Александр Родимцев - Твои, Отечество, сыны

• Название: Твои, Отечество, сыны
• Автор: Александр Родимцев
• Издательство: Политиздат Украины
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1982

В книге дважды Героя Советского Союза генерал-полковника Александра Ильича Родимцева отражены события, разыгравшиеся на Юго-Западном фронте в течение 11 первых, наиболее тяжелых для нашей армии и народа, месяцев Великой Отечественной войны, когда под натиском превосходящих сил противника наши войска с ожесточенными боями отходили в глубь страны, нанося немецко-фашистским захватчикам огромные, невосполнимые потери и одновременно готовя резервы для ответных сокрушительных ударов.

---

Когда я перечитываю воспоминания Александра Ильича, перед глазами невольно возникает старенькая, потрепанная записная книжка. Сколько раз нам доводилось листать ее странички, поблекшие от солнца и ветра, меченные пылинками дорог и брызгами дождя. Пронесенная в кармане гимнастерки командира 5-й воздушно-десантной бригады многие сотни километров, через десятки сражений от Киева до Сталинграда, она хранит памятные даты, названия сел и деревень, железнодорожных станций, урочищ, высот и, конечно же, дорогие сердцу солдата имена.

Помнится, просматривая торопливые записи, датированные сентябрем 1941 года, я с трудом разобрал три резких отрывочных строки:

«…В жизни есть минуты невыразимо глубокого значения. О, славная, добрая мать-Украина! Я — русский. Но твои страдания — это мои страдания, и твои раны — мои раны».

Через десятилетия, с волнением всматриваясь в потускневшие строки, Александр Ильич задумчиво вспоминал:

— Есть в степи, под Бурынью, большой курган. У подножия, в траве, — межевой столбик. Значит, на запад и на юг — Украина; на север и восток — Россия.

Вереницей тянулись через поля женщины, старики, дети… Фронт приближался, люди уходили от фашиста. Молчаливое шествие народа Украины под защиту братской Руси…

Он бережно сложил записную книжку, крепко зажал ее в ладонях:

— Три строчки… а в памяти та незабываемая картина. Степь… И курган. Я видел, как седой старец припал к родной земле, и сознание горькой личной вины нестерпимо обожгло сердце. Тогда я и записал эти слова.

Мы стояли на новеньком шоссе перед зеленой стеной Голосеевского леса. Перед нами, если смотреть в сторону Днепра, открывалась бескрайняя даль полей и перелесков. Он легонько тронул меня за плечо:

— Тот, кто прошел дорогами войны, поймет солдатскую печаль и горечь. Мы отходили на восток. Цеплялись за каждый рубеж, за каждую мало-мальски удобную позицию. Мы дрались против танков и мотопехоты. Вырывались из «клещей», хоронили товарищей, снова занимали оборону и поднимались в контратаки. У меня в бригаде были русские и украинцы, грузины и белорусы, татары, узбеки, молдаване, но для всех нас, таких разных, Украина была доброй матерью, и тот старик у кургана был наш родной отец, а его печаль и боль были нашей общей печалью и болью.

В процессе работы над эпизодами, посвященными героической обороне Киева, — а в той незабываемой эпопее 5-я воздушно-десантная бригада занимала один из ответственных рубежей, — следовало уточнить, где именно находился КП бригады Родимцева. Добравшись к окраине Киева, мы остановили машину и взошли на крутой взгорок у Голосеевского леса.

— Какие перемены! — удивился Родимцев, осматриваясь по сторонам. — Не было этой улицы, не было шоссе…

— Послевоенный Киев, Александр Ильич, быстро растет и хорошеет.

Он согласно кивнул.

— Убеждаюсь наглядно. Тогда под ногами здесь путался непролазный кустарник… и все-таки узнаю высотку, на которой был мой командный пункт: вот за этими воротами, на усадьбе.

Он указал на молодой майский сад в белом кипении цветущих яблонь, не ведая, как знакомы и дороги были мне и тот ухоженный сад, и зеленая калитка, и светлая аллейка, ведущая к домику в глубине усадьбы.

У ворот Александр Ильич остановился:

— А позволят ли хозяева нам, незнакомцам, войти?

Я ответил уверенно:

— Позволят! — и приоткрыл калитку.

Он взглянул на меня внимательно:

— Похоже, вы здесь бывали?

— Еще сколько раз!

— И что же вас сюда приводило?

— Поэзия…

Мы несколько замешкались у входа.

— Ну, — шутливо и озабоченно обронил Родимцев, — загадочный вариант!

На аллейке послышались шаги, и я поспешил внести ясность:

— Никакой загадочности, Александр Ильич. Здесь живет и работает Депутат Верховного Совета СССР, поэт-академик Максим Фадеевич Рыльский.

Александр Ильич лишь успел удивиться:

— Подумать — какое совпадение!.. — Калитка распахнулась настежь, и бодрый, веселый, в белой вышитой сорочке, в сандалиях на босу ногу, Рыльский шагнул нам навстречу, удивленно вскинул брови:

— Гостям почет — хозяину честь…

Я отрекомендовал Максиму Фадеевичу генерала. Пожимая нам руки, Рыльский улыбнулся:

— Вашу визитную карточку, Александр Ильич, могу заполнить и сам. Итак, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Родимцев, в прошлом воин-доброволец испанской республиканской армии, сподвижник Листера и Модесто, затем участник многих сражений Великой Отечественной войны, командир легендарной Тринадцатой гвардейской дивизии в огневые месяцы обороны Сталинграда, командир корпуса в пору нашего генерального наступления, а ныне командарм.

— Я, правду сказать, не ожидал… — смутился Родимцев, — Извините за неожиданный визит. Но, поскольку здесь, на вашей нынешней усадьбе, находился КП Пятой воздушно-десантной бригады…

Рыльский всплеснул руками:

— Вот оно что!.. Да, здесь была довольно глубокая выемка, возможно, большой окоп… Когда строили дом, землекопы ее засыпали. Теперь на том месте — красавица-яблоня.

Мы сидели на просторной веранде, и хрупкая ветка цветущего дерева осторожно тянулась к нам через перила.

Вспоминали о войне, говорили о книгах, посвященных военной теме, и тихий, задумчивый Рыльский размеренно прочитал нам «Слово о Матери-Родине».

— Подумать только, — в раздумье сказал Александр Ильич, — в горячие дни обороны Киева на этой изрытой снарядами высотке располагался командный пункт бригады воздушных десантников. А теперь — нет, я не преувеличиваю — здесь КП украинской советской поэзии.

Помнится, рассказав эпизод о героической гибели бесстрашной разведчицы из своей бригады, Родимцев заметил:

— Есть немало книг, написанных военачальниками, и книг о военачальниках. Но я не знаю книги, которую написал бы генерал о простом рядовом солдате. — И уточнил! — Да, о конкретном рядовом солдате.

Помолчав, усмехнулся:

— Быть может, солдату слишком много чести? — И тряхнул головой. — Нет, не соглашусь. Вся слава наших побед, во-первых и прежде всего — это солдатская слава.

Рыльский согласно кивнул и спросил:

— И вы, Александр Ильич, задумали книгу о солдате?

— Да. В Пятой воздушно-десантной, а затем в Тринадцатой гвардейской у меня был солдат, перед которым мне хотелось встать по стойке «смирно» и взять под козырек. Я знал многих отважнейших воинов и понимаю, что это значит — совершить подвиг. Тот солдат совершал подвиги, как самые обычные дела, а военное счастье сопутствовало ему, как оно сопутствует людям исключительно смелым. Я поражался отваге того солдата, тем более, что речь идет о женщине, вернее, о девушке, почти девочке: ее фамилия — Боровиченко, но в бригаде ее звали «Машенька из Мышеловки». Школьница, комсомолка, человек кристально чистой души, исполненный лютой ненависти к врагу. В битве на Курской дуге, отражая танковую атаку противника, Мария Боровиченко пала смертью храбрых.

Родимцев бережно прикоснулся пальцами к цветущей ветке.

— Некоторые полагают, что генералу со своего КП действий отдельного солдата не разглядеть. Это неверно: генерал тоже был солдатом, и для обоих слова присяги есть мера жизни и высший закон. Именно потому, что мне были видны и остались памятными дела отдельных солдат, следует сказать о них благодарное слово. Этого слова заслуживает и Машенька из Мышеловки.

Он сложил на перилах натруженные руки, светлые, зоркие глаза смотрели мечтательно:

— Доведется выйти на отдых — засяду за письменный стол. Столько записей, писем, набросков, документов — ведь это же волнующие страницы истории, и жаль, если они утратятся и будут забыты добрые имена.

Рыльский медленно встал у перил и мягко коснулся ладонью его руки:

— Так хочется пожелать вам, Александр Ильич, успехов и на творческом «поле боя».

…Книга «Машенька из Мышеловки» — рассказ прославленного генерала о простом солдате — вскоре увидела свет. Указом Президиума Верховного Совета СССР Марии Боровиченко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Улица в предместье Киева, на которой жила в довоенную пору Маша, теперь носит ее имя. У школы № 122, в которой она училась, — воздвигнут памятник.