Наталья Труш - Опоздавшие на поезд в Антарктиду

• Название: Опоздавшие на поезд в Антарктиду
• Автор: Наталья Труш
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-227-03845-6

Аня работала библиотекарем в морском училище, готовящем моряков для плавания в крайних широтах. Илью Покровского она заметила среди самых прилежных посетителей читалки, однако очень скоро обнаружила, что Илья использовал читальный зал, чтобы спать за столом, забаррикадировавшись томами классиков марксизма-ленинизма. Здание, которое занимало морское училище, бывший Константиновский дворец в Стрельне, очень способствовало развитию романтических отношений, и Аня с Ильей не успели оглянуться, как влюбились друг в друга… Они были молоды и уверены, что их мечты непременно сбудутся. А от двадцатого века оставалось чуть больше десяти лет…

---

Игорь родился в срок, легко и без последствий. Аню с ребенком выписали из роддома через пять дней, и ее встречали мама и папа, они же – бабушка и дедушка! – торжественные и немного растерянные. Когда им вынесли сверток в голубом одеяле с кружевами и оборками, они дружно прослезились, но вовремя взяли себя в руки. Папа для истории пощелкал затвором фотоаппарата, медсестре сунули в карман какие-то деньги, в руки – шампанское и коробку конфет и вышли на крыльцо, где их ждала машина соседа, украшенная голубыми бантиками.

У машины еще фотографировались. Алексей Тимофеевич ставил женщин с кружевным кульком так, чтобы был виден соседский жигуль с бантиками:

– Отец с моря вернется, а мы ему покажем, что все по-людски, все честь по чести! – приговаривал взволнованный рождением внука дед.

Дома с первой минуты появления в нем крошечного красного человечка вся жизнь закрутилась вокруг него. Родители Ани работали, уезжали на весь день, зато утром и вечером им хватало хлопот. Три десятка пеленок – двадцать хлопчатобумажных и десять байковых, а еще распашонки, подгузники, слюнявчики – ежедневно в стирку! Ванная вся в тряпках, батареи парового отопления – в них же.

Потом стало катастрофически не хватать молока, и надо было ежедневно ходить на молочную кухню, где малышу по списку давали семь бутылочек с детским питанием. Бутылочки держали в холодильнике, и перед кормлением их надо было согреть. Аня приспособилась использовать в качестве грелки электрочайник с кипятком. Но иногда засыпала, и бутылочке наступал конец – она взрывалась. А Игорек кричал, надрывался, пока Аня готовила ему новую порцию еды.

На крик прибегали родители. Мама, как курица, бегала кругами вокруг кроватки и говорила всякую ерунду про грыжу, которую «мальчик может нареветь», про «жестокое сердце» Ани, которая терпит детский плач, и про деда– «паразита», который истуканом торчал в дверях, приговаривая:

– Игоречека обидели!

Наконец, Ане удавалось удачно разогреть бутылочку, и ребенок, жадно схватив соску, начинал есть и мирно засыпал через пять минут.

В общем, все как у всех, с радостями и огорчениями, со скандалами и истериками, с непониманием и слезами в подушку. Через пару месяцев пеленки сменились ползунками, а сыночек стал осмысленно следить за игрушками, подвешенными над кроваткой, и улыбаться. Аня научилась спать, качая кроватку-люльку. Она привязывала веревку к ноге и дуге кроватки и спала в кресле, укачивая ребенка: потянет веревку, кроватка качнется, Аня спит. Она улавливала момент, когда люлька останавливалась, и, не просыпаясь, дергала ногой.

От Ильи приходили нечастые письма и радиограммы, в которых он писал, что любит, и скучает, и очень хочет увидеть сына. А к Новому году пожаловал и он сам, да не один, а вместе с матерью, которая возжелала познакомиться с родственниками и внуком.

Аня не виделась с Ильей полгода, и хоть все это время они писали друг другу нежные письма, встреча была непростой. Они отвыкли друг от друга, и должно было пройти какое-то время, чтобы они перестали испытывать неудобство, сталкиваясь взглядами и руками.

Спас ситуацию сын, возле которого все крутилось в этом доме. И в эту карусель влились новые лица – папы малыша и бабушки с севера. Бабушка все на свете подвергала критике. И кормила Аня ребенка не так, и стирали не очень хорошо, и воспитывали не правильно, и дед брал ребенка грязными руками – не помыл после туалета! «Все-то она видит!» – ворчал дед.

Аня сначала чуть не плакала от свекровкиных замечаний, но Илья тихонечко сказал ей, что это денька на три, а потом матушка отбудет домой и оставит всех в покое. Сам он сначала осторожно, а потом все смелее брал ребенка на руки, разговаривал с ним, а вечером вызвался купать Игорька.

Наутро от их отчужденности не осталось и следа. Потом проводили домой мадам Покровскую, которая напоследок дала миллион советов не только молодым, но и старым. На нее не обиделись – что делать, если характер такой?! К тому же все объяснимо: Илюшенька у них один, и вместо того, чтобы радовать родителей успехами в учебе и заботиться о маме с папой, сынок в неполных восемнадцать поменял семью, и «отрезанный ломоть» – это про него. Элла Михайловна хорошо это понимала. И ей было жаль своего мальчика, на которого свалились совсем не детские заботы.

А еще она очень переживала за то, что этот детский брак – это не надолго. Откуда у нее была эта уверенность – она не знала. Просто понимала, что это так. Мало того что молодые, что называется, «не нагулялись», так еще и видеться будут совсем мало, а это плохо. Морская судьба – штука не простая. Это в зрелом возрасте длительные разлуки сближают людей, а в молодости… А еще ведь бытовые трудности, которые тоже не способствуют укреплению семьи.

«Эх, дай бог, чтоб я ошибалась!» – думала мама Ильи, трясясь в вагоне поезда, увозящего ее на север.

Конечно, она была права. Ничего хорошего из всего этого не получилось. Илья пропадал в море, порой по девять месяцев. Потом месяца три-четыре был дома, отдыхал от работы. Сначала Аня принимала и понимала это, а потом стала задаваться вопросом: а не много ли отдыха?! Она, между прочим, эти девять месяцев, пока Илья мотался по морям, не знала порой ни сна, ни покоя. Болел Игорешка, и мама, вышедшая на пенсию, чтобы сидеть с внуком, постоянно капризничала по поводу и без повода. И дед у них стал дурить так, что маме было не до внука. Тимофеич то запивал, как сапожник, то кидался в жуткий загул и собирался разводиться. Аня дергалась, как свинья на веревке, пыталась примирить родителей, но у нее получалось плохо.

А тут еще приезжал Илья и подливал масла в огонь. Он не только не хотел ничего делать в доме, который вот уже много лет требовал элементарного ремонта, он еще и огрызался на замечания тещи, и морально разлагал тестя журналами, которые тому смотреть было просто противопоказано. А тайком от мамы Тани они дружили с зеленым змием. И если Илья от этой дружбы не очень страдал, то тесть порой впадал в глубокий дрейф.

Но и не это самое главное: Аня и Илья стали ссориться по каждому поводу. Любая, даже самая ерундовая проблема становилась у них неразрешимой. И истина в спорах не рождалась. Они стали раздражать друг друга, и если бы в это время у Ильи не кончался его отпуск, они бы, наверное, разбежались.

И куда делась вся романтика отношений? Почему не блестят глаза, как весной? Куда все это пропадает?!!

Они еще пытались вернуть все. Из очередного рейса Илья написал Ане письмо, в котором рассказал, как скучает по ней и по Игорьку и даже по теще с тестем. И хочет всех их видеть. Но вместо родных лиц видит надоевшие морды членов экипажа своего БМРТ «Атлантика», на который перешел работать, закончив курсы рефмашинистов мурманской мореходки. Их большой траулер носился по морям за косяками рыбы и в поисках ее порой уходил в рейс на девять месяцев, добираясь до края Африки или Южной Америки, откуда совсем недалеко было до мечты курсанта Покровского – Антарктиды. Там он увидел айсберги, и до боли в глазах всматривался в даль, пытаясь увидеть хоть краешек далекого ледяного континента, к которому подобрался так близко, но который все равно оставался недосягаемым.

Вот в такие моменты на него наваливалась страшная тоска, поведать о которой он мог только единственному живому существу – кактусу. Он путешествовал с ним в каюте вот уже пять лет. Кактус был благодарным слушателем и умел хранить тайны. И даже если нетрезвые гости рефмашиниста порой поливали его вискарем или водкой, он, переболев после такого праздника, снова возрождался к жизни и не жаловался на судьбу.

Ему ли жаловаться, если у прежних хозяев – до того, как попасть в каюту к Покровскому, кактус проживал в машинном отделении, в полной темноте, – он пылился на книжной полке, намертво зажатый со всех сторон книгами и журналами, втиснутыми в полку без единого зазора, чтобы не летали во время шторма.

Как-то Илья рассказал Ане про кактус, про то, что разговаривает с ним, что стал жутко сентиментальным, и она снова увидела в нем своего Илью, того самого. Но лишь на какое-то время.

Они стали другими. И в тот год, когда Игорь пошел в первый класс и Илья по стечению обстоятельств был на берегу, у них нашла коса на камень. Сначала они по очереди мучили ребенка воспитанием, а потом друг друга взаимными претензиями.

Наконец, устав от всего, Аня спросила мужа:

– Покровский! У тебя есть где жить? Я не пароход имею в виду, а здесь, на берегу?

– Найду, – равнодушно и устало ответил Илья.

– Ну, если все так просто, то давай на время расстанемся: поживи без нас. Прошу тебя! А там посмотрим!

– Хорошо! – без скандала согласился Илья. – Я сейчас уеду к родителям, а потом вернусь сюда, устроюсь и сообщу тебе адрес, если нужно. Ну, деньги, само собой, буду привозить.

Ане показалось, что Илья даже рад, что она сама все это предложила. Ни родителей, ни ребенка в известность ставить не стали. Зачем? Они и так в году были вместе от силы три месяца, поэтому никто и не заметит, что что-то изменилось в образе жизни.