Жюль Верн - Дунайский лоцман

• Название: Дунайский лоцман
• Автор: Жюль Верн
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1994
• ISBN: 5-86218-031-1 (т. 20), 5-862118-022-2

Победитель соревнования по рыбной ловле "Дунайской лиги" Илиа Бруш объявляет о намерении спуститься по Дунаю от истока до устья, и обойтись при этом исключительно плодами рыбной ловли. Занимательное начинание несколько осложняется тем, что именно сейчас на всем протяжении реки полиция разыскивает таинственную банду, занимающуюся ограблениями замков, ферм и деревень стоящих на Дунае. Да еще в пассажиры к рыбаку настойчиво набивается некто господин Иегер…

Изначальный авторский замысел романа Жюля Верна был значительно отредактирован его сыном Мишелем, и именно в таком виде роман стал широко известен. Книга сопровождается классическими иллюстрациями Жоржа Ру и старинными фотографиями.

---

Это господство в первые месяцы 1875 года стало еще более тяжелым, нежели обычно. Под влиянием мусульманской реакции, которая тогда торжествовала при дворе турецкого султана, христиане Оттоманской империи были придавлены налогами, их убивали, подвергали мучениям. Ответ не заставил себя ждать! В начале лета поднялась Герцеговина.

Отряды патриотов вышли на бой и под предводительством храбрых командиров отвечали ударом на удар посланных против них регулярных войск.

Скоро пожар распространился, захватив Черногорию, Боснию, Сербию. Новое поражение, которое турецкие войска потерпели в январе 1876 года, воспламенило мужество патриотов, и народный гнев начал подниматься в Болгарии. Как всегда, он начался скрытыми заговорами, тайными объединениями, где собиралась пылкая молодежь страны.

В этих тайных сообществах быстро выделялись руководители и утверждали свой авторитет над более или менее многочисленными товарищами, одни — красноречием, другие — силой ума или горячностью патриотизма.

Группы создавались в короткое время, и в каждом городе все они объединялись в одну.

В Рущуке[15], значительном болгарском центре, расположенном на берегу Дуная почти напротив румынской Журжи, наибольший авторитет среди заговорщиков завоевал лоцман[16] Сергей Ладко. Вряд ли они могли сделать лучший выбор на место своего командира.

Достигший примерно тридцати лет, высокого роста, белокурый, как истинный северный славянин, геркулесовой силы, необыкновенной ловкости, привычный ко всяким телесным упражнениям, Сергей Ладко обладал всеми физическими качествами, которые так нужны военному предводителю. Но, что было, пожалуй, еще важнее, он отличался и высокими свойствами духа: энергией, благоразумием, страстной любовью к своей стране.

Сергей Ладко родился в Рущуке, где изучил профессию дунайского лоцмана, и покидал город только для того, чтобы проводить в Вену или еще выше или ниже — к волнам Черного моря — баржи и шаланды, владельцы и капитаны доверялись его превосходному знанию великой реки. В промежутках между этими полуречными, полуморскими плаваниями Ладко посвящал свой досуг ужению и достиг удивительной ловкости в этом искусстве, а доходы, присоединенные к лоцманскому заработку, обеспечивали ему полный достаток.

Работа лоцмана и страсть к рыболовству вынуждали Ладко проводить четыре пятых жизни на реке, и он воспринимал воду как родную стихию. Переплыть Дунай, возле Рущука весьма широкий, наподобие морского пролива, он считал простой игрой, и не счесть было спасенных им.

Еще до антитурецких волнений такое достойное и честное существование сделало Сергея Ладко популярным в городе. Бесчисленны были его друзья и поклонники, иных он даже и не знал. Можно было бы сказать, что эти друзья составляли все городское население, если бы не существовал Иван Стрига.

Он был уроженцем Болгарии, этот Иван Стрига, как и Сергей Ладко; между ними, однако, не было ничего общего.

Наружность их была совершенно различна, хотя в паспорте, который содержит лишь общие приметы, пришлось бы употребить одинаковые термины, чтобы описать и того и другого.

Так же как и Ладко, Стрига был высок, широк в плечах, силен, имел белокурые волосы и бороду. У него также были голубые глаза. Но этими общими признаками и ограничивалось сходство. Насколько лицо одного с благородными чертами выражало откровенность и сердечность, настолько грубые черты другого свидетельствовали о лукавстве и холодной жестокости.

В нравственном отношении различие еще более увеличивалось. Ладко жил открыто, а что касается Стриги, никто не мог сказать, как добывает он то золото, какое он тратил не считая. Поскольку об этом ничего не было известно, людское воображение давало себе полную волю. Толковали, что Стрига — предатель своей страны и народа, служит наемным шпионом у турецких угнетателей; говорили, что к занятию шпионажем он добавляет контрабанду, когда представляется случай, и что всевозможные товары переправляются благодаря ему с румынского берега на болгарский и обратно без уплаты таможенных сборов; утверждали даже, покачивая головой, что всего этого еще мало и что Стрига добывает средства грабежом и разбоем; говорили еще… Но чего не скажут? По правде, никто ведь ничего не знал о делах этой подозрительной личности, и, если обидные предположения публики отвечали действительности, Стрига, во всяком случае, был очень увертлив и никогда не попадался.

Впрочем, об этих предположениях сообщали друг другу по секрету. Никто не рискнул бы громко поднять голос против человека, чьи жестокость и цинизм всех устрашали. Стрига мог притворяться, что не знает мнения, какое о нем создалось, и приписывать всеобщему восхищению дружеское расположение, которое многие выказывали ему из трусости; он проходил по городу как завоеватель и возмущал его обитателей скандалами и оргиями в компании самых развращенных городских кутил и наглецов.

Между таким субъектом и Ладко, который вел совсем иной образ жизни, не могло быть никаких отношений, и в самом деле, они знали друг друга только как бы понаслышке. Логически рассуждая, так должно было и остаться. Но судьба смеется над тем, что мы зовем логикой, и, видно, где-то было предписано, чтобы эти два человека встретились лицом к лицу и стали непримиримыми противниками.

Натче Грегоревич, известной всему городу своей красотой, исполнилось двадцать лет. Сначала с матерью, потом одна, она жила по соседству с Ладко, он знал ее с детства. В течение долгого времени в доме госпожи Грегоревич не хватало мужской руки. За пятнадцать лет до начала нашего рассказа ее муж пал под ударами турок, и воспоминание об этом отвратительном убийстве еще приводило в яростьугнетенных, но не порабощенных патриотов. Вдова вынуждена была в жизни рассчитывать только на себя. Опытная в искусстве вязания кружев и изготовления вышивок, — ими у славян самая бедная крестьянка охотно украшает скромный наряд, — она сумела обеспечить свое и дочери существование.

Для бедняков особенно мрачны периоды смуты, и не раз уже кружевница страдала бы от постоянной анархии в Болгарии, если бы Ладко тайно не приходил ей на помощь. Мало-помалу большая дружба установилась между молодым человеком и двумя женщинами, у них Ладко не раз проводил время досуга. Часто он стучался вечером в их дверь, и часы мирно протекали у кипящего самовара. Иногда Сергей предлагал им в благодарность за сердечный прием прогулку или рыбную ловлю на Дунае.

Когда госпожа Грегоревич умерла, истощенная беспрестанной работой, Ладко продолжал покровительствовать сироте.

День ото дня любовь укреплялась в сердцах молодых людей. Они поняли это благодаря Стриге.

Заметив ту, кого обычно называли «красавицей Рущука», Стрига увлекся ею внезапно и яростно. Как человек, привыкший, чтобы все склонялись перед его желаниями, он явился к девушке и без всяких лишних формальностей предложил ей руку. Впервые в жизни он столкнулся с непобедимым сопротивлением. Натча с риском навлечь на себя ненависть такого жестокого и необузданного человека объявила: ничто не заставит ее решиться на подобное замужество. Стрига напрасно возобновлял попытки. Он только добился, что его перестали пускать на порог.

Тогда злоба Стриги перешла границы. Дав волю своей дикой натуре, он разразился такими проклятиями, что Натча испугалась. В тревоге поделилась опасениями с Сергеем Ладко, и доверие девушки зажгло его бешенством, таким же сильным, как испугавший ее гнев Стриги. Не желая ничего слушать, Ладко в необычайно резких выражениях бранил человека, осмелившегося поднять взор на Натчу.

Однако Ладко заставил себя успокоиться. Последовало весьма сумбурное объяснение, но результат его был заведомо ясен… Часом позднее Сергей и Натча радостно обменялись первыми поцелуями жениха и невесты.

Когда Стрига узнал новость, он смело ворвался в дом Грегоревичей с оскорблениями и угрозами. Выброшенный железной рукой, он зарубил себе на носу: отныне здесь живет мужчина, притом настоящий мужчина!

Быть побежденным!.. Другой взял верх над ним, Стригой, так гордившимся своей атлетической силой!.. Этого унижения он не мог вынести и решил отомстить. С несколькими подобными себе авантюристами он поджидал Ладко вечером, когда тот поднимался с берега реки. На этот раз дело шло не о простой драке, а об убийстве. Нападающие размахивали ножами.

Однако, действуя веслом как дубиной, лоцман отразил нападение противника, и Стрига с приятелями постыдно бежал.

Через год после свадьбы Сергея и Натчи в Болгарии началось знаменитое Апрельское восстание[17]. Как ни была глубока любовь Сергея Ладко к жене, она не заставила его забыть долг перед родиной. Без колебаний Ладко присоединился к тем, кто начал собираться в отряды, изыскивать средства прекратить несчастья родной страны.