Газета Завтра Газета - Газета Завтра 418 (49 2001)

• Название: Газета Завтра 418 (49 2001)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Честно говоря, когда я услышал от Валерия Степановича по моей просьбе озвученные им вопросы, я понял, почему корреспонденту Рогову пришлось выключить и убрать свой диктофон — присутствующие просто не знали, что в него наговаривать. Они попросили тайм-аут на обдумывание. Рогов, разумеется, согласился, и партия была отложена до следующего его приезда в Касимов, то есть на дни запланированной и, как он полагал, вовсю готовящейся встречи с читателями. Однако продолжения не последовало — никто из представителей города встретиться с Роговым в эти дни не пожелал: ни с Роговым-писателем, ни с Роговым-корреспондентом, ни с Роговым-погорельцем.

Почему?

Если бы я писал детектив, то вопрос этот возник бы с неизбежной неотвратимостью. Вернее, он появился бы перед героем-следователем, который, побывав на пепелище и не найдя никаких следов ни злоумышленного поджога, ни бытового разгильдяйства, счёл нужным, хотя бы для спокойствия души, встретиться с потерпевшим писателем, прибывшим, как случайно узнал бы следователь, для встречи с читателями города. И вот он отправился бы в читальный зал и увидел бы там немолодого, усталого человека, которого непонятно для чего читатели города, сплошь и рядом состоящие из шестнадцатилетних девиц, трепали пустяково-вежливыми вопросами, тогда как у него в ушах стоял всего один: "за что они нас выжгли?".

По окончании вечера следователь попытался бы выяснить, кто, хотя бы предположительно, эти "они", но писатель не смог бы назвать ему ни одного имени — врагов у него не было.О кражах следователь услышал бы впервые, как, впрочем, и о случившемся позже всё на той же Илёвской улице зверском убийстве, однако он не показал бы своей неосведомлённости. Ему и так было бы неудобно перед писателем, которого явным образом за что-то наказывали. За что? Однако ответа на этот вопрос у следователя не имелось, да и по части пожара сказать ему было бы абсолютно нечего, хотя, конечно, тут он не мог бы не согласиться — сами по себе дома не горят…

Встреча закончилась бы тем, что писатель подарил ему на прощание свою книгу. Вернувшись домой, следователь от нечего делать стал бы её пролистывать, а потом и читать, и читал бы уже всю ночь, не отрываясь, и под утро окончательно понял бы, что писатель его обманул: враг у писателя был, и враг страшный — существующий в стране порядок. Вернее, беспорядок. Точнее — беспредел. Это было ясно как дважды два четыре — враг был! А значит, мог существовать и мотив преступления.

Следователь не очень-то хорошо понимал, что такое художественная правда и чем она отличается от реальной действительности, но, взволнованный именно ею, дал волю своему воображению.

Во-первых, он представил бы, что эту книгу прочло высокое городское начальство, кстати заметить, не совсем чуждое книгочейства. Прямых выпадов против него книга не содержала, но чествовать в собственных пенатах её автора, явного противника существующего порядка вещей, потенциального, так сказать, "солженицына",— "оно нам надо?".

Поэтому уже запланированно-обещанную встречу спустили на самый незаметный уровень.

Между прочим, высокие начальники, одним махом лишившие местную и неугодную им газету своего материального покровительства, объявили в тотчас же новоучреждённой газете счастливую жизнь во всём Касимовском крае. Новые "Мещерские вести" — сплошной хвалебный отчёт о достигнутых свершениях и радужных перспективах вместе с процветающим картофелеперерабатывающим заводом холдинговой компании "Кротберс" и немецкой фирмой "Эконива".

Нужен ли такому цветущему и брызжущему благоденствием городу честный русский писатель, поселившийся как на грех под самым боком, в Сынтуле, на славном озере, где нынче уже завершилось строительство новой дамбы во имя устройства… заповедной зоны?

Яснее ясного не нужен. Того и глядишь, настрочит вслед за "Волчьими сумерками", созданными на местном материале, какие-нибудь сладострастные "Сынтульские ночи".

Следователю этот провинциальный испуг был бы понятен, как понятно и мне то, что материала для начала, хотя бы литературного, расследования имелось предостаточно. Если бы я писал детективы, я пустил бы следователя по городским и чиновным людям, и он, звено за звеном, находил бы подтверждение возникшей версии: с писателем поступили как с врагом, сначала из-за боязни "как бы чего не вышло", а потом и с желанием избавиться от него навсегда. По нынешним временам в этом не было бы ничего странного. Достаточно было высокопоставленному деятелю озабоченно обронить при каком-нибудь подручном холуе-бандите, коими с избытком окружена сегодняшняя власть: "выжечь бы этого писателя к чёртовой матери!"— и шутливая "волшебная палочка" превратилась бы в поднесённую к сухому сену реальную спичку.

Такие истории, когда маленькое бытовое происшествие вырастает вдруг до огромного социально-политического явления, обожал мой покойный учитель Виль Владимирович Липатов, создатель знаменитого Анискина.

Но я детективов не пишу, и никакого следователя по делу выгоревшего писателя городские власти, конечно же, не назначили. И не донеслось от них ни одного участливого слова, вроде как бы и вменяемого им в обязанность.

А может, они считали, что Рогова в их благополучном крае уже нет? Как нет, скажем, известного эколога Яблокова, тоже за что-то выжженного с "их" земли.

На следующее утро мы покидали Сынтул. Напоследок завернули к пожарищу. Хотя жена и не велела, Валерий Степанович попросил меня сделать несколько снимков. Пока я фотографировал, Рогова окружили соседи: всё та же баба Катя, Петр Иванович с женой и ещё одна жертва пожара — оставшаяся без газа соседка Нина Михайловна. Она всё недоумевала, где же ей теперь, бедной, взять тридцать два метра газовых труб для новой проводки — денег не было. Ни о чём другом она, похоже, и думать не могла, всё сбивалась на мучившую её проблему. Подошёл и непривычно чисто одетый, свежевыбритый Виктор Усков, которого улица всё же вроде бы и склонялась, но не до конца, определить в поджигатели. Не сказав ни слова, он сдержанно поздоровался с нами, москвичами, за руку и ушёл. В самом деле, как всё было бы просто, если бы всему виной оказалась нечаянно оброненная им искорка, возгоревшаяся аж через целых девять часов.

Эту возможность начисто отверг начальник Касимовского пожарного управления, куда, выполняя приказ жены и совет дежурного по милиции, мы заехали с надеждой оставить заявление о случившимся. После слов — "работать надо по Сынтулу, работать!" — начальник вознамерился было перепасовать нас к зампрокурора и даже соединился с ним по телефону, но заместитель спешил на какую-то ответственную встречу и нас принять отказался.

Не солоно хлебавши мы взяли курс на Москву. Роговская "четвёрка-ласточка", шелестя летними шинами, летела по пустой и мокрой от моросящего дождя дороге, по обе стороны которой и вокруг лежали когда-то зеленеющие озимыми поля. Теперь редко-редко где встречалась эта завсегда отрадная и оптимистическая для глаз и души горожанина картинка, и как-то не верилось, что на этих или соседних угодьях собирались, если верить "Мещерским вестям", небывало рекордные урожаи. В конце августа мы немало покатались по касимовским просторам, и почти всюду видели лишь засохлые сорняки и разрушенные фермы, с неистраченным порой прошлогодним сеном. Не вселяли никаких надежд и разговоры с местными жителями. Но если, как говорится, дан приказ жить счастливо, то, известное дело, стараться будут до одури и радоваться, хоть на бумаге, да заставят.

Скверно и муторно было у меня на душе, на душе же Валерия Степановича, поди, и вовсе — непереносимо. Я думал о том, что ещё совсем недавно жил со счастливой уверенностью, что всё преступное и дурное случается в каких-то иных, очень отдалённых от меня и моих близких друзей кругах. Неприятности и разного рода несчастья, разумеется, приключались и с нами, но настолько редко, что возводить их в постоянно грозящую всем опасность даже не приходило в голову. Трудно представить, но большинство из нас, обыкновенных, нормальных людей, обитали за тоненькими дверьми, которые в отсутствии ключа легко отжимались подходящей железякой или отвёрткой. Теперь же и стальные двери с сейфовыми замками кажутся нам не вполне надёжной защитой. Благополучие наше кончилось вместе с нагрянувшей перестройкой. Среди моих знакомых нет, пожалуй, ни одного, кого бы не пытались обмануть, обворовать, ограбить. И так сплошь и рядом… у кого-то угнали машину, кого-то развели на кредитах и долгах, к кому-то применили шантаж, кого-то избили, изуродовали, убили… и вся эта дикость настолько рядом, близко, что и отстраниться-то нет уже ни сил, ни возможности.