Анна Малышева - Любовь холоднее смерти

• Название: Любовь холоднее смерти
• Автор: Анна Малышева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052734-2, 978-5-271-19999-8

Лида и Алексей, студенты Литературного института, снимают комнату, как им кажется, очень удачно – недалеко от центра, недорого. Квартирная хозяйка – одинокая женщина с некоторыми странностями, но это их не смущает. Однако переезд на новую квартиру не приносит им счастья. Вскоре Алексей исчезает – ни звонка, ни записки. Лида заявляет в милицию, а сама тем временем пытается отвлечься от страшных мыслей работой. Это необычный заказ от издательства – написать продолжение последнего романа Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда». Пытаясь расшифровать истинные судьбы и мотивы диккенсовских героев, Лида начинает ощущать некую связь между той давней зловещей историей и своими нынешними злоключениями.

---

Да, вполне. Его могло подвести и то, что Эдвин был одурманен. У человека, принявшего большую дозу опия, дыхание замедляется, тело становится неподвижным – это похоже на сон или на смерть.

Итак, сочтя племянника задушенным, Джаспер относит тело в склеп, вскрывает гробницу миссис Сапси и укладывает туда тело. Затем возвращается к воротам, приносит известь и обильно посыпает «труп». По его расчетам, даже Дёрдлс, с его поразительным умением выстукивать камень и определять, что находится за ним, вскоре не сможет ничего учуять. Джаспер сделал все, что хотел, и потому на следующий день с пеной на губах обвиняет Невилла в убийстве. Алиби у юноши нет, всем известно о его ссоре с покойным, да еще и эти улики в реке – булавка и часы Эдвина Друда. Джаспер УВЕРЕН, что племянник мертв, а на него никто не подумает.

Однако Эдвин все еще жив! Описывая ту бурную ночь, Диккенс упоминает о маяке: «Но красный огонь горит непоколебимо. Все мечется и трепещет, непоколебим только этот красный огонь».

«Если это символ жизни, символ спасения, замена рождественской звезде, которая так и не взошла над ночным городом? – Лида закрыла книгу и задумалась. – Диккенс любил одушевлять вещи. У него даже шкафы и стулья бывают похожи на мыслящие существа. А такой символ, как огонь маяка? Маяк – это всегда надежда, указание верного пути. Какая могла быть надежда, если Эдвин в это время погибал, да еще так страшно и несправедливо, а главное – бессмысленно даже для своего убийцы? Это что – шуточка? Ну уж нет. Диккенс даже отъявленных негодяев убивал с долей сострадания и никогда не проливал крови зря, ради острого сюжетного поворота. Эдвин остался жив! Он вернется, и вернется совсем другим. ‘‘Интересен только потому, что мертв?’’ Глупости! ‘‘Тайна Эдвина Друда’’ – это роман воспитания, где главный герой поразительно меняется от начала к концу. А Диккенсу такие романы удавались лучше всего».

– Ты что-то опять застряла, – послышался Алешин голос. Тот давно отложил книгу и, не отрываясь, смотрел на профиль жены, мягко освещенный настольной лампой.

Лида со слабой улыбкой обернулась:

– Все думаю, думаю над книгой… И чего-то боюсь.

– Ну, ты всегда чего-то боишься.

– А ты никогда? – все с той же отрешенной улыбкой спросила Лида. – Никогда-никогда?

– Я боюсь тебя, когда ты вот так сидишь и смотришь в стену, – признался Алеша. – Мне кажется, что ты не здесь, а где-то за тридевять земель.

– Это называется творческая сосредоточенность. – Лида тряхнула волосами и наконец очнулась от своего оцепенения. – Что-то вроде сна наяву. Ты и сам это прекрасно знаешь.

– Да, но раньше ты это делала как-то по-другому. – Он сел, нашарил тапочки и потянулся, вздрагивая всем телом. – У тебя было такое серьезное, милое лицо, как у ребенка, который делает уроки. С удовольствием их делает, понимаешь?

Девушка кивнула:

– Тоже мне, новость! Ты все время называешь меня ребенком.

– Сейчас ты была непохожа на ребенка. Когда ты думаешь об Эдвине Друде, у тебя на лице упрямство и… – Алеша слегка запнулся, подбирая слово, и наконец, будто сам удивляясь, произнес: – Гнев!

– Прямо Эриния, – поддержала шутку Лида. – Кто-то же должен отомстить за бедного молодого человека!

– Не знаю. – Тот говорил совершенно серьезно, и жена тут же перестала улыбаться. – У тебя в такие минуты становится совершенно чужое, холодное и такое взрослое лицо… Как будто ты с кем-то споришь и сдаваться не собираешься. А если что будет не так – ударишь первая!

Тут она уже забеспокоилась. Алеша мог ошибаться, мог преувеличить. Но, очнувшись, Лида и впрямь ощущала на своем лице странное напряжение – будто следы непривычной мимики: маски гнева и упрямства, как выразился муж.

– Может, ты и прав, – неохотно признала она. – Уж очень меня достает этот сюжет. Давай-ка выпьем чаю, а потом я попробую написать хотя бы две странички. Мне обязательно нужно начать сегодня, иначе я вообще никогда не начну.

– Почему именно сегодня? – спросил Алеша, безропотно отправляясь на кухню с чайником.

«Из-за розовых стаканчиков, – подумала ему вслед Лида. – Из-за этих треклятых розовых стаканчиков, счетом пять, а шестой я разбила о морду того негодяя. Один-единственный раз в жизни я посмела защищаться, и в тот миг я правда превратилась в Эринию, и, наверное, на лице у меня была та же маска. Жаль, что Света этого не видела, иначе не стала бы меня унижать этим намеком! Я напишу продолжение романа так, чтобы никто не мог сказать, что я ошиблась, что это сотворила маленькая, слабая и неуверенная в себе девочка. Чтобы больше никто и никогда не смел дарить мне таких подарков!»

Они выпили чаю, Алеша поклялся соблюдать мертвую тишину, и к часу ночи Лида написала три с половиной страницы.

* * *

Она проснулась от звонка будильника, от «Алешиного звонка» – тот, как всегда, поднялся первым и уже натягивал халат, чтобы идти в ванную. Лида сонно пробормотала:

– Не забудь, сегодня мы покупаем тебе зимние ботинки.

– Сегодня? – расстроился он.

Лида упрямо повторила, что это нужно сделать немедленно, иначе он простудится в самые ближайшие дни. Она знала, что муж ненавидит любые магазины, за исключением книжных, и вытащить его куда-нибудь было тяжелым испытанием. Однако на самые необходимые покупки он все-таки иногда соглашался.

– Приходи в институт на большой перемене, – приказала она. – Ровно в час я жду тебя во дворе.

– А работа?

– Отпросишься ненадолго. Или придумаешь какое-нибудь дело в городе, – твердо сказала она. – Это много времени не займет – я уже присмотрела для тебя чудесную пару на кроличьем меху. Тебе останется только примерить их, а потом можешь сразу бежать.

Супруги выпили кофе вместе – Лиде уже не удалось уснуть. Когда муж ушел, она бегло перечитала написанное вчера вечером и осталась почти довольна. «Совершенного удовлетворения я, конечно, испытать не смогу, – подумала она, аккуратно убирая страницы в пустую папку. – Как на это ни смотри, а все-таки дело довольно двусмысленное. Хорошо бы узнать, в каком виде собираются подать мою версию? А то потом позора не оберешься…» Потом она вспомнила о деньгах. Восемьсот долларов – оставшаяся часть аванса – маячили перед ней не в виде нескольких купюр, а в виде горы новогодних подарков из самых нужных, самых желанных вещей, которые она никак не могла себе позволить прежде. Несколько новых словарей, совершенно необходимых, но ужасно дорогих – для себя. Пудра и помада – она мечтала попробовать что-нибудь получше той дешевки, которой до сих пор пользовалась. Постельное белье, оно просто необходимо, и конечно, кое-что из посуды. Алеша получит деловой костюм – ему нужно прилично выглядеть на службе.

«И самое главное, я буду знать, что мы останемся в этой комнате еще на несколько месяцев, – вздохнула она, наскоро перемывая чашки. – А это так важно! Просто сил нет так жить – все время на чемоданах, не знаешь, где проснешься завтра. А здесь так чудесно, так тихо!»

В институте она больше думала о романе, чем о конспектах, и потому несколько раз ловила себя на том, что начинает писать полную абракадабру или рисовать в тетради цветочки. Света с открытыми глазами дремала рядом, откинувшись на спинку стула. От нее сильнее обычного пахло духами, и Лида предположила, что та пыталась отбить запах перегара. «Наверное, вчера после моего ухода не смогла остановиться и вылакала еще одну бутылку, – подумала девушка, отодвигаясь ближе к окну, чтобы хоть немного удалиться от этой одуряющей ауры. – Такое с ней постоянно – не умеет остановиться. Если покупает на большой перемене бутылку пива, то можно быть уверенным – к концу занятий она вылакает еще одну».

Ее предположения подтвердились – Света была с похмелья и после первой же пары пулей вылетела на улицу, чтобы запастись пивом. На вторую пару она сильно опоздала и явилась уже под заметным хмельком. Запасную бутылку, пока еще нераспечатанную, она несла в руке – почти демонстративно.

Весь курс уставился на дверь, когда Света, одновременно шатко и решительно, ввалилась в аудиторию. Преподаватель – маленький, седой, легко краснеющий философ – метнул в ее сторону побелевший пронзительный взгляд. С ним предпочитали не ссориться – он моментально взрывался, если кто-то опаздывал на пару минут или начинал шептаться во время лекции. Однажды, взбесившись из-за подобного пустяка (опоздали два студента подряд), он выскочил из аудитории… Полагали, что он пошел в деканат, ждали бури… Но через полчаса философ спокойно вернулся и как ни в чем не бывало продолжил лекцию. Зато на экзамене оттрепал провинившихся, как большой дог маленьких щенят.

– Звините, – выдавила Света, прикрывая за собой дверь. – Я за пивом ходила.

И направилась на свое место. Преподаватель густо покраснел, провожая ее взглядом, и вдруг произнес неожиданно нормальным голосом:

– Тема нашей сегодняшней лекции – средневековая схоластика. Кстати, в средневековых университетах студенты тоже пили… Но они пили вместе с преподавателями.