Сергей Ауслендер - Петербургские апокрифы

• Название: Петербургские апокрифы
• Автор: Сергей Ауслендер
• Издательство: Мiръ
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-98846-011-9

Сборник прозы «Петербургские апокрифы» возвращает читателю одно из несправедливо забытых литературных имен Серебряного века. Сергея Абрамовича Ауслендера (1886–1937), трагически погибшего в сталинских застенках, в начале XX века ценили как блестящего стилиста, мастера сюжета и ярких характеров. В издание вошли созданные на материале исторических событий петербургского периода русской истории и подробно откомментированные сборники дореволюционной прозы писателя, а также прогремевший в начале XX века роман «Последний спутник», в героях которого современники узнавали известных представителей художественной богемы Санкт-Петербурга и Москвы. В сборник также включена первая публикация случайно уцелевшего рассказа «В царскосельских аллеях».

---

Ганс вскочил и, тоже рассматривая ее бледное, будто восковое лицо с слегка выпуклыми большими глазами, тонкими красными губами, скорее некрасивое, но чем-то поражающее, тоже не сразу нашел слова.

— Фрейлейн, — заговорил он наконец, — я прошу извинения. Я приехал слишком рано. Я Ганс Вреден.

— Вы Ганс Вреден, — повторила девушка, как бы вспоминая что-то про себя.

— Может быть, фрейлейн, вы слышали когда-нибудь мое имя. Ваш батюшка, — ведь вы дочь господина Лебенца? — ваш батюшка давно любезно приглашал меня.

— Я слышала ваше имя, — повторила задумчиво девушка.

— Я приехал, чтобы… — начал Ганс, но девушка, сделав быстрое движение, перебила его голосом, резким и пронзительным:

— Вы приехали, чтобы спасти меня.

Ганс в смущении отступил на шаг.

— Разве вы нуждаетесь в спасении, фрейлейн?

— Ах, не мучайте, не мучайте меня, дорогой господин Вреден. Я так ждала вас. Ужели вы обманете меня? Дайте мне вашу руку.

Ганс не трогался с места, и девушка сама приблизилась к нему и сама взяла его руку.

— Не правда ли? Вы защитите меня? У вас голубые глаза, золотые волосы. Вы славный рыцарь. Да, да.

И будто не замечая молчания Ганса, она, становясь все более и более восторженной, неожиданно опустилась на колени и прижала руку Ганса к своим губам.

— Фрейлейн, что вы делаете, успокойтесь, Бога ради, я сделаю все, чтобы помочь вам. Успокойтесь, фрейлейн, — воскликнул Ганс, стараясь поднять девушку.

— Ну, помните, милый, милый, — и, как-то странно улыбнувшись, томно закрывая глаза, она взяла свечу и медленно пошла к двери, у которой, в последний раз обернувшись, повторила: — Ну, помните, милый, милый!

Раздумывая, что все это означает, Ганс не заметил, как дверь растворилась и господин Лебенц быстро вбежал в комнату. Это был небольшого роста довольно толстый старичок, очень почтенного вида. На нем был парадный розовый кафтан с золотом, шелковые лиловые чулки и высокий парик с локонами. Он суетливо обнял гостя, как бы давно знакомого и привычного человека, хотя видел Ганса, только когда держал его в пеленках во время крестин. Не расспрашивая ни о родных, ни о путешествии, он сейчас же сел за стол, пригласив и Ганса. Толстая старуха в ту же минуту внесла блюдо с картофелем и, ответив сумрачно на вопрос хозяина по-русски, так что Ганс не понял, вышла.

— Фрейлейн больна. Вы знаете, какая Марта проказница, — весело подмигнув Гансу захохотал старик и жадно накинулся на еду. Они позавтракали молча, и, только встав из-за стола, господин Лебенц сказал:

— Ну, дорогой крестник, теперь во дворец.

— Как, сегодня же? — удивился Вреден.

— Сейчас же. Знаете: кто теряет минуту, теряет вечность.

Та же старуха подала хозяину шляпу и трость, и, шагая через две ступени, он так быстро побежал с лестницы, что длинноногий Ганс едва поспевал за ним.

II

Добрая рыженькая лошадка быстро покатила таратайку, которой правил сам Лебенц, иногда прерывавший молчание для того, чтобы показать кнутом на какой-нибудь пустырь и пробормотать: «Вот собор, вот дом князя N1, вот театр», — хотя Ганс и мог разглядеть только какие-то навороченные балки и груды камней.

— А вот и дворец, — указал Лебенц на небольшой белый дом, окруженный не то лесом, не то парком и не отделенный от улицы никаким забором.

Привязав лошадь к дереву, Лебенц быстро пошел по узкой тропинке между кустов к белому дому. В передней, на шинели, разостланной по полу, храпели два солдата. Сверху доносились звуки клавесина, топот ног и счет «ейн, цвей, дрей».

Лебенц и Вреден вошли в приемную. Несколько сановников в лентах прохаживались по комнате, переговариваясь между собой, и не обратили никакого внимания на вошедших. Оставив Ганса стоять у окна, Лебенц на цыпочках подкрался к запертой двери во внутренние покои и, сначала чуть-чуть постучав, потом просунув голову в дверь, наконец пролез в соседнюю комнату, плотно притворив за собою дверь.

Ганс с любопытством осматривал русских вельмож, но скоро почувствовал страшную усталость и, прислонившись к стене, не закрывая глаз, почти терял сознание. Так прошло много времени. Музыка и топот ног в верхнем этаже не прекращались, сановники, прибывая, наполняли приемную, здороваясь шепотом и чопорно откланиваясь друг другу.

Вдруг страшный шум раздался в соседней комнате. Гансу показалось, что он расслышал пронзительный, напоминавший ему странную утреннюю встречу с фрейлейн Мартой, голос своего крестного. В приемной все замерли. Дверь с треском распахнулась, и господин Франц Лебенц почти вылетел спиной в приемную, успевая на лету все-таки выделывать какие-то почтительные пируэты. Сейчас же за ним в дверях показался император. Он был в золотом парадном кафтане, глаза его пылали, лицо почернело от гнева. Солнце из соседней комнаты освещало его сзади, и он стоял, как бы окруженный сиянием. В руках он держал толстую, суковатую дубину. Громовым голосом закричал он, видимо, продолжая начатый еще в другой комнате спор:

— Я тебя, господин мошенник, вместе с твоей девчонкой живьем сжечь прикажу! Ты у меня попляшешь! Посмотрю, как ты не откроешь мне двери, когда я с ротой преображенцев приду к тебе, винца твоего попробовать, на фрейлейн Марту полюбоваться, для примера тебя на воротах повесить! Вон, собака!

И хлопнув дверью так, что все окна задребезжали, а музыка наверху смолкла, император скрылся в своем кабинете.

Господин Лебенц, казалось, нисколько не смутился, оправив пришедший в беспорядок свой парик, весело подмигнул Гансу, чтобы тот следовал за ним, и пошел к выходу с таким важным видом, что все придворные с серьезным уважением расступались, давая ему дорогу.

Ганс был умен не расспрашивать крестного о сцене во дворце, а тот был весел, напевал что-то себе под нос, болтал с молодым человеком, расспрашивал о новостях с родины и показался Гансу очень приветливым, милым, хотя несколько с причудами, стариком.

Дома Лебенц снял парик и кафтан, распечатал письмо от своего кума Вредена и, вооружившись огромными очками, стал читать его, шевеля губами. Прочитав письмо два раза и подняв очки на лоб, он несколько минут, казалось, обдумывал что-то, а потом, пронзительно захохотав, вдруг бросился обнимать Ганса, бормоча:

— Дорогой, милый Ганс, как я рад, как я рад.

С этим же смехом он открыл дверь наверх и закричал:

— Марта, Марта!

Фрейлейн, стуча каблуками по лестнице, сбежала вниз и, запыхавшись, остановилась у двери, скромно потупив глаза. Она показалась Гансу менее бледной и еще более девочкой.

— Марта, наше желание сбылось. Приехал наш Ганс, и кум пишет мне, что согласен исполнить наш старый уговор. Правда, он пишет, что просит испытать сначала Ганса, но ведь он такой молодец, такой красавец, не правда ли? — и старик совсем захлебнулся от смеха.

Марта стояла, прислонясь к двери, не поднимая глаз и не улыбаясь.

Перестав смеяться, Лебенц сказал с какой-то странной гримасой:

— Фрейлейн Марта, господин Вреден просит представить вам своего сына как жениха. Я тоже согласен. Подойдите и поцелуйте нашего милого, доброго Ганса.

Ганс совсем не ожидал подобного оборота дела, но не выразил ни одним жестом своего удивления. Марта тихо подошла к молодому человеку и, поднявшись на цыпочки, с опущенными глазами, поцеловала его в самые губы.

— Ну, вот как хорошо, — с добродушным смешком сказал Лебенц. — Теперь все пойдет отлично. Фрейлейн Марта успокоится, наш добрый Ганс будет с нами. Но ведите себя благоразумно и целуйтесь только в моем присутствии. Я ведь не строг.

Затем он показал Гансу комнату в верхнем этаже, рядом со своим кабинетом и комнатой Марты, довольно большую, выкрашенную в голубую краску, с видом на сад и на Неву.

Несмотря на страшную усталость, Вреден, оставшись один, раньше чем лечь отдохнуть, записал кратко в свой дневник, который по завету отца он вел аккуратно каждый день с восьми лет:

«Лебенцы отец и дочь немножко чудаки, но приняли меня хорошо. Оказывается, папаша писал о моей свадьбе с фрейлейн Мартой. Она еще девочка, слишком худощава, но это, как и странности, с которыми она меня встретила, надо думать, пройдут с летами, впрочем, надо разузнать хорошенько, богат ли Лебенц и имеет ли какое-нибудь влияние. Император был грозен. Он настоящий зверь, хотя очень величественен».

III

Ганс скоро привык к своим хозяевам и новому своему положению. Господин Лебенц почти весь день проводил в кабинете, куда к нему никто не допускался, сбегая только вниз для еды. Марта неслышными шагами ходила по дому, иногда заходя и в комнату Ганса; она была тиха, скромна, но приветлива, и никаких странностей Ганс за ней не замечал. После обеда иногда господин Лебенц говорил:

— Ну, детки, пойдите погуляйте.

Марта надевала шляпу с голубыми лентами, и Ганс, взяв под руку, тихо вел ее всегда по одной и той же дороге к Неве. Они садились на камнях у воды и смотрели на багровое от заката небо, отражавшееся в черной холодной реке, стремящейся к морю, мимо болот, недостроенных дворцов и бедных лачуг.