернее – про биржевые спекуляции с ними… Простите, что несколько сбивчиво, холодно тут у вас, но если попытаться отыскать некий глубинный, скажу даже, сакральный смысл самых, казалось бы порой, прозаических явлений, которые движут… То есть – которые сами движимы силами, которые, силы, в свою очередь…

Он замолк, уже не понимая ни одного произносимого им слова. Тогда заговорил ротмистр, но говорил беззвучно, будто с экрана для синема – лишь раскрывал рот, а слов было не слыхать. Но те, стоявшие у фон Штраубе за спиной, явно его слышали. Сдавили с боков, начали закручивать руки. Фон Штраубе и боли-то не почувствовал, он испытывал только сожаление: своей невнятицей он так глупо разрушил все. А ведь он даже полагал, что мог бы подружиться с этим человеком. Черт дернул за язык начинать именно с Хлюста, так ловко умеющего ускользать змеей, таять свечным огарком! Всего-то и надо было – спросить у этого ротмистра: бывал ли он несчастлив? Верит ли в доброту? Томило ли его тоже когда-либо одиночество? Мечтал ли? И если да – то о чем?.. Какие простые, какие нужные вопросы! Вот бы о чем, вместо той галиматьи! Они тогда подружились бы! Наверняка!..

"…И еще, еще! — думал фон Штраубе, пока его волокли по длинному коридору, пахнущему мышами и арестантской парашей. — Еще можно бы поведать этому ротмистру про Александрийскую звезду, подлетающую к нашему утлому мирку с его мелочными трепыханиями и треволненьями, с его сквозняками, тесными коридорами и решетками на окнах! Про кардинала из двенадцатого нумера. В конце концов, даже про самое Тайну. Тот бы его понял, непременно понял! Такой человек не мог бы не понять!.."

…Однако, мыслимо ли – в такой холод раздевать донага?! Пытка у вас такая, что ли? Здесь, вероятно, ад; ваши белые халаты никого не обманут, господа! Где ты, Хлюст? Здесь, по всему, должно быть твое место!..

Нет, пока что, возможно, все-таки чистилище. Ибо вслед за тем, нагого, погружаете в ванну с горячей водой. Иное дело, господа. Как недоставало этого тепла, проникающего в каждую пору продрогшего тела! Сколько веков недоставало его!.. Растирайте, растирайте вашими махровыми полотенцами, господа! Так, так, давайте: в чистую сорочку до пят. Теперь, после этого тепла, можно и соскользнуть в вечность, в безвременье… Звезда уже на небе, уже приближается, — никак, вы, вправду, еще не слыхали?

Несёте? Что ж, несите же!

…Почему эта с седыми лохмами голова, лежащая на кровати, хоть и отделена от тела, но смотрит широко открытыми глазами, — так у вас тоже принято, господа? И снова решетки на окнах… Ну да Господь с ними, с решетками, если без них у вас тут никак.

…лежа на свежей простыне и кутаясь в одеяло, чтобы сберечь бесценное тепло. Только вот голова эта, лишенная хозяина, повернулась и смотрит в его сторону, не давая провалиться в сон…

Глава 16 Обитель

Он не представлял, сколько времени прошло после так нелепо закончившегося разговора с жандармским ротмистром. Судя по образовавшейся щетине – не иначе как дня три, а то и более. Тело было еще довольно слабо, но разум полностью ясен. Боже, какую чушь он городил перед этим Ландсдорфом! Не удивительно, что тот, не выдержав, в конечном счете, препроводил его сюда.

Только вот – куда? Высокий потолок с лепниной в виде сонма крылатых ангелов, паркетный пол, белые, чистые простыни, — похоже, это все-таки не тюрьма. Правда, железные решетки на окнах, — но в их конструкции прослеживались даже потуги на некую художественную фантазию, какое-то изящество изгибов, замысловатость узора, в тюрьме, по его представлению, все же должно было быть иначе – как-то проще и, что ли, квадратнее. Да и сами окна достаточно велики, из-за чего в комнате было не по-тюремному, и вообще не по-петербургски светло.

Фон Штраубе огляделся. Всю обстановку чистой и довольно просторной комнаты составляли только три железные кровати – тоже, впрочем отнюдь не казенного вида, с высокими изголовьями и никелированными набалдашниками, и три тумбочки подле них. На одной кровати лежал он сам, другая, у двери, была пуста, лишь одеяло на ней немного примято, на третьей, у противоположной стены, поверх подушки возлежала та самая, с седыми лохмами и непокорно торчащей кверху бородой голова.

Голова заморгала, открыла глаза и уставилась на лепного ангела, взиравшего на нее с потолка. Потом одеяло, из-под которого она высовывалась, немного сползло, и лишь тут обнаружилось, что голова вполне прочно сочленена шеей с крупным телом, одетым в такую же, как и на фон Штраубе, белую, под самое горло сорочку. Далее обладатель головы вовсе откинул одеяло, уселся поперек кровати и стал сосредоточенно разглядывать свои высовывающиеся из-под этой длинной рубахи босые ступни.

После нескольких минут созерцания ступней седовласый наконец перевел взгляд на фон Штраубе, заметил, что тот, в свою очередь, пристально рассматривает его, и воскликнул сочным голосом полного сил человека:

— Ба, уже пришли, вижу, в себя! А как маялись три ночи! Вы позволите?.. — С этими словами он прошлепал босыми пятками по паркету и уселся на кровати в ногах у лейтенанта. — Может, надо чего?

— Пить… — проговорил фон Штраубе, едва оторвав присохший язык от нёба.

— Сию минуту! — Седовласый мигом подал медицинскую поилку с клювиком и придерживал ее в руках, пока лейтенант делал жадные глотки.

Язык обрел большую свободу, но сил у фон Штраубе достало только спросить: