Борис Кремнев - Моцарт

• Название: Моцарт
• Автор: Борис Кремнев
• Издательство: ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

История жизни и творчества великого композитора Вольфганга Амедея Моцарта.

---

Борис Григорьевич Кремнев Моцарт

I

РОДИНА

Дорога, петляя, взбирается все вверх и вверх, пока, наконец, не достигает вершины горы. Отсюда, из-за низкорослого ельника, видна другая гора, такая же крутая, как эта, но с голой вершиной. У обочины лежит замшелая каменная плита. Из-под белесого лишайника, облепившего ноздреватый камень, проглядывают римские цифры. Эта плита — остаток придорожного столба, одного из многих, в стародавние времена отмерявших путь до колонии Рима — Ювавум.

Отсюда как на ладони виден город. Стоит он на том самом месте, где когда-то была древнеримская колония.

Это Зальцбург.

Моросит дождь, мелкий и частый, и город встает обесцвеченным, словно долгий дождь смыл с него краски. Из сероватой дымки смутно проступают площади с широкими фронтонами дворцов, аркады, соединяющие площади с улицами и переулками, быстрая река Зальцах, рассекающая город надвое. То здесь, то там устремляются к небу колокольни церквей и башни-звонницы монастырей. Ближе к горам, словно прилепившись к ним, высятся дома. Пяти-шестиэтажные, они тесно сгрудились и, прильнув друг к другу, тянутся кверху. Город, зажатый со всех сторон горами, мог расти лишь в одном направлении — ввысь.

Удивительный, неповторимо своеобразный город: широкие площади с фонтанами, украшенными скульптурами, величественные палаццо, монументальный собор, красивые церкви, воздушные портики и легкие колоннады в центре и тесные, кривые улочки на окраинах. В центре — солнечное Возрождение, на окраинах — сумрачное средневековье. А совсем высоко на голой вершине горы чернеет мрачный средневековый замок. Когда мутная мгла заволакивает гору, кажется, что тяжелые стены замка повисли в воздухе.

Узкие улочки города напоминают нити паутины, а замок — паука, стерегущего свое жилье.

Давным-давно, еще в начале XI века, был воздвигнут этот замок — защита владельцев Зальцбурга от врагов. А защищать было что. Властителям города, а позже целого княжества — епископам и архиепископам — перепал лакомый кусок. В окрестностях Зальцбурга были обнаружены богатейшие залежи золота и соли, ценившейся в те времена немногим ниже золота. Недаром и город и река, на которой он стоит, получили свои имена от соли: «зальц» по-немецки «соль».

С той поры каждый день от зари до полуночи трудились в горах обездоленные бедняки. Злой ветер вперемежку с колючим снегом, налетавший с отрогов Альп, хлестал едва прикрытые рубищем тела, соль до костей разъедала разутые ноги, частые горные обвалы заживо хоронили сотни людей. А архиепископская казна из века в век набухала золотом.

Отцы католической церкви, князья-архиепископы, были полновластными и неограниченными владыками города и княжества. Они нещадно эксплуатировали рудокопов, крестьян, городских ремесленников. Народу в церковно-католическом Зальцбургском княжестве жилось гораздо хуже, чем в соседних княжествах и курфюршествах, которыми правили светские феодалы.

Зальцбургское княжество входило в состав Священной Римской империи германской нации. Империя эта была сшита на живую нитку из 362 княжеств, графств, баронств, королевств, герцогств, эрцгерцогств, вольных имперских городов, совершенно независимых друг от друга и беспрестанно враждовавших между собой.

Почти в каждом из этих карликовых государств царил никем и ничем не ограниченный самодержец. Он самодурствовал и самоуправствовал, чинил произвол и насилие, проводя свою жизнь в дебошах, попойках, в диких и разгульных оргиях. Трудно себе представить что-либо более гнусное и омерзительное, чем правление такого государя.

Помимо князька, над народом измывались дворяне — свора алчных министров, сановников, чиновников. Они топтали ногами бесправный народ, лишая его последнего куска хлеба, последнего гроша.

Доходило до торговли живыми людьми. Нередко князья продавали своих подданных на пушечное мясо правителям других государств. За каждого солдата они получали 100–150 талеров, а за каждого убитого в бою — 500–600 талеров. Неудивительно, что князья были заинтересованы в том, чтобы как можно больше запроданных в солдаты подданных сложили головы на войне. Наследный принц Гессен-Кассельский, например, после одного из сражений выговаривал своему военному министру:

«Напоминаю вам, полковник, что из трехсот спартанцев, защищавших Фермопилы, ни один не остался в живых. Я был бы счастлив, если бы мог сказать то же самое о своих добрых гессенцах. Передайте г-ну майору Миндорфу мое чрезвычайное неудовольствие его поведением: из трехсот людей, ему доверенных, за все время кампании пало всего только десять! Едва ли он умеет вселять в своих солдат должное чувство храбрости».

Словом, как писал Энгельс, «…везде только мерзость и эгоизм… Все прогнило».

Зальцбургские князья-архиепископы привыкли жить широко и разгульно. Баснословная роскошь, непомерная расточительность, огромные расходы на содержание пышного двора, бесчисленные празднества и увеселения, наконец, истощили казавшиеся неистощимыми богатства зальцбургских правителей. К первой половине XVIII века казна князя-архиепископа сильно оскудела. Чтобы хоть кое-как поправить пошатнувшиеся дела, его преосвященство еще крепче затянул накинутую на шею народа узду.

Под флагом борьбы с реформационной религией — протестантизмом — духовный пастырь, католический князь-архиепископ, огнем и мечом расправлялся со всяким проявлением недовольства в народе.

И тысячи зальцбуржцев-протестантов отправились в изгнание на север. По улицам города унылой чередой потянулись телеги, груженные жалкими пожитками. Стулья, кровати, столы, кастрюли, клетки с птицами, подушки, перины, а на поклаже на самом верху — дети, матери с грудными младенцами, старики, старухи. Те, кто был помоложе, выбиваясь из сил, подталкивали возы, помогая обессилевшим лошадям.

С этого времени Зальцбург окончательно стал твердыней черной католической реакции. Над каждым непокорным или строптивым чинилась крутая расправа. Суд был быстрым, приговор, как правило, коротким — повесить! Недаром современник, описывая зальцбургские будни, запросто, как о самом обыденном, давно примелькавшемся глазу, сообщал: «Сегодня поутру одного повесили, вечером состоится представление комедии, а завтра — бал-маскарад».

А на лысой горе все с той же зловещей угрюмостью маячил замок. Правда, назначение его стало иным. Князь избрал своей резиденцией великолепный дворец в стиле барокко, возведенный в центре города, а замок превратил в тюрьму.

И горожане, выходя на улицу, всякий раз с опаской поглядывали вверх, туда, где мрачно вырисовывались грузные и массивные башни.

СЕМЬЯ

В один из осенних, ненастных и дождливых дней на вершине горы, с которой город был виден как на ладони, на каменной плите с римскими цифрами сидел человек, вытянув ноги и откинувшись всем корпусом назад. Так, под дождем и ветром, сидят очень усталые люди, проделавшие длинный путь.

Внизу в сероватой дымке лежал незнакомый, чужой город.

Человек снял шляпу, стряхнул с нее воду и снова надел, низко нахлобучив на лоб. Затем встал с придорожного камня и зашагал. Быстро, порывисто. Посохом отшвыривал с пути камешки, и они, торопливо шурша, скатывались вниз. Высокий, статный, широкий в плечах, размашисто вышагивал он под уклон, словно наперегонки с камешками. От быстрой ходьбы щеки его разгорелись, и серые глаза казались ясно-голубыми. Четко очерченный рот полуоткрылся, углы тонких губ еще больше опустились, а резкие складки, сбегающие от орлиного носа к твердому, волевому подбородку, обозначились еще резче.

У городских ворот — массивных, увитых пожелтевшим плющом, с крутой сводчатой аркой, над которой был прикреплен геральдический щит с изображением наклонившего голову быка — герб Зальцбурга, — человека задержали.

То ли изрядно потрепанный плащ из грубой материи не внушал доверия, то ли тощая сума с выглядывавшей из нее головкой скрипичной шейки пришлась не по вкусу стражу, то ли ему просто прискучило торчать без дела у ворот, но путник был остановлен. У него потребовали на просмотр бумаги. В них значилось:

«Иоганн Георг Леопольд Моцарт, 1719 года рождения, вероисповедания католического, происхождения — из ремесленников, уроженец вольного имперского города Аугсбурга».

Издавна появились в Аугсбурге Моцарты. Еще в 1635 году пришел сюда из деревни Давид Моцарт, прадед Леопольда. Горькая крестьянская нужда пригнала его в город. Кряжистый и сильный, жадный к работе и упорный, он почти три десятка лет мыкался, пока, наконец, не протаранил глухую стену цеховых ограничений и добился прав заниматься ремеслом. Стал каменщиком, искусным и уважаемым.