Дмитрий Корниенко - Время Рыцаря

• Название: Время Рыцаря
• Автор: Дмитрий Корниенко
• Жанр: Альтернативная история

Аннотация:

Новая версия романа. Молодой историк из России приглашен в старинный французский замок Курсийон. Требовалось всего-то изучить историческое прошлое новой дядиной собственности. Но работа с документами не заладилась с самого начала – и виной всему таинственное древнее зеркало в комнате под сводом башни. И вот, вместо того, чтобы изучать столетнюю войну по хроникам, историк сам окунается в вековую борьбу Англии и Франции. Непонятно только, на чьей стороне надо быть, чтобы выжить и вернуться в свое время.

---

Распаковывая чемодан, Альберт оказался в затруднительном положении: шкафа не было, и в итоге что-то украсило вешалку, что-то легло на крышку сундука, но большая часть вещей так и осталась в чемодане. Оставалось освоить душевую комнату, которая оказалась на удивление приличной, как в хорошем отеле. Нашлось и полотенце, а на туалетной полке располагались разноцветные флакончики гелей и шампуней. Причесываясь и рассматривая лицо, Альберт пожалел, что не удостоил при свете дня загадочное зеркало своей комнаты должным вниманием. Ведь после захода солнца делать это категорически не рекомендовалось. Во время того странного разговора Альберт настойчиво искал в дядином лице признаки лукавства, но так и не нашел, в итоге зеркало начало немного тревожить еще дома. Но сейчас следовало поужинать, а потом, пока не стемнеет, осмотреть замок с разных сторон. Изучить же внутренние помещения и наведаться в подвалы можно будет с утра следующего дня.

Одевшись, Альберт вышел во двор и проследовал к тому самому крыльцу, на котором в первый раз заметил Ивет. Надавив на тяжелую дубовую дверь со ржавым кольцом посередине, он очутился на кухне, огляделся и удовлетворенно потер руки: на столе все-таки стоял графинчик с красным вином, и не иначе, как для него, а на блюде блестели жирком тонкие кружки сырокопченой колбасы. На плите в одной кастрюльке остывали тонкие длинные сосиски, в другой сгрудились большие отварные картофелины. В плетеную корзинку был крупно нарезан багет.

Первым делом Альберт разломил кусок хлеба с уже подсыхающими острыми краями и проложил его колбасой. Затем порезал картофелины на части и обмазал найденным в холодильнике майонезом. Добавил в тарелку пару сосисок. Только тогда сел и налил в стакан вина. Вино чуть пенилось и, судя по запаху, было молодым домашним. Альберт решил на него особенно не налегать: домашнее виноделие ассоциировались у него с немедленной головной болью. Но всему остальному отдал должное, стараясь наесться впрок, чтобы не бродить ночью по замку в поисках еды для утоления неожиданного ночного голода и не пугать обслугу призрачными шорохами.

'Вот теперь самое время прогуляться перед сном и заодно осмотреть территорию', – благостно подумал Альберт, отодвигая тарелку. Если бы под ним был не жесткий табурет, а мягкое кресло, еще неизвестно, как сложился бы вечер. Возможно, было бы допито кисловатое вино, и сумерки застали бы его на кухне за ленивыми и многообещающими мыслями. Но Альберт все-таки поднялся и вышел во двор, покачиваясь от сытости и усталости, глубоко вдыхая пряный вечерний воздух. Он прошествовал мимо больших темных окон нового крыла, а потом спустился вниз, к лужайкам, расположенным террасами. Со стороны было видно, что замок построен на самом краю круто обрывающегося холма и его северная часть уходит вниз массивной стеной вместе со склоном. Получалось, новый корпус стоял не вместо северной стены, как казалось со двора, а на этой стене, уходящей вниз, к шумящим деревьям.

Поскальзываясь на траве, уже блестящей вечерней росой, Альберт спустился еще ниже, к заросшему папоротником основанию крепостной стены, и медленно пошел вдоль нее, разглядывая бойницы. Они были двух видов: узкие, вертикально вытянутые – для лучников, и квадратные – для арбалетчиков. Иные были расположены так низко, что Альберт невольно задумался о глубине подвалов. И не только об этом.

Трудно сказать, о чем думают женщины, глядя на феодальный замок, но любой мужчина невольно просчитывает, как сподручнее такой замок захватить. Он оценивающе осматривает укрепления и бойницы, думает, где лучше начать атаку, куда тащить приставные лестницы и как, наверное, страшно лететь вниз вместе с этой лестницей; прикидывает, сколько надо латников, чтобы овладеть башней, и сколько надо лучников, чтобы ее отстоять; он озабоченно размышляет, есть ли подземные ходы и куда они ведут, можно ли разрушить стены бомбардами и долго ли надо бить тараном в ворота, чтобы те разлетелись. Подойдя ближе, он подозрительно вглядывается в бойницы, словно ожидая, что оттуда вылетит болт – железная арбалетная стрела, пробивающая тяжелые доспехи, а проходя через арку ворот, внимательно разглядывает чернеющие вверху дыры, представляя, как лилась на кого-то кипящая смола. Забравшись же на стену, мужчина начинает думать о том, как такой замок оборонять.

Однако последних владельцев замка, по-видимому, не впечатляли такие ассоциации. Во всяком случае, хоть и сохранилась северная стена, соединяющая башни, но от самих башен остались только массивные основания, заканчивающиеся круглыми площадками. Площадки были окружены парапетами, и на одну из них был выход с кухни. На ней стоял летний стол под большим квадратным зонтом.

Удивил маленький балкон с кованым ограждением, торчащий прямо из стены. Он был сделан явно во время реконструкции в попытке придать обновленному Курсийону элемента изящества. Но выход на него казался прорубленным, а узорная кованая решетка никак не сочеталась с общим суровым видом. Балкон подпирали две каменные головы сатиров, а точнее маски, изображавшие печаль и радость, и та, что была печалью, полностью соответствовала. Но вот та, что была радостью, скалилась настолько злобно, что по спине пробегали мурашки. Выход на балкон, как понял Альберт, был из подвала – ведь замок стоял на крутом склоне.

Обогнув замок, историк неспешно поднялся вдоль восточной стены старого крыла, где местами были расширены бойницы и врезаны окошки, и достиг своей башни, такой же бескомпромиссной, какой она и была восемьсот лет назад. Вообще же, все это строение с его разрушенным прошлым и надстроенным настоящим очень напоминало старого вояку, снявшего боевые доспехи и надевшего кружевной камзол. Красную обветренную шею сдавливает крахмальный воротничок, смуглое, покрытое шрамами лицо припудрено, а выжженные солнцем волосы покрывает белый парик.

В комнате было зябко. Белая рубашка с коротким рукавом чуть взмокла во время обхода, прилипла к спине и теперь холодила, заставляя распрямлять плечи. Альберт ее снял, открыл было чемодан в поисках другой, как вдруг в одночасье потемнело, тусклый рисунок на гобелене совсем погас, исчез глянцевый блеск печки, и ушли во мглу балки над головой. Свежий предгрозовой ветер забился в хлипкое окошко, и Альберт поднял раму. Он постарался максимально высунуться из окна, что было непросто, учитывая толщину стен, и увидел, что последние закатные лучи срезало тучей, и туча эта недоброго лилового цвета.

По обе стороны кровати на стене висели светильники, но ни один не работал, и приготовленный загодя журнал Альберт отложил. В сумраке он разобрал постель, лег и натянул одеяло в сыроватом пододеяльнике до подбородка, словно ища в нем защиты от холода и мрачных мыслей. Комната ему определенно не нравилась, а про зеркало он старался даже не думать. В глубине души оставалась надежда заснуть до окончательной темноты, и Альберт вспомнил о материалах, которые прислал накануне отъезда профессор и которые удалось изучить дорогой. Он давно заметил, что от размышлений о вещах, обязательных для исполнения, глаза закрываются сами собой. А лучше всего представить, что ты разбужен будильником ранним зимним утром под теплым одеялом в холодной спальне, когда еще темно. С такой картиной в голове засыпается особенно хорошо.

А поразмышлять было о чем. Материалы о походе Черного Принца, финалом которого стала битва при Пуатье, могли помочь лишь косвенно. Зато историю рейда англичанина Ноллиса, ветерана Пуатье и Креси, осенью 1370 года оказавшегося со своими людьми в ловушке между Ле-Маном и Туром, следовало изучить подробнее. Ноллис занял почти всю местность и намеревался спокойно перезимовать, грабя округу, когда с севера, от Кана, выступил Дю Геклен со своей освободительной армией. Пожалуй, лучший французский рыцарь своего времени решил застать англичан врасплох. А с юга ему в помощь надвигался французский маршал Сансер, скопивший силы у Шательро. Альберту этот эпизод был интересен прежде всего тем, что в нем присутствовало упоминание о четырех английских гарнизонах, расположенных в местных замках. А некий Роджер Уолш, капитан, имевший в своем распоряжении небольшой отряд человек в сорок, вроде бы стоял гарнизоном в Курсийоне накануне знаменитой битвы при Понвалене, когда основные силы англичан были разбиты тем самым Дю Гекленом. До городка же Понвален отсюда было рукой подать.

Альберт ворочался и представлял, что капитан, возможно, ночевал в этой башне и в этой самой комнате. Но у историка заснуть не получалось. Правый висок словно припекало злосчастное зеркало. Конечно, это все иллюзия, настрой, но все равно было ужасно неуютно, словно смотрит на тебя кто-то злой и только и ждет, когда ты закроешь глаза.

Наконец Альберт встал, залез рукой в карман пиджака и вынул бумажник. Он достал фотографию девушки – маленькую, паспортную, специально выпрошенную в свое время, чтобы было удобно носить с собой. Всполохов за окном было достаточно, чтобы разглядеть ее портрет, хотя свет и не был особо нужен – все равно свою последнюю любовь он с трудом узнавал на фотографиях. Убрав карточку обратно, Альберт почувствовал, что добился нужного эффекта. Душевная боль легко вытесняет мистические страхи.