Татьяна Окуневская - Татьянин день

• Название: Татьянин день
• Автор: Татьяна Окуневская
• Жанр: История

---

- Садитесь.

...мистика, дьявольщина: он начинает светский разговор об искусстве, кто талантливее из братьев Тур, как я отношусь к министру культуры... он что-то ждет от меня... чтобы я упала к нему в ноги, умоляла, просила; я этого не сделаю... что-то темное, страшное... на полуфразе увели.

Отбой. Допрос.

- Нуте-с! Что же это вы отмочили в Гагре, в винном погребке, того тоста в Бадене вам было мало, решили и здесь отличиться! Ну!

- Вспомнить тост невозможно.

- Так значит: "Бей грузин, спасай Россию"?!

Как от удара пришла в себя.

...все... это приговор...

- Ну рассказывайте!

- Рассказывать нечего, если я и могла это сказать, то как шутку... как остроту...

- А все-таки, хоть и в шутку, могли это сказать? Что, для красного словца и сережка из ушка!

- Не могла.

- Ну уж тут полно свидетелей, компания из Дома творчества, а может быть, это не шутка, а ваше убеждение... - Он что-то читает и, не отрываясь, спрашивает: - А что за история у вас была в Праге?

- Руководитель джаза запросил за оркестровку большой гонорар, и пришлось доставать деньги через...

- Деньги нас не интересуют. Зачем вас вызывал посол.

- Познакомиться, пожелать удачи.

- А к послу никто ни с чем не приходил?

- Я не знаю.

...неужели Макарова, кроме того, что пошла к послу, еще и написала об этом?! Зачем? Зачем ей надо куда-то бегать, писать, вершить чужие судьбы? У нее с Герасимовым все есть! Им только Бог или забыл, или не захотел вложить душу. Теперь у посла могут быть неприятности за доброе отношение ко мне.

Отбой. Допрос.

Отбой. Допрос.

Отбой. Допрос.

- Ваш брат...

Соколов впился в меня глазами.

- Если вам дурно, можете облокотиться на столик.

Я побелела сквозь тюремную белизну.

- Этот ваш брат, он что, летчик?

В руках у Соколова письмо, это одно из фронтовых писем от моего однофамильца-летчика, мы начали переписываться, я молилась за него, чтобы он не погиб, он еще моложе меня, мне было в войну двадцать семь, а ему двадцать три, может быть, мы и были дальними родственниками...

- Нет, это не мой брат. У меня нет братьев, и этот летчик вскоре погиб.

- Помимо любовных писем и стихов, у вас еще и друзей много, мужчин, с кем это у вас переписка по имени Лев РЫ.

- А!.. Это мой школьный товарищ, он сразу же после школы уехал жить в Минск.

...Левушка, мой золотой, дорогой, моя умница, он сам не писал и запрещал мне писать о чем-нибудь серьезном, наши письма похожи на французскую светскую хронику, с анекдотами, с юмором...

- А вы не встречались с этим Львом РЫ за эти годы ни разу?

- Как-то виделись, когда я оказалась в Москве и он приехал из Минска.

- А в студенческие годы вы с ним не встречались?

- Нет.

- А в каком институте он учился?

- Не знаю.

- Тогда ведь многих студентов арестовали за антисоветчину...

Соколов смотрит на меня не отрываясь. Дьявол. Господи, спасибо, что ты создал сердце железным.

Соколов опустил глаза в письма... это же явный намек... он знает все о нас с Левушкой... такой же намек, как с пощечиной Абакумову.

Отбой. Допрос.

Подписываю протоколы, и все как будто не со мной... проплывает мимо, сосредоточиваю сознание на протоколах: "бей грузин" и "коммунисты напоминают фашистов", - чтобы в забытьи их не подписать, теперь смысл слов доходит до меня не сразу, откуда-то издалека, медлю с ответами, чтобы нечаянно не сказать, чего нельзя. Волочусь на допросы, как калека.

- Как это вы смели с вашими куриными мозгами критиковать постановления правительства в газете?!

- Я не прочла в своей жизни ни одной газеты.

- Это что-то новенькое! Это почему же?

- У Мамы начиналась мигрень, когда она видела в руках у женщины газету, она считала это неприличным.

Соколов вытаращил на меня стекляшки.

- Ну а кто страной-то правит, какой верховный орган, вы хоть знаете?!

- Да, конечно. ЦК партии.

- Вы что, нарочно дурочку из себя валяете? Это надо же дожить до таких лет и ничего не знать! Да вас надо по улицам водить напоказ, как слона! Да за одно это вам можно впаять двадцать пять лет!

Я вспомнила про Верховный Совет и поправилась, про ЦК я ему ответила автоматически, в доме царили эти две буквы: все, что ни делал Борис, было по указанию ЦК, вызовы среди ночи из ЦК.

- Так что же, вы в политике вообще не смыслите?

...может быть, он прав, может быть, я от страха и непонимания действительно, не играя, превратилась в дурочку...

Соколов что-то читает.

- Вот читаю поэмы Горбатова, посвященные вам, о его любви к вам рассказывают легенды.

Молчу.

- А как, по-вашему, Борис мог бы вас предать?

...слова, сказанные в Переделкино о том, что он пойдет за мной на край света, Борис повторял потом еще много раз...

- Нет, никогда.

- Горбатов вам изменял?

- Нет.

...и вдруг вспомнилась поразившая меня сцена с Костей: он первым получил квартиру, переехал из гостиницы и устроил новоселье, Валя была где-то в отъезде, я пошла, зная, что у него будет много народа, и когда мы компанией уходили, Костя, не ища предлога, не очень-то стараясь скрыть, оставил у себя ночевать жену нашего общего знакомого, все это в разгар его любви к Вале. Меня это тогда поразило...

- Ишь ты. Такая доверчивость похожа уже на глупость, вы знаете о существовании его последней поэмы, посвященной вам, написанной совсем недавно?

- Не знаю. Борис пишет стихи только ко дню моих именин...

- Ну вот он и сочинил эту поэму к будущим вашим именинам, они ведь скоро.

- Нет, я не знаю.

- А вот ваша Ядя знает!

...если поэма не ложь, а действительно существует, как она могла попасть на стол к Соколову, обыска у Бориса быть не могло, он депутат, откуда Ядя может знать о ней, с Ядей Борис никогда ничем не делится, почти не разговаривает, не любит ее, рад, когда она исчезает домой, неужели и она лазила по столам, как Келлерман, почему не сказала мне ни слова...

- Хотите почитаю?

Соколов читает отвратительный, лживый, подлый пасквиль, он остановился.

- Ну и так далее, и тому подобное, и все в том же духе, поэма длинная... вам, наверное, достаточно и того, что я прочел.

- Борис такого написать не мог!

- Это почерк Горбатова?

- Да. Может быть, Борис переписал чей-то пасквиль, ко мне он никакого отношения не имеет!

- А Горбатов вам рассказывал, что он был троцкистом?

Заставила себя выразить крайнее удивление:

- Это невозможно. Более чистого коммуниста представить трудно.

...в голове история, произошедшая с Борисом и с женой члена правительства Серебрякова, которого потом расстреляли как троцкиста: жена Серебрякова писательница - пригрела Бориса, когда Борис появился из Донбасса как молодой, начинающий талант, начала с ним флиртовать и пригласила домой в отсутствие мужа. Борис в одежде и сапогах полез к ней в постель, но она отослала его в ванную комнату, в которой Борис потерялся от роскоши, а когда вышел из ванной, свет был погашен, он услышал шепот, пошел на него и оказался в облаке запахов, кружев, потерялся совсем и был позорно изгнан. Тогда я, слушая это все, с горечью вспоминала свою первую брачную ночь с Борисом. Об этом здесь рассказывать нельзя, видимо, Борис потом встречался с этой Серебряковой, она тогда была хозяйкой литературы, и Борис вдруг, будучи вообще никем, стал секретарем РАППа, какой-то рабочей группы писателей, а потом так же странно исчез опять в Донбасс. Почему Соколов сказал "Горбатов", а не "товарищ Горбатов"?..

- Вы знали, что югославы готовят антисоветский переворот?

- О перевороте я вообще ничего не слышала.

- А как же, по-вашему, назвать то, как они нас продали? Целовались, миловались, кончали у нас военные академии, ваш Тито целовался с товарищем Сталиным, и вдруг на тебе! Сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит! А Горбатов пригласил чуть не всю академию на прощальный ужин, и Горбатов ничего не говорил вам, ничего не знал, не предвидел.

- Если бы Борис что-нибудь предвидел, а тем более знал, он никогда никого не пригласил бы, и приглашал он потому, что ему велело какое-то высшее начальство.

- А почему это вы со своими мужьями были на "вы"?

- Не знаю, что вам ответить на этот вопрос.

- Утонченная натура, исключительность! А дура дурой! Почему это вы не захотели идти расписываться с Борисом, когда вышел закон, и вот теперь ваш брак недействителен!

Молчу. Увели.

Мечусь по камере при мысли о доме: если Борис арестован, что будет с детьми, с Мамой, а вдруг и Маму арестовали? Зачем Борис выбросил мой браунинг, если он что-то предчувствовал, почему не сказал мне, почему метался по квартире в день моего ареста, а потом без конца звонил, зачем арестовали Яду?.. Юрку?..

Отбой. На допрос.

- Интересное все-таки узнаешь о человеке! Вроде как будто и чистоплотная с мужчинами, и любовь ей подавай, а как же это вы в пятнадцать лет трахались со старым жидом в какой-то подворотне? Это что, тоже сплетня? Нет уж, на сей раз это, как вы говорите, даже не донос, а точные показания, протокол! Будете отрицать, устрою очную ставку.