Кло Андре - Харун Ар-Рашид

• Название: Харун Ар-Рашид
• Автор: Кло Андре
• Издательство: СПб.: Евразия, 2012. — 384 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91852-017-8

Благодаря сборнику арабских сказок «Тысяча и одна ночь» Харун ар-Рашид (763–809) стал едва ли не самым известным правителем мусульманского мира. Однако личность Харуна и реальные события, происходившие в его царствование, как правило, оставались в тени его сказочного прототипа. Книга французского востоковеда Андре Кло призвана показать читателям истинное лицо легендарного халифа. Если большинство читателей знает Харуна ар-Рашида как изнеженного и капризного государя, наслаждающегося жизнью в окружении наложниц и музыкантов в своем багдадском дворце, то реальность совсем иная: с самого детства Харун был вынужден бороться за жизнь и власть. Младший сын халифа Мутасима и йеменской рабыни, он с трудом уцелел в правление своего старшего брата. Став халифом, Харун столкнулся с множеством трудностей: в наследство от предков ему досталось неулаженные споры между потомками пророка Мухаммада, притязавшими на власть, религиозные распри между суннитами и шиитами. Огромную мусульманскую империю, населенную самыми разными народами, нелегко было удержать в повиновении. Но трудности лишь закалили характер Харуна: своим современникам он был известен прежде всего как удачливый военачальник, успешно воевавший с Византийской империей и железной рукой подавлявший внутренние мятежи. Халифу также пришлось лавировать среди хитросплетений дворцовых интриг: заподозрив в измене семейство Бармакидов, верой и правдой служившее ему с самого начала его правления, Харун без колебаний отправил его на эшафот. Впрочем, этот портрет был бы неполон, если бы автор биографии не вспомнил роль Харуна как покровителя искусства и науки. Именно этот халиф дал мощный толчок для культурного развития Багдада, который при нем стал самым густонаселенным городом мира. При Харуне столица халифата познала стремительный экономический рывок: купцы и мореходы посещали крупнейшие рынки Европы и Азии, превратив Багдад в экономический центр мира.

---

Обитатели дворца, как женщины, так и мужчины, носили множество украшений. Они надевали их на пальцы, шею и поверх одежды, богато отделанной рубинами, бриллиантами, бирюзой и янтарем. Повязки, которые они носили на голове, сверкали жемчугом и драгоценными камнями. Куртизанки и наложницы, сановники, принцы и принцессы соперничали в изяществе и излишествах. Пример самой необузданной расточительности подавали Бармакиды. Джафар пригоршнями раздавал золото поэтам и музыкантам, и его дворец затмевал даже дворец халифа. Он без колебаний отдавал гигантские суммы на покупку понравившихся ему тканей и произведений искусства. Высшие чиновники и богатые купцы Багдада подражали ему по мере своих финансовых возможностей.

Узкий круг избранных

Эти мужчины и женщины, которых жесткий церемониал удерживал на почтительном расстоянии от халифа, говорили с ним, лишь смиренно склонившись, и только в ответ на его вопрос. Лишь небольшой привилегированной группе дозволялось приближаться к нему, разговаривать, даже спорить. Речь идет о надимах, товарищах халифа.

Еще Омейяды, а до них персидские Сасаниды окружали себя одаренными людьми. Саффах, первый в династии Аббасидов, часто призывал их к себе, но между ними всегда оставалась завеса. Мансур поступал точно так же. Махди первым начал общаться с ними лицом к лицу, запретив, однако, своим сыновьям Хади и Харуну видеться с ними под страхом порки. Став халифом, Хади сделал их своими собутыльниками. Харун узаконил данным институт, решив привлечь к нему людей, считавшихся выдающимися в литературе, искусстве, науке и богословии. Он присвоил им особый статус и назначил жалованье. Единственной обязанностью надимов, приравненных к высшим чиновникам, было развлекать и занимать его. Помимо достаточно высокого жалованья Харун дарил им серебро, если им удавалось особенно отличиться: так, певец Ибрагим ал-Мавсили получил 4000 дирхемов за одно из своих произведений.

Надимы должны были развлекать без вульгарности, наставлять без педантизма, проявлять как серьезность, так и остроумие, уметь поддержать разговор на любую тему, включая кушанья, а при случае даже их готовить[31]. Кроме того, от них требовалось умение охотиться, стрелять по мишени, прекрасно играть в мяч, а главное, в шахматы[32]. Согласно Масуди, Харун первым из халифов начал играть в шахматы: «Невозможно жить без развлечения, и для властелина не существует ничего лучше, чем шахматы». Вместе со своими надимами Харун играл еще и в триктрак, и нам рассказывают, что однажды он поставил на кон свою одежду, проиграл и был вынужден полностью разоблачиться.

Надимы собирались несколько раз в неделю по вечерам, зимой во дворце, в остальное время — в садах. Они носили особую одежду: дураа поверх рубахи и тюрбан из шелковой ткани, затканной или вышитой золотом. Сев перед халифом, по четыре или пять человек с каждой стороны, они отвечали на его вопросы, рассказывали истории, декламировали стихи и пили вино: «Когда товарищи ночных бдений и рассказчики царя приходят к нему, никто не должен разжимать губ первым или перебивать, чтобы возразить ему, даже если речь идет о вещах редких, о которых интересно рассказать. Только одно стремление должно быть у каждого — старательно слушать речи царя и уделять им все свое внимание… Говоря с царем, должно тщательно выбирать слова, не торопясь, не жестикулируя руками и не тряся головой, не съезжая со своего сиденья, не меняя положения тела и не направляя взгляда ни на кого другого, кроме царя»[33].

Из всех своих надимов Харун ар-Рашид более всего ценил Исхака, сына Ибрагима ал-Мавсили, также входившего в число его надим и прославленного музыканта. Помимо артистического таланта Исхак славился познаниями в истории, грамматике и поэзии. Однажды Харун сказал ему: «Если бы ты не был певцом, я бы сделал тебя судьей». Исхак неоднократно фигурирует в «Тысяче и одной ночи»: «У халифа Харуна ар-Рашида, наместника Господа трех миров и Эмира правоверных, среди его близких друзей и стольников был товарищ, с которым они вместе поднимали кубок, и любимый друг, чьи пальцы владели гармонией, руки были любимы лютней и чьему голосу завидовали соловьи. Это был музыкант, царь музыкантов и музыкальное диво своего времени, чудесный певец Исхак ал-Надим из Мосула. А халиф, любивший его великой любовью, отдал ему для жизни прекраснейший и превосходнейший из своих дворцов» (Ночь 926-я).

Не меньше радовали Харуна остроумные реплики поэта Абу-л-Атахии. Многие другие надимы, известные своими талантами, надолго или всего на несколько месяцев становились товарищами халифа в его ночных бдениях. Среди них был прославленный Абу Нувас, один из величайших арабских поэтов, Аббас ал-Ахнаф, Салм ал-Кашир, Мерван ибн Хафсан и другие поэты и музыканты.

Ибрагим, сводный брат Харуна[34], занимал особое место в окружении повелителя. Этого надима действительно ждала необычная судьба, поскольку впоследствии он и сам ненадолго занял халифский трон.

Ибрагим и Улайя, получившие очень глубокое образование, стали певцами и музыкантами, «такими, каких не бывало ни до, ни после проповеди ислама». Харун, который был значительно старше обоих, питал к ним самые нежные чувства. Назначив Ибрагима наместником Дамаска, он так тосковал в разлуке с ним, что отозвал его обратно в Багдад и ввел в круг своих ближайших друзей. Ему никогда не надоедало его слушать, но только наедине, поскольку было не принято, чтобы принц крови выступал перед кем-то кроме собственного семейства. Багдадская аристократия, как и все остальные слои общества, чрезвычайно увлекалась лирической поэзией[35]. Общественное мнение вставало на сторону того или иного поэта, подобно тому, как это происходило в Вене или малых столицах Италии в XIX в. Великие музыканты, вроде Исхака, стояли на одном уровне с самыми влиятельными лицами. Сам Харун, являвшийся подлинным меломаном, питал страсть к поэмам Абу Нуваса или Абу-л-Атахии в исполнении своего сводного брата, которому аккомпанировали певицы, гобоисты и лютнисты. Однажды, когда Ибрагим пришел к халифу, тот разрешил ему спеть поэму Ахваза перед небольшой группой своих ближайших друзей, которые его никогда не слышали. После выступления переполненный восхищением Харун приказал немедленно отсыпать Ибрагиму миллион дирхемов, и этот высокорослый и смуглый человек, своенравный и расточительный, наверное, промотал их в тот же самый день.

В транжирстве Ибрагим настолько превосходил Харуна ар-Рашида, который и сам не пользовался репутацией скупца, что однажды халиф даже разгневался. Ибрагим пригласил халифа и подал ему рыбу, нарезанную небольшими кусками. «Что это за рыба?» — спросил Харун. — «То, что ты принял за куски, это на самом деле только рыбьи языки». — «И сколько же их у тебя?» Хозяин дома ответил, что их более 150. «И во сколько же тебе все это обошлось?» — «По меньшей мере в 1000 дирхемов». Харун отказался от угощения и потребовал, чтобы Ибрагим отдал ему такую же сумму. Ибрагим подчинился. «Это серебро будет потрачено на милостыню, — сказал халиф и потребовал, чтобы Ибрагим дал еще 1000 дирхемов: — Это чтобы искупить твою расточительность, и не только эти суммы будут отданы бедным, но еще и тарелка, на которой была подана эта рыба»[36]. А она стоила более 300 дирхемов.

Завидуя таланту и успехам других артистов, Ибрагим, отличавшийся непомерным тщеславием, изгонял из своего ближайшего окружения певцов и музыкантов, которых слишком хвалили. В числе прочих настоящую ненависть у него вызывали Исхак и его отец. Став халифом, он, однако, не воспользовался своим кратковременным могуществом, чтобы расквитаться со своими соперниками на артистическом поприще. Не замарав рук пролитой кровью, этот яркий персонаж снова занял свое место во дворце, войдя в число надимов при сыне ар-Рашида Мамуне, который простил его за короткую узурпацию.

Совершенно иным человеком был Джафар Бармакид, самый близкий и самый любимый — странной любовью, как утверждали некоторые, правда, без доказательств, — друг праведного халифа. Ибрагим был огромного роста и не слишком пригожий, а Джафара отличали миниатюрность и красота, которую однажды воспел Ибрагим: «Когда описывают его красоту, пытаются сравнить ее с чистым золотом древнеегипетских монет, с жемчугом, который, скрываясь, в глубине своей раковины, доводит до отчаяния ловца; или же с золотом, которое золотильщик нанес на лист книги». Как говорят, услышав эти строки, Джафар пришел в восторг.

Являясь арбитром изящества, Джафар, всегда одетый с чрезвычайной изысканностью, был законодателем моды. Именно он ввел в употребление воротнички, чтобы спрятать свою собственную, несколько длинноватую шею. Его же рассказчики называют спутником Харуна в его ночных прогулках по Багдаду, когда халиф ощущал «стеснение в груди» — иначе говоря, скучал, — или когда он хотел «разузнать о деяниях наместников и вали, чтобы сместить тех из них, на которых обнаружатся жалобы» («Тысяча и одна ночь»).