Александр Зиновьев - Затея

• Название: Затея
• Автор: Александр Зиновьев
• Издательство: Ценгрполиграф
• Жанр: Юмор
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00684-9

В своей книге всемирно известный писатель продолжает сатирическое описание советского общества, начатое им в романах «Зияющие высоты» и «Светлое будущее». Общественные отношения, образ жизни народа, его нравы, культура и быт в советский период становятся ля писателя предметом научного исследования и осмысления. Затея строительства коммунизма, по версии Зиновьева, была задумана советской властью для идеологизации населения. А когда есть глобальная «затея», то под это дело можно смело пить, гулять, развлекаться…

---

Опять позвонила Секретарша и сказала, что ей скучно. И грустно. И одиноко. Я сказал, что я с удовольствием нарушил бы ее одиночество, но, увы, я обязан бдить и все такое прочее. Потом я ей рассказал несколько анекдотов, главным образом таких, за которые раньше ставили к стенке, потом просто сажали, потом наказывали местными силами, потом понемногу опять начали сажать… Она весело смеялась и рассказала мне в свою очередь пару таких анекдотов, которые можно услышать только от сотрудников ООН, ибо им это позволено. Я на всякий случай сказал ей, чтобы она с такими штучками была поосторожнее. Но мне стало после этого немного не по себе. После того как тетя Тряпа, сделав свое дело, ушла, я решил поспать. И увидел я сон, будто пришел ко мне Директор моего бывшего ИОАНа и предложил вернуться на должность старшего научного сотрудника. И квартиру пообещал. Мне стало страшно. Я закричал: нет! И проснулся. Начинался новый обычный трудовой день обычной ибанской конторы. О Боже! Думал ли Ты, создавая человека, что он, пройдя тяжкий и долгий путь истории, закончит его в ибанской конторе? Если знал, то зачем ты все это сделал?!

Сюрпризы

Когда я заскочил на минуту домой (переодеться и что-нибудь съесть), меня там ждал сюрприз: записка от моей бывшей жены, в которой она меня обзывала мерзавцем и требовала свою законную (по ее словам) долю из тех денег, которые я лопатой гребу (по ее словам) на левой халтуре. Иначе она заявит куда следует. Любопытно, откуда она узнала о том, что я подрабатываю? Придется занять и послать. Иначе она житья не даст. Тут ничего не поделаешь. На ее стороне — все гнусные силы этого общества. И нет от них спасения. Но что изменится, если пошлю? Она все равно будет везде вопить, что я ее граблю, скрывая тысячи и посылая ей (изредка, как она всем твердит) копейки. О дочери я уже не думаю совсем. Меня отучили от нее общими усилиями бывшая жена, теща, моя мать и другие их добровольные помощники. Каждый по-своему. Каждое свидание с дочерью мне приходилось добывать с боем. А они настраивали ее все время так, будто отец — закоренелый мерзавец, и она уже не проявляет желания видеть меня. В чем дело? Что происходит? Зачем это им нужно? Наша семья развалилась не по моей вине. И я наказан. Месть за свою не-удавшуюся жизнь? За то, что не я, а она встала на путь измены? За то, что не я, а она проявила инициативу развода? За то, что я ушел, оставив ей абсолютно все, что мы нажили вместе: квартиру, мебель, посуду, всякое барахло? Чем больше я отдавал и чем меньше брал, тем большую ненависть я испытывал с ее стороны к себе. А чему ты удивляешься, собственно говоря? Обнаружил слабость — и пиши пропало. Никто так нещадно не бьет слабого, как другой слабый, который чуточку сильнее его. Слабый всегда страдает. Надо быть очень сильным, чтобы прожить жизнь в качестве слабого.

Интеллигенция

В Ибанске слово «гнилой» настолько прочно срослось со словом «интеллигент», что одно без другого в принципе немыслимо. Когда ибанец слышит слово «интеллигент», то он тут же присоединяет слово «гнилой» и удовлетворенно усмехается, ибо в Ибанске гнилым может быть только интеллигент. Не мясо, не картошка… И уж конечно, не руководство. И тем более не он, рядовой трудящийся ибанец. А именно интеллигент. Когда же ибанец слышит слово «гнилой», он туг же присоединяет слово «интеллигент» и удовлетворенно усмехается. Если уж интеллигент, то непременно гнилой. Это — аксиома. Это доказано всем ходом… Тем более сами классики… Единственно, чего не знают ибанцы, так это что такое интеллигент. Хороший ибанец себя интеллигентом не считает. А остальные не сознаются в этом.

В самом деле, говорит Физик, что такое интеллигент. Я, например, интеллигент или нет? А ты? Что такое интеллигенция, в конце концов?! Ты задеваешь в высшей степени интересный вопрос, говорит Кандидат. Мы — языковая цивилизация. Сказать так — сказать нечто большее, чем признать важность языка. Привычные выражения, которые обычно фигурировали в суждениях на социальные темы, утратили смысл. Причин тому много. Две из них назову как важнейшие: изменился предмет суждений и изменился строй нашей духовной жизни. Вторая причина имеет силу независимо от первой. Я имею в виду здесь, в частности, влияние развития науки на языковую практику вообще. Выработка нового языкового аппарата, который позволил бы более или менее адекватно обсуждать проблемы нашей общественной жизни, предполагает какой-то минимум научности в анализе самой этой жизни. Мы такого языка не имеем и потому треплемся впустую. Общество само всеми силами (идеология, пропаганда, образование, карательные акции и т. п.) препятствует выработке такого языка. И преуспевает в этом. Оно не заинтересовано думать о себе самом правдиво и откровенно. Что такое интеллигенция? Старые представления: врач — интеллигент, учитель — интеллигент, инженер, писатель, даже телеграфист и т. п. А теперь? Работник умственного труда? Большинство ибанцев таковы. Сколько у нас писателей, учителей, врачей, министров, инженеров, ученых… Надо различать: интеллигенцию как определенную социальную роль и как определенный социальный строй. В разное время роль интеллигенции могут выполнить различные социальные группы, или эти группы но преимуществу поставляют лиц на роль интеллигентов. Так что надо установить, в чем состоит эта социальная роль, которую можно назвать словом «интеллигенция» (или каким-то другим; лучше другим во избежание путаницы и спекуляций), и из каких групп общества главным образом выходят люди, играющие эту роль. Естественно, от характера этой роли зависит и то, кто ее реализует. Если эта роль связана с достаточно высоким уровнем интеллектуальности, то естественно ожидать, что выполнять ее будут люди с профессионально развитым интеллектом. Если она связана с риском, с болением за страждущих и т. п., то на эту роль вряд ли пойдут карьеристы, благополучные и т. п. Это очевидно. Как я уже говорил, общество в лице какой-то части своих членов может начать думать само о себе правдиво, беспощадно-откровенно. Если появились люди, которые сделали это главным делом своей жизни, если число их стало достаточно большим, если они вступили друг с другом в контакты и образовали связный слой, если этот слой стал воспроизводиться обществом во времени, появились преемственность, традиция и т. п., то можно сказать, что появилась особая социальная группа, реализующая правдивое самосознание и совесть общества. Как ее назвать? Это — деятели культуры. Но особого рода. Иногда под интеллигенцией имеют в виду именно эту группу. В Ибанске такой группы нет, нет социальной ткани (слоя, сети и т. п.) такого рода. Иногда назревают жалкие попытки создать ее. Но они быстро ликвидируются. И дело тут не только в том, что власти принимают меры против нее. Дело главным образом в том, что в условиях жизни ибанского общества нет ничего такого, что порождало бы такую социальную ткань, воспроизводило ее и нуждалось в ней.

Речь Кандидата произвела на нас сильное впечатление. Ого, сказал Физик, ты никак в социологию ударился. Какая там социология, сказал Кандидат. Я вам кратко пересказал кусок из статьи Двурушника о ибанской интеллигенции.

Контора

Я уже давно понял, что контора есть ядро и суть ибанской жизни вообще. Не контора суть средство какой-то иной ибанской жизни, а, наоборот, вся прочая ибанская жизнь есть лишь питательная среда, арена и средство жизни конторы. Ибанск в целом можно понять только как неимоверно разросшуюся контору — как контору контор. Я понял также, почему до сих пор никто не докопался до самой сути ибанской жизни — ни оппозиционеры, ни друзья, ни враги. Причина этого не только в том, что психологически трудно признать такое ничтожество, как ибанская контора, в качестве главного действующего лица этого грандиозного спектакля, но также в том, что трудно постичь этого героя в его ничтожном величии при великом ничтожестве. С точки зрения внешнего наблюдателя (а иначе научное наблюдение невозможно!), в конторе не происходит почти ничего, заслуживающего внимания. Чтобы в ней что-то заметить, надо жить в ней натурально, а это исключает возможность научного наблюдения вообще. В конторе, далее, все лежит на поверхности, все и всем известно. И вместе с тем здесь все скрыто. Как в хорошем детективе: все персонажи налицо, все факты налицо, а кто творит пакости, неизвестно. Более того, здесь даже известно, кто творит пакости. Здесь секрет что-то другое. Здесь неизвестно прежде всего то, что следует открыть. Наконец, нет общепринятого точного языка, на котором можно было бы хотя бы начать разговор на эту тему. Я теперь начитался социологических и исторических книжек всякого сорта. И не нашел в них ничего такого, что можно было использовать для этой цели. Кое-что похожее есть. Но начнешь радоваться: нашел, мол! И тут же мысли автора уходят куда-то в сторону, не имеющую никакого значения в моем случае. Или я так и не набрел на то, что мне нужно. Или нужно все начинать сначала — разрабатывать язык и изобретать свой метод обдумывания.