Людмила Кунецкая - Коммунисты

• Название: Коммунисты
• Автор: Людмила Кунецкая
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Читатели знакомы со многими сборниками, вышедшими в серии «Жизнь замечательных людей», названия которых достаточно ясно говорят о теме и ее героях. Это «Новаторы», «Земледельцы», «Вожаки комсомола» и др. В настоящий сборник вошли отрывки из книг, выпущенных редакцией ЖЗЛ за последние годы и получивших признание у читателей. В сборник «Коммунисты» включены рассказы о деятельности Н. К. Крупской, М. В. Фрунзе, Г. И. Петровского, М. И. Калинина, С. Г. Шаумяна, Ф. Э. Дзержинского. С. М. Кирова, А. В. Косарева.

---

С наступлением утра депутаты собрались вместе, чтобы обсудить, как быть дальше. Решили, во-первых, известить о случившемся все подпольные партийные комитеты; во-вторых, потребовать сегодня же, то есть 5 ноября, от председателя думы Родзянко принять меры против произвола полиции, нарушения ею закона о депутатской неприкосновенности. С этим требованием Петровский как председатель большевистской фракции и отправился к Родзянко. Он вручил тому заявление, подписанное пятью членами фракции. Депутаты-большевики во время перерыва между заседаниями рассказали в кулуарах думы депутатам левых фракций о наглом налете полиции. Некоторые выражали им сочувствие, обещали сказать об этом безобразии с думской трибуны, заявить протест правительству и т. п. Но, конечно, большевики не могли ожидать поддержки от черносотенной думы, которая не простила им ни одного антиправительственного выступления, а тем более голосования против военного бюджета.

В этот день ни Петровскому, ни другим депутатам-большевикам не удалось оповестить о случившемся партийные организации и профсоюзы Петрограда. Наутро они уже были в руках полиции: всех пятерых депутатов взяли прямо из квартир.

Так, насильственно, правительство 5 ноября 1914 года пресекло деятельность рабочих депутатов — Г. И. Петровского, А. Е. Бадаева, М. К. Муранова, Ф. Н. Самойлова, Н. Р. Шагова. Большевистская фракция в думе прекратила свое существование.

Их рассадили по одиночным камерам в доме предварительного заключения на Шпалерной улице.

Ленин, узнав об аресте депутатов-большевиков, был очень встревожен. «Ужасная вещь, — писал он Шляпникову в Стокгольм. — Правительство решило, видимо, мстить РСДР Фракции и не остановится ни перед чем. Надо ждать самого худшего: фальсификации документов, подлогов, подбрасывания «улик», лжесвидетельства, суда с закрытыми дверями и т. д. а т. д….

Во всяком случае работа нашей партии теперь стала во 100 раз труднее. И все же мы ее поведем! «Правда» воспитала тысячи сознательных рабочих, из которых вопреки всем трудностям подберется снова коллектив руководителей — русский ЦК партии».

После заключения депутатов-большевиков в тюрьму правительство какое-то время хранило молчание. Зато реакционные газеты подняли вой, призывая к расправе с рабочими депутатами, изменившими якобы отечеству, предавшими родину и народ русский. Черносотенные журналисты пытались создать так называемое «общественное мнение». А наиболее кровожадные из них открыто требовали для рабочих депутатов виселицы.

Либеральная буржуазная пресса же «благоразумно» отмалчивалась, как будто вообще ничего такого особенного не произошло. В самой думе депутаты различных партий толковали между собой не о том, чтобы защитить как-то престиж думы и права ее членов от произвола властей, а лишь о том, как бы арест рабочих депутатов не вызвал новых волнений на заводах и фабриках.

Полиция, жандармерия и охранка начали массовые аресты в рабочих организациях.

А Николай II, демонстрируя «единение царя с народом», в сопровождении огромной свиты сановников, попов и, понятно, тайной полиции разъезжал в эти дни по петроградским заводам и фабрикам, произнося речи и похваляясь демократическим обращением с рабочим людом.

Но понемногу тревожная весть об аресте депутатов стала проникать в среду рабочих. Однако выступить открыто в их защиту даже закаленные питерские пролетарии не могли. Свирепый военно-политический режим, массовые аресты, патриотический угар среди населения столицы — все это сильно давало себя знать, сковывало по рукам и ногам.

Официальное сообщение об аресте депутатов появилось в газетах только 9 ноября. Им предъявлялось обвинение в «измене отечеству». Эта клевета была встречена разными слоями населения по-разному. Захваченные шовинистическим военным психозом обыватели и отсталые рабочие ругали на чем свет окаянных «германских шпионов» — большевиков и выражали свои верноподданнические чувства царю. Среди же сознательных рабочих вся эта бездарная комедия вызвала чувство горечи и возмущения. Реакционная печать и черносотенцы в думе подняли восторженный вой, хваля твердую государеву руку, которая покарает предателей.

Наконец и трусливые либеральные газеты подали голос. Они похваливали фракцию трудовиков во главе с Керенским и фракцию меньшевиков во главе с Чхеидзе, ставя им в заслугу, что они, эти фракции, презрели свои политические цели во имя родины и голосовали вместе со всей думой за «оборону дорогого каждому русскому отечества», то есть за кредиты на войну.

Уцелевшие от репрессий члены большевистского Петербургского комитета выпустили 11 ноября отпечатанную на гектографе (типография уже была разгромлена) прокламацию с призывом к рабочим ответить на подлый арест их депутатов кратковременной забастовкой.

Листовки, протестующие против полицейской расправы над членами большевистской фракции, появились и в других городах.

На призыв Питерского комитета рабочие нескольких заводов столицы откликнулись однодневными забастовками и митингами. Волнения пролетариата были и в других промышленных городах. Власти сразу же применили к «смутьянам» меры военного наказания: много рабочих, имевших отсрочку по мобилизации как запасники и «ратники», были сняты с льготного учета и отправлены на фронт.

На допрос арестованных депутатов привезли всех вместе, поэтому им удалось переговорить друг с другом и условиться, как держаться на следствии. В один голос они утверждали, что на квартиру Гавриловой собрались, чтобы обсудить некоторые свои депутатские дела — о помощи страховым рабочим кассам, об издании рабочей газеты; что отношение свое к войне они высказали открыто еще раньше, 26 июля, в думе в декларации социал-демократических фракций и т. д.

Муранов вообще отказался что-либо говорить следователю.

Арестованные держались достойно, без тени страха перед жестокими законами военного времени. Лишь один Каменев еще на следствии начал открещиваться от политической линии ЦК партии против империалистической войны. Каменев показал следователю, что он явился на совещание только потому, что был как журналист заинтересован в воссоздании рабочей газеты, в которой сотрудничал раньше, но что касается отобранных у депутатов материалов политического характера, то он, Каменев, не может быть ответственным за них, поскольку их содержание противоречит его политическим убеждениям и взглядам на войну.

Правительство торопило следствие, с тем чтобы поскорее передать дело в военный суд и там за закрытыми дверями покончить раз и навсегда с рабочими депутатами.

Тем временем шовинистический угар в народе постепенно проходил; люди, оглядевшись, стали трезвее смотреть на вещи, с неодобрением поговаривать о войне. Обстановка в России для смертной расправы с депутатами-рабочими складывалась не очень-то подходящая. Русская армия терпела поражения одно за другим, несла большие потери. Эшелоны, набитые ранеными, тянулись в глубь страны нарастающим потоком. Стало плохо с продовольственным снабжением в городах, кряхтели от больших военных поставок крестьяне. Среди населения росло недовольство положением на фронте и внутри страны. А на передовых позициях роптали усталые солдаты, истосковавшиеся по семьям и родному дому. Настроения эти не внушали оптимизма генералам в ставке главного командования.

В кругах либеральной буржуазии началось замешательство. Стали раздаваться голоса с призывом как-нибудь потихоньку, без шума, спустить «депутатское дело» на тормозах, дабы не разжигать страстей среди рабочих и не давать пищи для нежелательных, опасных толков в армии. Родзянко даже отважился направить председателю Совета министров Горемыкину протест против нарушения депутатской неприкосновенности. И это спустя месяц после ареста рабочих депутатов! Кстати, в «протесте» о самом аресте депутатов не было на слова. Ясно, что эта инсценировка понадобилась думе лишь для того, чтобы пустить народу в глаза демократическую пыль, создать видимость недовольства действиями полиции.

Допросы депутатов-большевиков шли своей чередой. Следователь Петроградского окружного суда по важнейшим делам Машкевич тщетно старался выискать такие формальные доказательства, которые бы подтвердили обвинения депутатов в измене родине, как было официально заявлено в правительственном сообщении. Такое обвинение грозило в военное время смертной казнью.

Однако ни добытые при обыске депутатов большевистские газеты и листовки, ни письма рабочих к депутатам, ни личные дневники Петровского и блокнот Муранова, ни показания самих арестованных, отрицавших обвинение в измене родине, — ничто не давало в руки следствия материала, нужного для обоснования смертного приговора.