Александр Ольбик - Балтийский вектор Бориса Ельцина

• Название: Балтийский вектор Бориса Ельцина
• Автор: Александр Ольбик
• Жанр: Детектив

---

Заметим мимоходом, что "позитивную программу" Ельцину действительно удалось изложить, но уже не в ранге заместителя Председателя, а в качестве Председателя... Верховного Совета России. Тут Виталий Коротич, с его феноменальной интуицией, явно промахнулся...

Прочитав строки в "Московских новостях", Борис Николаевич изменился в лице, и я мысленно выругал себя за то, что стал причиной его волнения. Он положил газету себе на колени и стал куда-то смотреть, словно сквозь стену...Взяв себя в руки, он сказал: "Я категорически не согласен с утверждением Коротича. Он искажает факты. Редакция журнала "Огонек" извинилась передо мной и обещала опубликовать мое интервью, был даже указан конкретный срок публикации. Я дал интервью АПН, но напрасно...Три часа говорил с журналистами "Огонька" - ничего".

Из дневника.

23 июля 1988 года. Расстались мы с Борисом Николаевичем довольно тепло. После крепкого рукопожатия он сказал: "Я верю, Александр Степанович, что материал у вас получится хороший..." "Обязательно постараюсь, чтобы получился",- ответил я и мы вместе с Ельциным вышли из вестибюля. На улице по-прежнему накрапывал дождь. Я попросил Бориса Николаевича немного "попозировать" - не зря же я прихватил с собой одолженный мне фотокором старенький "Зенит". Но когда после съемки я собрался уходить, меня окликнул Ельцин: "Александр Степанович, тут две девушки хотят со мной сфотографироваться".

Это были молодые женщины, которые еще раньше, во время нашего разговора, подходили к нему и спрашивали - будет ли он играть в бадминтон? Женщины взяли Бориса Николаевича "в клещи" и попросили их вместе сфотографировать. Что я и сделал с большим удовольствием. Затем одну из девушек я попросил сфотографировать меня с БНЕ. Предварительно я навел фотоаппарат и наметил точку, откуда надо снимать. Так появилась на свет фотография, для меня очень дорогая и памятная. Позже Борис Николаевич сделает на ней такую надпись: "Уважаемому Александру Степановичу в дни нашей откровенной беседы и интересной встречи".

Из дневника.

27 июля 1988 года. Визировал написанное мною интервью там же, в санатории "Рижский залив". Встретились с Борисом Николаевичем опять же через главную медсестру и отправились на второй этаж. Это по существу был этаж-сад - столько там произрастало всякой вечнозеленой растительности. Он повел меня в угол, где стоял ломберный столик и кресла. У Бориса Николаевича лицо было слегка припухшее и я подумал, что это результат недосыпа...И вообще мне показалось, что он несколько не в духе, во всяком случае, был не столь приветлив, как это было в первую нашу встречу в санатории. Но я чувствовал, что дело не во мне, ибо со мною в дальнейшем он был предельно дружелюбен, шутил, и как-то азартно сделал на фотографии дарственную надпись.

Мы уселись за столик и я дал ему рукопись. Я немного волновался может, допустил какой-то ляпсус. Что-то не так понял, или безграмотно написал какое-нибудь слово... Борис Николаевич читал очень внимательно и сразу же отметил ошибку: у меня был назван Октябрьский Пленум, когда его вывели из кандидатов в члены Политбюро, а нужно было - февральский (1988 г.). Эту неточность он уловил, когда читал материал второй раз. В нескольких местах сделал пометки: например, что на Х1Х-й партконференцию его выдвинули коммунисты Карелии. И еще была правка в том месте, где речь шла о самоубийстве одного из секретарей райкома. А нужно было: "бывшего секретаря райкома..." Концовку интервью я сделал сам, но при этом строго придерживаясь контекста всего интервью, и Борис Николаевич его одобрил.

Когда текст был дважды прочитан, Ельцин, сказав, "что вроде бы все в порядке", в знак согласия поставил свою подпись на первой и последней странице. Тогда же он дал мне свой московский домашний адрес и телефон, и попросил прислать как можно больше экземпляров газеты с интервью.

Тогда он не знал, что наша беседа появится сразу в двух газетах, да, честно говоря, я и сам не совсем был в этом уверен. Еще была сильна власть Главлита и идеологический отдел ЦК не дремал... И как показали дальнейшие события, весь процесс взятия интервью, встречи с БНЕ, прохождение его по редакциям негласно прослеживались теми, кому поручено было такого рода делами заниматься. Я знаю, что редактора "Юрмалы" Авара Бауманиса вызывали в юрмальский горком партии и "настоятельно советовали" не публиковать это интервью. Когда доводы горкома были проигнорированы, уровень "уговоров" поднялся до ЦК КП Латвии. Но там уже не было единодушия на "предмет" Ельцина: одни категорически были против интервью с опальным Ельциным, чтобы оно не добавило еще больше смуты в общественном мнении. Но были и такие, которые не прочь были попортить нервы Горбачеву, выставив перед ним "феномен Ельцина"...

Накануне выхода интервью в свет, то есть 3 августа 1988 года, я не мог найти себе места. Не покидали сомнения, что где-то кто-то нажимает кнопки, вертит телефонные диски, прикидывает - "давать добро" или тормознуть поступление интервью на офсетные машины... Первым был отпечатан латышский тираж газеты "Юрмала". Ответственный секретарь "Советской молодежи" Володя Шулаков меня успокаивал: "Если до 21 часа материал не снимут, значит, все пойдет нормально..."

Где-то в 20.30 к заместителю редактора "СМ" Светлане Фесенко заявился представитель Главлита и спросил: с кем эта публикация согласована? Это был критический момент, ибо, узнав, что никакого согласования ни с кем не было, чиновник ушел и мы не знали, что он предпримет. Но у нас был неотразимый аргумент в пользу интервью: ведь беседа не с кем-нибудь, а с делегатом Х1Х-й партконференции, членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета РСФСР...Какие тут могут быть сомнения, а, господа? И видимо, те, у кого сильно чесались руки снять материал, в силу своего догматического воспитания, сделать этого уже не могли...

Когда в 22 часа начали печатать русский тираж "Юрмалы", я облегченно вздохнул. Все, "птенцы" наконец вылетели из гнезда и теперь что бы ни случилось, паблисити Ельцина состоялось. Спустя тридцать минут пошел тираж "Советской молодежи"...В тот день выпускающим редактором в "Советской молодежи" был мой друг Вадим Шершов, который и снабдил меня пачкой свежепахнущих типографской краской номеров с интервью с БНЕ. На следующий день началась настоящая охота за "Юрмалой" и "Советской молодежью". И этот бум продолжался на протяжении нескольких недель.

Вот то самое первое в Союзе интервью, вышедшее 4 августа 1988 года в газетах "Юрмала" и "Советская молодежь".

"СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ - КОМПАС

ПЕРЕСТРОЙКИ."

- Борис Николаевич, в нашей республике, как, впрочем, и всюду в стране, сейчас проходят встречи с делегатами Х1Х-й партийной конференции. Думается, выражу общее мнение большинства читателей, если задам вам вопрос: согласуется ли ваше желаемое с тем, что происходило действительно на данном партийном форуме? Другими словами, каково ваше мнение о конференции в целом?

- Было бы, конечно, наивным полагать, будто конференция решила или могла решить все накопившиеся проблемы. Но ее значение уже само по себе велико потому, что она коренным образом повлияла на умы людей, их настроения да и на всю обстановку в стране. По сути своей она была беспрецедентна. Совпало ли, как вы выражаетесь, желаемое с действительным? Не во всем, разумеется, - возможно, на ней не были приняты такие решения, на которые я, как делегат, возлагал особые надежды. Но так, наверное, может сказать любой из пяти тысяч представленных на конференции делегатов. У каждого, очевидно, был свой минимум ожиданий. Но дело еще вот в чем: скоро состоится Пленум ЦК КПСС, на котором уже в более концентрированном виде будут обсуждаться решения конференции (беседа состоялась 23 июля 1988 г.- А.О.). То есть будут намечены более конкретные разработки по реализации решений партии. Поэтому нельзя так обобщенно воспринимать конференцию, как будто она все уже расставила по своим местам. Конференция не вырабатывала инструкцию, которую можно было бы положить перед собой, и ставя галочки, начинать проводить ее в жизнь. Она дала глобальный политический документ, из сути которого будут следовать решения более детального свойства.

Теперь о субъективном, что ли, восприятии конференции. По-моему, делегат из Латвии в записке в президиум призывал выступавших говорить по существу, а не делать самоотчеты. К сожалению, сказалась старая привычка распространяться больше о себе, нежели о делах, волнующих всех. Порой было обидно за некоторых ораторов, представлявших солидные делегации, которые выступали беспрограммно, беспроблемно, да так гладко, словно живем мы уже в мире покоя и благоденствия. Тон иных речей очень напоминал атмосферу ХХ1V или ХХV съездов. И я не верю, что некоторые "розовые" выступления шли от незнания реальной обстановки в стране. Скорее, их бесконфликтность объяснялась желанием выказать себя этакими "тихими перестройщиками". А это больше согласуется с застоем, нежели с духом перестройки. Ведь перестройка это борьба. И вестись она должна не шепотком и не с помощью фигур умолчания, даже если эти фигуры очень кому-то по душе.