Александр Зиновьев - Затея

• Название: Затея
• Автор: Александр Зиновьев
• Издательство: Ценгрполиграф
• Жанр: Юмор
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00684-9

В своей книге всемирно известный писатель продолжает сатирическое описание советского общества, начатое им в романах «Зияющие высоты» и «Светлое будущее». Общественные отношения, образ жизни народа, его нравы, культура и быт в советский период становятся ля писателя предметом научного исследования и осмысления. Затея строительства коммунизма, по версии Зиновьева, была задумана советской властью для идеологизации населения. А когда есть глобальная «затея», то под это дело можно смело пить, гулять, развлекаться…

---

У нас предательство, продолжал Он ту же идею в другой раз, не есть нечто случайное. Это есть необходимая черта общества. Суть ее — вселить в человека постоянное состояние неуверенности в ближнем и в себе самом, лишить всяких опор в людях и в себе, внушить человеку, что он на самом деле не венец творения, а ничего не стоящее г…о. И что обиднее всего в этом деле, занимаются этим настоящие подонки и ничтожества. Вам небось не раз приходилось сидеть на собраниях, на которых инициативу захватили именно такие ничтожества. Вы знаете, что они ничтожества, а поделать ничего не можете. Так вот, увеличьте эту ситуацию до масштабов страны, и вы получите наше общество.

Мы не святые

Он зашел ко мне на факультет, заглянул в аудиторию и вызвал в коридор. Степан влип в неприятную историю, сказал Он. В вытрезвитель попал. Надо выкуп платить, иначе сообщат на факультет. А для него, сам знаешь… Я тут кое-что собрал. Нужно еще хотя бы двадцатку.

Я пускаю в ход все свои «связи», и через полчаса мы мчимся на такси на окраину Москвы, в вытрезвитель. Там уже начали «выписку». Степан сидел голый на койке, завернувшись в тощее одеяло. На левой ноге у него химическим карандашом был написан номер. Вид у него был кошмарный. Мы обделали все, что нужно, с администрацией. У нас еще осталось кое-что на опохмелье.

Не беда, говорит Он по дороге к забегаловке неподалеку от вытрезвителя (Он и тут знал все ходы и выходы), главное — все хорошо кончилось. Бывает хуже. Мы же не святые. Ну, ты это брось, говорит Степан. Это мы не святые, а ты… Если бы не ты… Как ты меня нашел тут? Очень просто, говорит Он. Я навел справки в «Скорой помощи», потом — в морге, обзвонил милиции, в одной мне дали твои координаты.

Обычная жизнь

Мы ходили на лекции, семинары, собрания. Занимались общественной работой. Готовились к экзаменам. Изворачивались с едой и одежкой. Пробивались всеми доступными средствами на поверхность — завоевывали репутацию способных, активных и надежных, выходили замуж за перспективных, женились на благоустроенных. Костя женился на дочери какого-то заместителя какого-то министра и вселился в квартиру из четырех огромных комнат с одуряюще вкусной едой. И естественно, откололся. Степан устроился экспедитором в аппарат ЦК, куда его обещали взять на работу после окончания университета. Еще бы, фронтовик, куча орденов, член партии с войны, язык неплохо подвешен, но не болтлив. Золотой фонд, как говорило о таких университетское начальство. Витя занял первое место на каком-то конкурсе, его имя упомянули в газете, и он где-то бесследно затерялся. Эдик… А стоит ли продолжать?.. И все-таки вся жизнь, казавшаяся тогда важной, существенной, содержательной, теперь (оглядываясь назад) не дает материала даже на одну-единственную страничку скучного текста. Зато о наших довольно редких побегах с лекций, грошовых попойках и походах через проходные дворы можно говорить без перерыва сутками. В чем дело? Неужели именно они составляли смысл нашей жизни, а не серое и монотонное исполнение рутины жизни? Если так, то мы были жестоко обмануты и наказаны. А за что и ради чего?

Вот, скажем, я сейчас не могу вспомнить в деталях ни одного своего боевого вылета. А ведь их у меня было несколько десятков (сейчас уже не помню, сколько именно). А случай, когда мы в понедельник после воскресного перепоя летали на полигон (дело было уже после войны), помню до мельчайших подробностей. Я тогда забыл (еще не успел протрезвиться) поставить рукоятку предохранителя на положение «ПО» («предохранитель открыт»), Так что электросбрасыватель бомб, естественно, не сработал. С земли дали команду продублировать аварийно. Очевидно, посчитали взрывы и двух недосчитались. Аварийный сброс бомб означает, что бомбы не взорвутся. А тебе за это на разборе полетов будет вздрючка. И я спьяну сбросил бомбы электросбрасывателем, то есть на взрыв. В результате одна бомба рванула недалеко от наблюдательной вышки, на которой в тот момент находилось все дивизионное начальство во главе с генералом, а другую унесло на окраину деревни. Что там творилось, описать невозможно. Потом два месяца шло следствие, но разоблачить меня так и не сумели. Спасло меня главным образом то, что мой стрелок тоже был пьян, и каждый раз, как я выводил машину из пикирования на полигоне, он мне кричал (по переговорному устройству), что я попал в самый центр круга. Он видел взрывы чужих бомб! Так вот этот полет я могу описать буквально по минутам и даже по секундам. А один прогремевший на всю армию полег, когда мы уничтожили на стоянках секретного аэродрома противника около сотни самолетов, совершенно стерся в памяти.

Очень просто, сказал мне на это Он. Ты, правда в весьма своеобразной негативной форме, выходишь на путь переориентации сознания в оценке происходящего. Кто его знает, может быть, наступит время, когда тот случай у продсклада (ты говорил как-то, что ты тогда все сухари отдал ребятишкам) затмит собою в твоем сознании не только твои боевые подвиги, но и похождения на женском фронте.

Откровенность

Мы сидим в закусочной в самой глухой части Нескучного сада. Была там такая когда-то. И в ней, между прочим, можно было превосходную яичницу и сосиски съесть, а не только выпить. Сидим на открытом воздухе, в кустах, на краю крутого обрыва. Погода — лучше не придумаешь. И деньжат собралось достаточно. И потому настроение… Давно такого не было!

— Нельзя все сводить к патриотизму, к любви к партии и народу, к преданности, — говорит Степан. — Есть же и чисто человеческие, общие качества. Когда мы выходили из окружения, нужно было нескольким человекам остаться прикрыть. На верную гибель. Командир предложил добровольно. Я вышел. Но честно говорю, без всяких соображений. Просто так. Сработал тот же механизм поведения, который заставлял меня мальчишкой первым прыгать в ледяную воду.

— Ты, Степан, молодец, — говорит Он. — Но вот вам, ребята, задачка. Представьте себе, вы сейчас обнаруживаете, что я — американский шпион. Что вы делаете?

Мы сначала оторопели от такого вопроса, потом попытались обратить дело в шутку, но в конце концов начали спорить серьезно. Но найти какую-то надежную нить для рассуждений так и не смогли.

— Не решите вы эту задачу, — сказал Он. — А она одна из самых примитивных в этом роде. А таких задачек я вам могу сформулировать сотни. И ни одну из них вы не решите. Без религиозной точки зрения. Это я к тому, что имеется огромное множество проблем, которые могут быть решены в плане религии. А мы их решаем кто как — научно, юридически, просто как попало. В частности — путем открытого или тайного доноса. Стоит, например, кому-то из вас шепнуть или пару строчек черкнуть о том, что я такую проблему поставил. И меня нет. Исчезну. Хотя я никакой не шпион. Шпионы такие не бывают. Вот вам тоже проблемка!

— Что ты все твердишь: религия да религия, — говорит Эдик. — Есть у нас религия. Какая? Марксизм! И иной нам не надо.

— Марксизм, — говорит Он, — претендует на души человеческие. Он хочет быть религией. И одно время он завладел душами людей, ибо очень был похож на религию. Но марксизм, ребята, совсем не религия. Это — антирелигия. Религия есть нечто для души, а марксизм апеллирует к разуму и страсти. Душа — это такая штучка внутри человека. Она или есть, или нет. Ее не привнесешь. Ее можно лишь развить и соединить с другими душами в духовном общении. А марксизм привносит в людей нечто извне и возбуждает страсти внешними соблазнами. Марксизм не для души. Он, скорее, бездушен.

— А ты мне покажи эту штучку — душу, — кричит Костя, — тогда, может быть, я и поверю тебе.

— И покажу, — спокойно говорит Он. — Вот я сейчас официально заявляю, что я — американский шпион, засланный сюда с целью подрыва советской коммунистической идеологии. Действуй! Как советский человек… Ты, кажется, в партию вступаешь? Так как коммунист тем более…

— Не морочь ты мне голову этим шпионством, — возмущается Костя. — Что я, младенец, что ли?! Не понимаю, что к чему?!

— Ты не младенец, — говорит Он. — Видишь, есть же в тебе что-то такое, что мешает тебе вскочить и звать милиционера или звонить в Органы. Кто знает, может быть, ты потом сообщишь…

— За кого ты меня принимаешь?! В морду захотел?!

— Но все равно ты сидишь, не зовешь. Ты себя человеком… обрати внимание, просто ЧЕЛОВЕКОМ показать хочешь! С чего бы это, а…

Задачки

— Представьте себе, — говорит Он, — что вы влипли в такую историю. Чтобы спасти большую группу людей, поручили одному человеку… назовем его просто Командиром… особое задание. Выслушав особое задание, Командир… он еще мальчишка совсем… Командир переполнился великой ответственностью, стиснул челюсти и сказал: «Есть! Будет выполнено!» И начальство увидело и поверило, что будет выполнено. Во что бы то ни стало выполнено! Заметьте, ребятки, во что бы то ни стало! Это — не литературное выражение, а формула жизни. Скольких из нас, сопливых и безвольных, по существу, мальчишек, Это благородная формула превращала в свое время в Железных Феликсов, в твердокаменных Иосифов! Командир сказал: будет выполнено, построил людей и сказал, что есть особое задание и что требуется десяток добровольцев. Задание, было ясно всем, верная гибель. И добровольцы находятся не так-то просто, как в кино и книжках. Но тут нашлось девять. Наступила заминка. И вот десятой вышла медицинская сестра, совсем еще девчонка. Вряд ли даже ей было восемнадцать. Командир поиграл желваками, но, воспитанный на киношных и книжных образцах, решил оставить Девочку среди добровольцев.