Сергей Малицкий - Юдоль

• Название: Юдоль
• Автор: Сергей Малицкий
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9922-1210-5

Большая беда откатила и пришла маленькая. Затянула мглою усталости все. Горе стало обыденным, смерть — привычной. Выход за крепостные стены сравнялся с подвигом, разбой — с ремеслом. Но молодой воин, прозванный Весельчаком, не считал себя героем и не признавал разбойного ремесла. Он отправился в дальний путь из-за того любопытства, которое сродни неутолимой жажде…

---

Через узкий каменный мост и пару открытых и как будто заброшенных ворот охотник провел лошадь в северную часть города к холму, на котором находились некогда знаменитые на весь Текан Намешские палаты. Уже издали охотник вглядывался в них с тревогой, а когда под вновь заморосившим дождем достиг невысокой ограды, отпустил несколько неслышных ругательств. На намешском холме не сохранилось ни одного домика для школяров, да и стены самих палат были покрыты копотью.

Стражники, стоявшие на внутренних воротах, являть цвет крови незнакомца не заставили, но от своей доли мзды не отказались, хотя по виду были бы рады и хлебной лепешке. Впрочем, охотнику было не до них. На какое-то мгновение ему показалось, что в спину давит чужой взгляд, он замер, потом медленно обернулся и с минуту с закрытыми глазами ворочал головой. Но мимолетное ощущение пощекотало кожу и исчезло, и охотник снова обратился к стражникам, которые уже открывали ворота. Молодые намешцы в больших, не по росту, доспехах смотрели на незнакомца с любопытством, но не с восхищением, с которым он сталкивался в других местах. Зеленоглазого охотника по прозвищу Весельчак знали уже во многих городах Текана, а вот в Намеше в последний раз он был более трех лет назад и в другом одеянии, да и не в роли охотника, хотя уже тогда представлялся именем Кай.

Из будки привратника выбрался тот же самый согбенный старичок, который обитал там и прежде. Некогда крикливо разряженного юнца в посеченном испытаниями воине старик не узнал. Привратник приложил к провяленному уху ладонь, с трудом расслышал, что незнакомец хочет увидеть хранителя библиотеки Пата, отчего-то рассыпался дребезжащим смешком и махнул рукой в сторону вершины холма:

— Там он. Где был, там-и есть. Там. Все меняется, библиотеки уже нет, только Пата как просмоленный пень торчит из земли. Никто мне не верит, но, когда я сам был мальчишкой, он был точно таким же, как и теперь.

Ведущую к верхушке намешского холма аллею застилал все тот же мусор. Под ногами охотника шелестела пожухлая листва, хрустели кости и черепки. На полпути к хранилищу знаний охотник отпустил коня прогуляться по заросшему бурьяном двору. Мощное животное, на втором боку которого оказалось диковинное четырехствольное ружье, тут же направилось к полусухому фонтану. Все говорило о том, что охотник не слишком беспокоился за сохранность собственного оружия. Впрочем, на боку у него еще оставался висеть на первый взгляд простецкий меч.

Не торопясь, осматриваясь да поднимая время от времени голову, чтобы приглядеться к парящему над Намешей сиуну, охотник дошел до закопченного хранилища и постучал в низкую и ободранную дверь.

— Кто там? — послышался сухой раздраженный голос.

— Это Кай, господин Пата, — отозвался охотник. — Я прибыл по твоей просьбе. Я получил твое послание.

— Послание? — В голосе послышалось удивление. — А ну-ка, подай мне его в щель.

Охотник помедлил секунду, потом вытянул из поясной сумки полоску пергамента, просунул ее под дверью. С внутренней стороны ненадежной преграды послышалось кряхтенье, затем все тот же голос прочитал: «Киру Харти, именуемому также Луком, Луккаем, Каем и Весельчаком. Я жду тебя в Намеше. Поторопись. Хранитель библиотеки Намешских палат — Пата».

Чтение сменилось раздраженным хохотком, затем снова дополнилось кряхтеньем, после чего пергамент вернулся из-под двери.

— Это подделка, — произнесли с некоторым облегчением. — Не моя рука, нет моей печатки. К тому же я не знаю никакого Кира Харти, Лука, Луккая и Кая в том числе. А уж весельчаков не встречал года три. Ничем не могу помочь!

— Пата! — ударил кулаком в дверь охотник. — Ты должен меня принять. Три года назад я заплатил золотой за прохождение испытания. Если помнишь, я выбрал историю. Я хочу продолжить занятия.

— Тот самый Кай? — В голосе послышалось удивление. — Одетый как безмозглая туварсинская гадалка на ярмарке? Так ты не умер?

— Обошлось пока, — с нетерпением ответил охотник.

— Выходит, что труп, который торчал головой в печи в выделенном тебе домике, и в самом деле принадлежал вовсе не тебе? — не унимался старик.

— Мало есть чего-то такого под небом Салпы, в чем я был бы настолько убежден, — повысил голос охотник. — Мой труп при мне, и я бы даже заметил, что пока еще он не совсем труп.

— А ну-ка, — за дверью лязгнула задвижка, загремела цепочка, и створка приоткрылась на ладонь, показав охотнику почти забытое им лицо старика, седые усы и бородка которого по-прежнему торчали аккуратными пиками в разные стороны. — В самом деле. Кто бы мог подумать? Господин Кай. Хотя следует заметить, судя по твоему лицу, прошло не три года, а как бы не тринадцать или даже двадцать три. Впрочем, Пагуба не жалует никого. Но это послание я и в самом деле не писал! Хотя дай-ка мне пергамент еще раз…

Пата выставил в щель сухие пальцы, схватил полоску и с минуту изучал ее при дневном свете. Затем побледнел и сунул лоскут обратно.

— Не может быть… Хотя это кое-что объясняет… Ладно… Следовало ожидать… Значит, обуяла жажда знаний? Что же, в старые времена некоторые из приговоренных к смерти преступников в качестве последнего желания выбирали обучение каллиграфии, а потом отгрызали себе пальцы и оставались, таким образом, живы. Иногда это единственный выход, запомни, приятель. Но ты-то должен иметь в виду, что теперь последние желания не исполняются. Или, — Пата выглянул наружу и бросил быстрый тревожный взгляд на небо, — все извещены, что каждое желание может оказаться последним. И все-таки лучше поздно, чем никогда, исключая те случаи, когда лучше никогда, чем когда-нибудь. Заходи, милостью Пустоты, школяр. Да не медли, осень пришла, не выстуживай мою крепость.

Охотник наклонил голову и прошел внутрь.

Пожар не пощадил библиотеку и изнутри. Некогда украшенный изображением карты всей Салпы потолок был не просто закопчен. Штукатурка на сводах облупилась и рухнула. Теперь вместо искусной росписи взгляду представала только кладка. Исчезли и полки, которые тянулись по стенам, столы, скамьи. В оставшихся нишах сохранились какие-то кувшины, горшки, но ни свитков, ни книг охотник не разглядел. В углу виднелся убогий лежак, корзина с лохмотьями, тут и там стояло несколько табуретов и рассохшихся кадушек. В печи, мерцая, истлевал обломок скамьи.

— Странно, — охотник остановился, озираясь, посреди хранилища, — я был уверен, что Намеша пострадала меньше других городов, но видел разрушения и за городской стеной, да и здесь…

— Это сделано самими горожанами, — захихикал Пата, одежда которого выглядела немногим лучше опекаемой им библиотеки. — И внутри городской стены почти все разрушения причинены тоже ими. Есть та Пагуба, которая насылается на нас Пустотой, и есть та, что всегда с нами. Она как зерно, спящее в сухой земле. Когда небо над Намешей окрасилось в черно-багровый цвет, не всем хватило выдержки. Кое-кто отправился в ближайшую лавку, чтобы запастись едой, кто-то побежал разбираться с опостылевшим соседом, а многие пришли вот сюда, чтобы сжечь книги, противные Пустоте. И вот как-то так вышло, что книги сгорели все. Без разбора.

— Печально. — Охотник не скрывал огорчения.

— Во всем есть и хорошие стороны, — не согласился старик, поправляя дрожащими пальцами усы и почему-то семеня по кругу, центром которого был охотник. — Ураю Намети пришлось усмирять мародеров. Были убиты больше тысячи человек. Пострадала и стража. В тот день словно безумие овладело людьми. Я сам ничего не видел, забился в подвальчик палатной харчевни и просидел в холодном помещении, но в теплой компании окороков и колбас, почти неделю. А город захлебывался кровью. Говорили, что ее пролилось столько, что Пустота решила не насылать на нас своих слуг. А когда бунт был подавлен, урай передал власть сыну и умер от разрыва сердца.

— Он был человеком чести? — спросил охотник, поворачиваясь вслед за хранителем.

— Точно могу сказать только то, что сердце у него все-таки было, — ответил старик. — Впрочем, если не честь, то совесть тоже имеется у каждого. Правда, у многих она страдает глухотой и немотой. У меня, кстати, тоже. Но это от старости. Что ты хочешь узнать, Кай? Книг нет. Учеников в палатах нет. Твоего золотого нет. Нас всех уже давно нет. Или почти нет.

— Я не нуждаюсь в деньгах, — заметил охотник, вновь жадно отпивая из фляжки.

— Но в чем-то ты нуждаешься? — прищурился старик, остановившись.

— Там сиун, — вымолвил вместо ответа охотник. — Он кружит над городом. Чего он хочет?

— Меня, — дрогнув, пожал плечами старик.

— Зачем ты ему? — спросил охотник и медленно опустился на перевернутую кверху дном кадушку. Пата закрыл глаза, вздохнул и нащупал обгоревший табурет, чтобы сесть напротив.

— Ты бы спросил об этом у той, что приглашала тебя от моего имени в Намешу, — прошептал старик, не открывая глаз. — Или ее друзей. Впрочем, у нее нет друзей. Они все или служат ей, или думают, что удостоены дружбой. Они хотят убить меня. И сиун чувствует это. Готовится. Ждет. Всякий раз, когда они затевают это, им нужна моя смерть. Хотя еще ни разу она не помогла им.