Андрей Константинов - Полукровка. Эхо проклятия

• Название: Полукровка. Эхо проклятия
• Автор: Андрей Константинов
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб, ВКТ
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-067520-3, 978-5-9725-1797-8, 978-5-226-02253-1

Она — скромная питерская учительница с непривычным нашему слуху именем Самсут. В ней причудливым образом смешались армянская, русская и украинская кровь, но она до сих пор даже и не помышляла о поисках своих корней. Однако звонок таинственного незнакомца, первоначально принятый за розыгрыш, круто меняет всю ее жизнь. В поисках мифического наследства Самсут отправляется в дорогу. Перед ней, словно в калейдоскопе, мелькают страны, люди и города. Ее окружают чужие обычаи, традиции и легенды, а по пятам неотступно следуют коварные враги и неведомые друзья. Ключ к разгадке тайны у нее в руках, но Самсут пока не догадывается об этом.

---

— …Но зато вы можете перебраться пока к Швербергу — он позавчера улетел в колонию, куда-то за Урал, и раньше чем через неделю не вернется, — пояснила Лариса таким тоном, будто дарила Сергею Эдуардовичу редкий бриллиант.

— К Швербергу так к Швербергу, — неожиданно быстро согласился он, поймав себя на мысли, что настроение действительно слегка улучшилось. В конце концов любое перемещение, хотя бы и не по службе, а всего лишь в замкнутом пространстве, всё равно вносит элемент разнообразия в будничную рутину. И вообще — интересно ведь примерить на себя интерьер модного преуспевающего адвоката…

Кабинет коллеги размерами не так уж и превосходил каморку Сергея Эдуардовича, но оказался шикарным — с двумя кожаными креслами и с не менее кожаным диванчиком. А еще с двойными обоями и с развешенными по стенам копиями английских гравюр, изображающими сценки из юридической жизни Лондона XVIII века. Из содержания картинок следовало, что дела у британских коллег Габузова, даже в те юридически отсталые времена, шли несравнимо лучше, нежели в наши прогрессивные у него самого.

Сергей Эдуардович невольно присвистнул от столь приятного удивления (по причине стойкой антипатии, ранее в шверберговские закрома он был не ходок) и теперь совсем оживился: что ж, с недельку можно будет поиграть в преуспевающего дельца. Расправив плечи, он с удовольствием, как школьник, начал раскладывать на девственно-чистом швербергском столе свои бумаги и отнюдь не паркеровские ручки. Устроив таким образом некоторый творческий беспорядок «по-габузовски», новый «делец», он же калиф на час, плюхнулся в одно из кресел, перебросил длинные ноги через подлокотник и эффектным жестом выудил сигарету из пачки синего «Петра». Все, кто мог бы увидеть в этот момент Сергея Эдуардовича Габузова, безвестного адвокатишку тридцати четырех лет от роду, непременно решили бы, что на самом деле он… обыкновенный неисправимый мальчишка с легкими хулиганскими наклонностями, отнюдь не стремящийся ни к работе, ни к завоеванию более комфортного места под солнцем. На самом деле к разряду классических бездельников Габузов ни в коей мере не причитался — просто с подлинным азартом он относился лишь к той работе, которая доставляла ему профессиональное удовольствие. Но такая работа в последнее время подворачивалась крайне редко. Что же касается места под солнцем, то стремиться к нему теперь, по мнению Сергея Эдуардовича, представлялось делом крайне глупым. Раньше надо было заниматься этим вопросом, а не сейчас, когда тебе уже четвертый десяток. Нынче на дворе время молодых да ранних.

* * *

Вот примерно так размышлял сейчас, утопая в мягкой коже, Сергей Эдуардович. В своих мечтах и в едких клубах дыма он так и плавал бы еще неизвестно сколько времени, когда бы на рабочем столе вдруг неожиданно не загудел факс. Габузов недовольно поморщился, но все же скосил глаза: из щели, нудно жужжа, тянулась бумага. «Ну и черт с ним, все равно не мое!» — с облегчением подумал он, по-детски радуясь тому, что можно ничего не читать, ничего не решать, никому не звонить и никуда не бежать… Однако природное любопытство в конце концов пересилило, и он решил краем глаза глянуть на вылезший листок. Ведь на самом же деле любопытно, какими такими делами ворочает знаменитый Шверберг?

Вверху документа красовался странный логотип в виде хитрого переплетения нуля и знака бесконечности, на первый взгляд казавшийся цветком с распустившимися лепестками. «Во дают! — невольно восхитился Сергей Эдуардович. — Кто это, интересно, придумал такую красивую обманку?» С этой мыслью он лениво сполз с кресла и осторожно отнял у аппарата еще теплый листок.

Фирма, судя по буквам, загнанным в логотип, была французская, но перевести в ее названии ничего, кроме слова «Париж», Габузов из-за элементарного незнания французского языка не смог. Зато сам текст, занимавший всего четыре строчки, был написан по-английски. И хоть последний раз Сергей Эдуардович пользовался английским языком только на госэкзамене третьего курса, английская кафедра универа всегда славилась своей средневековой жестокостью, и, вероятно, именно поэтому он, хотя и не без труда, все-таки смог прочесть следующее:

«Дорогой Илья, наш клиент высоко ценит ваши услуги по нахождению прямых наследников Симона Луговуа и напоминает о необходимости принятия в отношении этих лиц превентивных мер, согласованных во время нашей личной встречи. Искренне ваш, Оливье».

— Однако! — хохотнул Сергей Эдуардович. — Илюша-то наш каков! В переписке с парижским салатом состоит! Ах, Оливье, Оливье, Оливье… Ах, Париж, Париж…

Веселье, впрочем, улетучилось еще быстрее, чем пришло. Нашему адвокату взгрустнулось, ибо совсем некстати вдруг вспомнилась ему бывшая супруга, предметом особой гордости который был как раз одноименный салат. Впрочем, ничего иного она больше готовить и не умела, искренне считая мельтешение у плиты занятием слишком низменным для высоких супружеских отношений. Правда, на экс-супруга, который, как и все мужчины с примесью армянских кровей, на генетическом уровне являлся неплохим кулинаром, подобная философско-кухонная сентенция не распространялась.

Сергей Эдуардович небрежным, с долей некоторого презрения жестом отбросил листок на стол и снова плюхнулся в кресло. Снова закурив, он попытался отогнать внезапно нахлынувшие нелицеприятные воспоминания, и отчасти это ему удалось — чувство раздражения постепенно ушло. Но на смену тут же явилось иное: эдакое, еще неоформившееся «нечто» из разряда «былое, прокурорское». Габузов понял, что во всем этом не шибко содержательном парижском факсе его более всего резануло и насторожило словосочетание «превентивных мер». Сергей Эдуардович не понаслышке знал, что именно в наши безумные отмороженные дни может скрываться за такими словами.

«Что за бред? Какие такие могут быть превентивные меры в отношении наследников? Это, знаете ли, припахивает Федором Михайловичем Достоевским и братьями Карамазовыми вместе взятыми. Хм… Впрочем, тогда они вряд ли стали бы говорить об этом так открыто по факсу. Хотя… от этой крысиной физиономии можно ожидать чего угодно. По крайней мере, если судить по его повседневной клиентуре: ворюга на ворюге, бандюга на бандюге…»

Адвокат Габузов поспешил себя одернуть. Это там, пусть и в недавней, но все-таки прошлой жизни, клиенты Шверберга по всяким щекотливым делам были для него, тогда еще следователя прокуратуры, чем-то вроде классовых врагов. И свой профессиональный долг тогда он видел в том, чтобы подобных личностей как можно больше засадить за решетку, где им и самое место. Ныне же профессиональный долг диктовал Сергею Эдуардовичу прямо противоположное. А именно — делать все возможное и невозможное (второе оплачивается по особому тарифу!) для того, чтобы в жизни уважаемого клиента было как можно больше видов из окна на море и как можно меньше видов из окна на зону.

В этом смысле, что и говорить, клиенты у Ильи Моисеевича были самые что ни на есть «уважаемые» — то бишь денежные. А вот к Габузову такой клиент не шел. То ли инстинктивно чувствовал в нем бывшего «мента», то ли просто опытным взглядом угадывал в Сергее Эдуардовиче человека, которого не любят деньги. Да и новое начальство в лице ушлого, медоточивого Михал Михалыча предпочитало держать его от серьезной клиентуры подальше. Во-первых, не ахти какой спец в адвокатском деле (и это правда), а во-вторых, из прокуратуры, да к тому же с «подмоченной» репутацией (что тоже правда, но лишь отчасти). Словом, неудивительно, что все это время Габузов «сидел» в основном на бытовых статьях, бесконечно тратя свое образование и опыт на защиту бомжей, алкоголиков, мелких воришек и прочих неудачников — тех, которым настоящий, «не-положняковый» адвокат был просто не по карману.

«Подмоченность» же габузовской репутации заключалась в том, что в свое время Сергей Эдуардович, едва закончив универ, из молодого гонора и щенячьих принципов раскрутил несколько дел, называемых деликатными — в смысле личностей фигурантов. В их числе были и «дружественные» милицейскому начальству коммерсанты, и чиновники, промышлявшие взятками и махинациями, и даже один помощник депутата Госдумы, замешанный в контрабанде бытовой техники в особо крупных размерах. Разумеется, у ретивого, но малоопытного следователя прокуратуры не хватило силенок отправить всех этих слуг народа на нары, но кровушки он им попортил изрядно. Впрочем, не без взаимности: Габузову угрожали, один раз даже отоварили по голове в темном подъезде тупым предметом, тягали «на ковер», отбирали дела и передавали их более «врубчивым» следователям… После каждого такого случая Габузов больше и больше осознавал всю тщетность своих даже не усилий — потуг и всякий раз пытался дать себе и жене клятву плюнуть на все и уйти. Хоть в бандиты, хоть в охранники. Но дальше клятв дело не двигалось. Вот уже и жена ушла от него, свалив за кордон к пожилому «гамбюргеру», вот уже почти все его друзья-коллеги по службе забили на эту самую службу, вследствие чего весьма преуспевали, а Сергей Эдуардович с каким-то маниакальным упорством продолжал тянуть лямку борьбы с гидрой преступности. И при этом всякий раз морщился, слыша это дурацкое словосочетание из уст телевизионных дикторов.