Анна Голоусикова - Мастер своего дела (сборник)

• Название: Мастер своего дела (сборник)
• Автор: Анна Голоусикова
• Издательство: Фантаверсум
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905360-14-5

Говорят, в наше время не может быть второго Леонардо да Винчи, Михаила Ломоносова или Бенджамина Франклина — «человека универсального», постигшего все науки, искусства и ремесла. XX век расставил людей у конвейера. XXI век стал веком Интернета, и объём существующей информации теперь удваивается каждые полтора года. Мир усложняется все больше и больше.

Говорят — наступила эпоха узких специалистов, мастеров своего, одного-единственного дела…

Но кто он — этот мастер? Ответ ищите на страницах нашего сборника.

---

— «Фридрих-Хераус».

— Никогда о таком не слышал, — потянулся Шульц. — Что, захотелось побеседовать со старыми друзьями?

— Друзей у меня среди этих нет, — помрачнел Валентин.

— Ну… извини. Не так выразился.

— Раньше за «не так выразился» ставили к стенке, — буркнул Дантес. — Я просто хочу задать пару вопросов… в неформальной обстановке.

* * *

Зря Шульц намекал на тоску по старым приятелям. Обычно после рюмки-другой Валентин недоумевал, почему Коллегию авторов до сих пор не закрыли, не запретили, а всех ее членов не пересажали. Впрочем, такое недоумение на пьяную голову выражали оба Отдела, и к Дантесу не прислушивался никто, кроме Шульца, а тот молча подливал другу еще. Как им говорили, при всем риске существования Коллегии бо́льшим риском было бы лишить мир творчества — поэтому мешать авторам не следует, а нужно смотреть, чтоб те не допускали эксцессов.

Вот только понятия об эксцессе у Валентина и Коллегии значительно разнились.

Дантес сам закончил филологический факультет, с которого, как известно, два пути: в КОР или в Коллегию, и редко кто выбирает первый. Он оставил в Коллегии своего закадычного друга, Матвея Бельского, который года через три после выпуска уже вовсю строчил бестселлеры. Когда раскрылось дело с переводчиками-нелегалами, Коллегия сильно невзлюбила Дантеса — и в один прекрасный день его просто переписали. Нормальная жизнь, жена, дети, место в редактуре — все стерли, будто тряпкой с доски. И почерк во всем этом деле оказался знакомый. Дантесу хорошо была известна манера Бельского — пять лет на одной скамье…

* * *

Когда-то похороны слова были делом горстки интеллигентов-активистов; обычно этим занимались составители словарей, и проливались ли на тех похоронах слезы — никто не знал. При советской власти слова тайно хоронили люди в штатском, и едва не половина лексического запаса была погребена заживо. В последнее время церемония становилась культурным событием, на которое являлись мэр, сильные города сего и местные звезды. И представители Коллегии авторов, разумеется.

На похороны обычно посылали и людей в штатском из КОРа — во избежание.

По традиции кто-то из приглашенных звезд сказал погребальную речь, привел последний контекст покойного слова — им оказался пример эвфемизма в учебнике Реформатского по языкознанию, — после чего картонку с написанной вокабулой торжественно сожгли в камине, и все отправились пытать счастья у фуршетного стола.

Взгляд Дантеса, побродив по толпе, остановился на маленьком человечке с немаленьким пивным брюшком, который пробивал себе дорогу к столу с закусками. «Как же нас испоганило время», — с тоской подумал Валентин и тоже шагнул к столу.

— Эй, Поэт, — он потянулся и ухватил мужичка за плечо.

Тот обернулся, торопливо проглотил только что сунутое в рот печенье и возопил:

— Валька! Сколько лет, сколько, в самом деле…

— …зим, — сухо закончил Дантес. — Знаю, Поэт, знаю. Давно не навещал… старых друзей.

Они выбрались из толпы, отошли к колонне, перевитой траурной лентой.

— А теперь, значит, решил навестить. — Поэт глядел на старкора снизу вверх цепкими, внимательными черными глазами. — В штатском. Ну, говори, за чем пришел.

— Давай выпьем сначала.

— А твой обергруппенфюрер не пьет?

— Обергруппенфюрер пусть будет при исполнении. А мы отдохнем.

Они выпили. Валентин сказал:

— Ты, помнится, входил когда-то в экспериментальную группу этих… постмодернистов?

— Все-то тебе известно, — вздохнул Поэт. — У вас там и дело на меня есть?

— Да вроде пока не завели… Ты вот что скажи — знаешь что-нибудь об экспериментальном романе без буквы «К»?

— Положим, слышал.

— Мне нужен автор. Псевдоним, насколько я знаю, — Александрийский. Ян Александрийский.

— Вот оно как, — сказал Поэт, неторопливо отпил шампанского, облизал губы. — Сдается мне, граждане корректоры, вы где-то буквы «К» недосчитались.

— Может, и недосчитались… Поэт, ну скажи — знаешь автора? Как друга ведь прошу.

— Как друга, да, — закивал Поэт. — Которого сто лет не видел, а теперь пришел и грозишься дело завести.

— Ты с Бельским часто видишься?

Поэт аккуратно поставил бокал.

— Я с ним, Валя, вижусь нечасто. И еще раз тебе говорю: я не знал, что он задумал. Остановил бы, если б знал. Этот писатель — он у нас в кружке ненадолго задержался. Не из города был, кстати, с юга откуда-то. Гастролер, как у вас выражаются.

— Так в уголовном розыске выражаются. А у нас жаргон не рекомендован к употреблению.

— Я мало что о нем помню, только то, что он был игрок. Ты бы… в соответствующих сферах поспрашивал.

К ним приблизилась яркая и уже не очень трезвая компания.

— А ты, Поэт, идешь с нами? — на Дантеса покосились с опаской. — Идешь… за венком для бабушки?

— Нет, дорогие, спасибо, не сегодня, — уклонился Поэт. Когда компания удалилась, он перевел на Дантеса свои маленькие глазки и быстро проговорил: — Радищева, двадцать пять, венок под заказ для бабушки из Мариуполя.

— Спасибо, Поэт. Слушай, нам бы и впрямь встретиться, поговорить, а?

Но друг уже исчез за колоннами.

* * *

— Какой-то ужас, — сказал Валентин Шульцу. — Сколько их развелось — постмодернистские кружки, литературные студии, семинары для молодых авторов…

— Ну, семинары и раньше были, — рассеянно ответил Шульц.

— Семинары были раньше… это точно.

Дантес попросил Шульца забросить его в Отдел. Ему хотелось еще раз забраться в базу. Дружба дружбой… а проверить старого друга на всякий случай не помешает. Но ничего заслуживающего попадания в картотеку за Поэтом не числилось. Уже перед тем, как выключить компьютер, Дантес вбил в базу «Семинар молодых авторов» и «Александрийский».

То, что высветилось вскоре на экране, заставило его вскинуть брови от удивления.

* * *

На следующее утро Дантеса разбудил телефон.

— С добрым утром тебя, старкор, — радостно сказал шеф. — Одевайся и выезжай. Ваш стиратель нанес новый удар.

Валентин прохрипел что-то вопросительное в трубку.

— В «Пассаже» кто-то убрал «к» из вывески «закрыто».

— Пушкин кот! — Валентин засучил ногами, пытаясь выбраться из-под одеяла и сесть. — Жертвы есть?

— Вроде обошлось. Дело было ночью, сторож пошел за пивом… Одевайся и отправляйся на площадь, мы уже на месте.

Главную площадь через улицу обозревал застывший с протянутой рукой бывший вождь. Под его неусыпным взором суетились младкоры и дорожные рабочие. Городской «Пассаж» ушел под землю полностью и прочно. То ли стиратель знал свое дело, то ли очень уж хотел кого-то закопать. Валентин перелез через ограждающую ленту.

— Ерь! — только и сумел он сказать.

«Пассаж» уже не в первый раз проходил по корректорской части. То на одном из прилавков там появлялись книги, не прошедшие проверку, то начинали работать странные магазинчики с названиями вроде «Цвет диванов» или «Мясная сказка». То от народных активистов поступали заявления, что в подвале оборудуют казино…

По этим заявлениям Скворцов посылал своих младредов, и те не находили ничего достойного внимания. Но вокруг торговых помещений «Пассажа» в последнее время шла борьба: тот самый Резник, которому принадлежал «Книжный мир», потихоньку вытеснял Цитатника.

* * *

Цитатника — в миру Юрия Коваленко — в КОР знали хорошо. Когда-то подающий надежды автор, он еще в молодости вышел из Коллегии и попал под крыло к набиравшему обороты Резнику. Прозвище он получил за привычку изъясняться исключительно литературными цитатами. Авторской лицензии Коваленко лишился после выхода из Коллегии, но от тюрьмы его уберег адвокат, сославшийся на синдром Туретта в тяжелой форме. Несколько лет назад от Резника он ушел, основал собственное предприятие и, по слухам, собственную «семью». Имя — вернее, прозвище — Цитатника мелькало то тут, то там, то в связи с «делом переводчиков», то в списках Игорного отдела. Но по-настоящему привлечь его не получалось.

* * *

Дантес поотирался еще какое-то время вокруг «Пассажа» и, поняв, что здесь пока искать нечего, решил проверить подсказанный Поэтом адрес.

По пути Валентин снова заехал в «Узницу фантазий». Магазин оказался на ремонте, но Дантес сумел отыскать продавщицу.

— Были разговоры, как же, были, — вздохнула та. — Нам в понедельник так и сказали: здесь вам последнюю зарплату выписывают, а дальше — как получится… Что ж вы меня сразу не спросили?

Дантес не поверил бы бумаге с подписью Резника, но вот продавщице он верил: выходит, в момент кражи «Кузница» — или «Узница» — уже сменила хозяев.

* * *

В неказистой лавке на Радищева под номером двадцать пять действительно продавались похоронные венки. Дантес вошел в тесное помещение, недовольно потянул носом — пахло как-то покойницки. От стены отклеился незаметный старичок: