Виталий Тренев - Бриг «Меркурий»

• Название: Бриг «Меркурий»
• Автор: Виталий Тренев
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы
• Жанр: История
• Год: 1946

Сборник рассказов советского писателя Виталия Тренева, посвященных истории Российского военно-морского флота.

---

Секретный вояж

Мартынов проснулся рано, хотя лег под утро после кутежа. Праздновали его назначение адъютантом к генерал-губернатору. Вчера веселая компания собралась у майора Красина, и друзья придумывали, где бы сегодня провести вечер. Мартынову пришла в голову несчастная мысль пригласить всех к себе. Сболтнулось как-то между прочим, не столько всерьез, как иронически, но друзья радостно зашумели, и дело решилось в одну минуту.

Из всего вышесказанного совсем не следует, что есаул Мартынов был негостеприимен или скуп. Наоборот, среди друзей он заслужил репутацию добряка и рубахи-парня. Все дело заключалось в квартирной хозяйке. Коренастый, курчавый есаул с грубым голосом и красным, обветренным лицом до трепета боялся своей хозяйки, чиновницы Пряхиной, у которой уже много лет подряд снимал полдома.

Феоктиста Романовна Пряхина была женщина пожилая, с громким голосом и бородавкой на щеке. В доме своем она царила нераздельно, держа под башмаком своего мужа Антона Ивановича и в трепете мужскую и женскую прислугу. Когда-то она знавала мать есаула и, объявив, что «Платоша ей все равно что родной», действительно привязалась к нему, как к сыну, а так как она была по натуре деспотична и непреклонна, то привязанность и заботливость ее смахивали на тиранство. Первое время есаул по мягкости души допускал такое к себе отношение, а когда спохватился и пытался бунтовать, было уже поздно.

Понятно, что после вчерашнего нарушения покоя в доме строгой Феоктисты Платону Ивановичу спалось плохо, его мучили злые предчувствия.

Вдруг дверь тихонько приотворилась, и в спальню Заглянул широколицый, белобрысый Василий, денщик и наперсник Платона Ивановича.

— Васька! Васька! — зашептал есаул. Василий вошел в комнату.

— Проснулись, ваше благородие? Окна открыть, что ли?

— Постой. Вась, а что, мы вчера здорово пошумели? — все еще шопотом спросил есаул, хотя никто, кроме верного слуги, не мог услышать его.

— Было, Платон Иванович! — мрачно ответил Васька.

— Ай-ай! Что, Феоктисту мы обеспокоили, чай, а? Как она, не замечал?

— Гневна, батюшка! Чем свет поднялась. Палашку и Стешку прибила. Антон Иванович без чаю на службу побегли. Беда! Меня увидела во дворе и говорит: «Что, Аника-воин твой спит еще?» — «Так точно, мол, Феоктиста Романовна». — «Ну, ужотко проснется, я ему теплое слово скажу».

— Да с чего это? Не томи ты душу, скажи, из чего вышло-то все? Помнится, было все чинно, благородно. Песни только пели — в этом худого нет. Что случилось-то, Васька?

— Из-за их благородия поручика Керна все вышло, Платон Иванович.

— Ну?

— Не знаю, с чего им стукнуло, пели они все под гитару, только вдруг говорят: «Надо Феоктисте испанский серенат сыграть». Майор Красин услыхал. «Не ходи, — говорят, — Керн, она тебя кипятком ошпарит». А он отвечает: «Вы, аспиды, благородства чувств не можете понять. Я ей спою, она разнежится и Платошу завтра тиранить не будет». Тут Красил чего-то с Хрущевым заспорили, а они встали и в мундирчике, как были, шмыг во двор. Я за ними — мол, ваше благородие, как бы не простыли, неровен час. А они мне: «Молчи, аррнаут, у меня в груди палящий огнь». И к палисаднику, Феоктисте Романовне под окошко-с. Я за ними — и говорю: «Ваше благородие, мороз жестокий, струны железные, неравно ручки изволите ознобить-с». А они на меня гитарой: «Отыди от меня, сатана!» Ну, известно, человек пьяный, промахнулись, да гитару так на палисадник и насадили-с. Звон пошел ни с чем несообразный-с…

— Это гитара-то моя, что ли, палисандровая?

— Ваша-с, Платон Иванович, — с грустью подтвердил Василий.

— Ай, вот не было печали-то! — вздыхал и маялся бедный есаул. — Ну-ну, дальше-то что?

— Ну, как, значит, их благородие инструмент разбили, окончательно рассердились на меня. «Из-за тебя, варнак, искусство погибает! Ну, ничего, я голосом, без кампанимента, ее сражу». И как заорут несуразно: «Ночной зефир струит эфир»! А Феоктиста Романовна, видать, не ложились еще и в форточку как закричат: «Это что за разбой, это что за погром в моем доме?» Ну, словом, поехали-с. Я — к поручику: мол, идем скорее, ваше благородие, нехорошо, мол. Ну, увел я их от греха.

— Вот беда-то какая! Что же делать-то, Вася? Ты бы хоть придумал чего.

— Я и то все утро голову ломал.

— А может, я в постели останусь? Заболел, мол.

— Хуже будет, барин: разлютеет совсем. «Допраздновался, — скажет, — адъютант!» Хуже будет-с.

— Ну, беда! А гитара где же, Вася?

— А гитара на частоколе. Висит-с.

— Так и висит?

— Так и висит-с. Снимать никак не дозволяют-с. «Пусть, — говорит, — посмотрит господин адъютант, что они в честном доме произвели».

— Ах ты, господи! Ну, давай, Васька, одеваться. Семь бед — один ответ.

Вася взялся за мундир есаула и вдруг вспомнил:

— Ваше благородие! Простите великодушно, совсем было запамятовал-с. Жандарм от генерал-губернатора приходил. Приказали явиться к одиннадцати часам.

— Экой ты, братец, болван! — встревожился есаул, мигом вскакивая с постели. — Сейчас сколько времени?

— Десять, ваше благородие.

— Экой ты, братец! Давай скорей!

— За разговором запамятовал-с, ваше благородие, шел ведь вас будить-с.

Есаул заставил Василия вылить ему на голову ведро холодной воды, растер мохнатым полотенцем свое мускулистое тело. Оделся и, подтянутый, направился к выходу. В коридоре его встретила грозная хозяйка.

— Ты что же это, друг ситцевый! — начала Феоктиста. Но есаул с неожиданной для него твердостью отвечал:

— Прошу прощения. Не имею времени для беседы. Срочно вызван по делам службы-с.

— Ну, иди, пожалуй, ужотка вернешься… — как нашалившему мальчику, пригрозила Феоктиста.

Но Платон Иванович, не слушая, устремился к выходу и быстрым шагом направился к дому его высокопревосходительства.

Муравьев принял есаула в рабочем кабинете при чиновнике по особым поручениям Струве. Он сидел в кресле перед обширным столом и, чуть подергивая левой щекой, следил, как Струве, капая расплавленным сургучом, запечатывает пакет. Лицо губернатора кривила гримаса недовольства. У него всю ночь ныла рука, раненная на Кавказе. Он не выспался и был не в духе. При входе Мартынова губернатор обернулся к нему, морщась от боли, и бедный есаул, отнеся недовольную гримасу на свой счет, почувствовал, как робость охватывает его, сковывая движения.

«Чем, бишь, я провинился, батюшки мои!» подумал Мартынов, печатая шаги и становясь во фронт перед грозным генералом.

— Есаул Мартынов. Имею честь явиться по вашему приказанию! — нерассчитанно громко прокричал есаул. Почувствовав это, он окончательно струхнул и, сделав бессмысленную мину, «ел глазами начальство».

Но Муравьев, к удивлению есаула, вдруг смягчил выражение лица и сказал ему:

— Оставим формальности, есаул. Зная вашу исполнительность, закаленность и умение путешествовать в суровых условиях, я вызвал вас, чтобы дать вам поручение чрезвычайной важности. Сядьте, есаул.

Мартынов издал горлом неясный звук и с неподвижным лицом, держа по форме на левой руке фуражку, не спуская напряженного взгляда с губернатора, присел в неудобной позе на краешек стула.

— Вы, конечно, знаете о геройской обороне Петропавловска, — сказал губернатор и с невольным сомнением глянул на неподвижное лицо Мартынова. — У нас есть точные сведения, что нападение будет повторено более мощными силами, как только это позволит состояние льдов. Между тем гарнизон Петропавловска и зимующая там эскадра не имеют достаточного количества припасов в боевых снарядов, чтобы с честью отразить врага. Петропавловск может пасть, и русскому флагу может быть нанесено жестокое оскорбление. Мы лишены возможности оказать помощь русской эскадре. Ваша задача, есаул, берегом, через Якутск. Охотск и Гижигу, сквозь пургу и морозы, не теряя ни минуты, добраться до Петропавловска и передать Завойко этот пакет. Здесь находится приказ: снять крепость и порт Петропавловск, уничтожив то, что нельзя увезти, и всей эскадрой итти к устью Амура, где и укрыться во вновь образованных поселениях, в лабиринте рукавов реки, абсолютно неизвестных неприятелю. Спасение эскадры и честь русского оружия вручаются вам, будут зависеть от вашей энергии, мужества и настойчивости. Во что бы то ни стало надо быть на Камчатке ранее наступления весны…

Муравьев прервал свою речь и взглянул на неподвижное скуластое лицо есаула и на его светлые глаза, с бессмысленной почтительностью, не мигая, глядевшие куда-то на лоб губернатора.

— Испытания вас ждут жестокие-с! — постепенно раздражаясь, продолжал генерал. — Восемь тысяч верст через дикие места-с! Человеческого жилья иной раз не встретите на протяжении четырехсот верст. Скалистые хребты-с. Придется пересекать заливы по льду. И добраться до Петропавловска ранее весны-с! Вот ваша задача.