Джоржетт Хейер - Переполох в Бате

• Название: Переполох в Бате
• Автор: Джоржетт Хейер
• Издательство: Панорама
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7024-0224-3

В этом любовном романе много забавных, иногда даже несколько пикантных ситуаций, интриг и всепоглощающей любви. Молодые женщины, почти ровесницы, одна — вдова, другая — ее падчерица приезжают на курорт в Бат, где попадают в вихрь событий, порой самых неожиданных…

Первая и вторая книги романа выходят в свет одновременно.

---

— Ох, Серена! Я уверена, что ему не терпелось просто убить тебя за то, что ты осмелилась намекнуть, будто он вел себя не по-джентльменски.

— Нет, нет, ты ошибаешься, Фанни, — ответила Серена, негромко рассмеявшись. — Он хотел убить не меня, а себя! Ну ладно, возможно, и меня тоже, но себя — гораздо больше. Он знал, что мои слова — правда, и именно это ранило его гордость, причинив ему жгучую боль. А вот брат его был совсем другим. Если бы ты только видела капитана лорда Тэлбота Баррасфорда — во всем великолепии серебряных галунов, ибо он был гусаром! — слышала, как этот лорд совершенно серьезно вещал о том, как выиграл его полк, когда он оказал ему честь вступить в него! О, я знаю, мне не следовало бы так говорить. Он пал в сражении смертью храбрых, и если его и не оплакивали очень долго, так, по крайней мере, хоть уважали. Говорят, что Августа очень похожа на него. Но ей повезло, она вышла замуж за Силчестера, а он очень разумный человек, и к тому времени, когда я повзрослела настолько, чтобы меня можно было представить ей, она стала приблизительно такой, какой ты видишь ее сегодня. Она так же, как и Иво, не заботится о том, что могут подумать люди, и совершенно лишена всякого притворства.

— О да! Она довольно сильно напугала меня сначала, когда заговорила так странно и напрямик, но мне она всегда казалась доброй, и я никогда не сомневалась, что у нее доброе сердце.

Серена улыбнулась.

— Ни один из Баррасфордов не обладает тем, что имеют в виду люди, говоря обычно о сердечности и участии. Если ты хочешь сказать, что Ротерхэм по натуре холоден, так мне кажется, что он скорее горяч и вспыльчив! Конечно, он тяжелый человек. Я не стала бы искать у него сочувствия, но я знала случаи, когда он бывал добр.

— Полагаю, когда вы были помолвлены, тогда, должно быть, он и…

— О, только не тогда, когда он вбил себе в голову, что любит меня! Вовсе нет! — со смехом прервала ее Серена. — Ему бы хотелось быть намного добрее в роли моего опекуна; намного добрее, чем я могла позволить.

— Как, что ты хочешь сказать? Ты же сама подозревала, что такой договор был составлен по его подстрекательству!

— Ну да, пока я была очень сердита, я так и думала! — призналась Серена. — Только, конечно, скоро я поняла, что это совсем не так. Боюсь, это была идея бедного отца — как раз то, что он называл правильным шагом. Ему так нравилось, что мы были помолвлены, что он не мог сразу от этого отказаться. Я никогда не предполагала, что они вдвоем состряпали это завещание, и поняла, что отец никогда не сделал бы так, чтобы дать Иво возможность отомстить мне.

— Отомстить?!

— Что же… — проговорила Серена, задумчиво наморщив нос. — Он ведь не из тех, кто прощает, и нельзя отрицать, что я действительно нанесла его гордости чувствительный удар, когда отказалась выйти за него.

Тогда, когда было прочитано папино завещание, я подумала… О нет, не знаю, что я подумала! Я была слишком сердита, чтобы трезво рассуждать!

— Возможно, он любит тебя, Серена! — проговорила Фанни удивленным тоном.

— Да, в те минуты, когда он не ненавидит меня. Я в этом никогда не сомневалась, — сказала Серена холодно. — Это вроде той любви, что испытываешь к старому знакомому, с которым у тебя одинаковые привычки и вкусы. Однако в настоящий момент мне кажется, что неприязнь его сильнее. Но он еще одумается!

О Ротерхэме не было слышно никаких новостей до самого конца января. Погода стояла плохая, часто шли дожди, один холодный день сменялся другим, и настроение у всех было подавленное. Фанни подхватила жестокую простуду и никак не могла от нее избавиться. Она стала вялой, часто жаловалась на ревматические боли и находила все дни невыносимо длинными. Ей наскучила мысль о том, что вот теперь она хозяйка собственного дома, и однообразие жизни делало ее все более и более беспокойной.

Единственным развлечением были редкие визиты соседей, с которыми она не имела ничего общего. Ей оставалось только, чтобы развеять тоску, играть с Сереной в триктрак или криббедж или навещать кузена, чтобы позабавиться с детьми Джейн. Графиня всегда радушно принимала ее, и она могла даже развеселиться, играя с детьми, но визиты эти были омрачены одним обстоятельством, а потому становились все более редкими.

Каждый раз, когда Фанни бывала в обществе Джейн, она была обязана выслушивать ее жалобы на Серену. Фанни не знала, как заставить Джейн замолчать. «Мне хотелось бы, чтобы вы намекнули Серене», — каждый раз у нее сердце падало от этих слов. Никто на свете, старательно заверяла ее Джейн голоском, который так раздражал Серену, не любит девушку так, как она; никто не может быть более уверен в ее желании оказаться полезной для своей кузины и никто не может более оценить ранимость ее чувствительной натуры. Но… как ни была Фанни мягкосердечна, она, не задумываясь, кинулась бы защищать Серену, если бы только не чувствовала — и даже слишком часто, — что Джейн имеет полное право говорить так. По мере того как Хартли становился все более уверен в себе, он все меньше зависел от своей кузины и вводил новые порядки, не советуясь с ней. Фанни пыталась убедить Серену, что Хартли вовсе не хотел принизить память ее отца, но все миротворческие попытки приводили только к тому, что гнев Серены изливался на голову самой Фанни.

Серена, которую скука однообразных дней изводила так же, как и Фанни, находила выход для своей необузданной энергии в поездках в Милверли, где она сразу находила раздражающие ее перемены, замечала промахи и упущения. Она болтала с арендаторами или обсуждала возможные улучшения с управляющим имением точно так же, как она делала это раньше, и ссорилась со своим кузеном по десять раз на дню. Что было еще хуже, она куда чаще оказывалась права, и если нового хозяина недолюбливали, то ее, унаследовавшую от отца трезвый ум и хозяйственную сметку, любили.

Серена, обладавшая твердым характером, не поникла под напором свалившихся на нее неудач, напротив, пытаясь преодолеть скуку, она с еще большей энергией (и к немалому неудовольствию своего кузена) бросалась в дела управления имением Милверли. Если бы она могла найти близкого по духу человека, с которым можно было бы обмениваться идеями, она, возможно, и успокоилась бы, но такого человека не было. Она становилась все более нетерпелива с Фанни, а поднимавшееся в ней раздражение все усиливалось. Бывали даже дни, когда ей казалось, что они с Фанни говорят на разных языках, и Серена даже жалела, что не предпочла жить вместе со своей теткой. Конечно, она бы возмущалась каждой мыслью леди Терезы, но здесь же беда заключалась в том, что у Фанни мыслей вообще не было. Когда леди Тереза, прилежно и добросовестно писавшая им письма, сообщала, что леди Вальдгрейв умирает от мокроты в груди, Фанни была заинтересована и могла обсуждать печальную новость куда дольше, чем Серена считала это необходимым. Но когда та же леди Тереза писала племяннице, что главным политическим лозунгом дня становится экономия и что всем уже известно, что оппозиция собирается обрушиться на подоходный налог, под тяжким бременем которого нация страдает вот уже десять лет, причем некоторые деятели даже говорят, что будет предложено уменьшить налог наполовину (а ведь сейчас из каждого фунта дохода изымалось по два шиллинга), Фанни только и могла сказать, что «Ох!».

Серена начинала подумывать, что даже Ротерхэм с его готовностью постоянно ссориться был бы сейчас желанным гостем, когда очередная почта принесла ей письмо от него. В письме кратко сообщалось, что завещание наконец официально утверждено и Ротерхэм заедет в Доуэр-хаус на следующей неделе по дороге в Клейкросс, чтобы объяснить ей всю юридическую тонкость составленного документа, по которому она сможет получать свое содержание.

— О Бог ты мой, он все еще дуется! — воскликнула Серена, с отвращением швыряя листок бумаги в камин. — И что, позвольте узнать, он имеет в виду, когда пишет, что «заедет на следующей неделе»? Если он заявится, не взяв на себя труд предварительно вежливо выяснить, когда нам будет удобно принять его, Лайбстеру придется сказать, что нас обеих нет дома. Я просто не потерплю его надменных привычек.

Фанни с беспокойством смотрела на Серену, но, к счастью для нее, обстоятельства сложились так, что этот план не пришлось приводить в действие.

Ротерхэм направился из Клейкросса, сам правя парным двухколесным экипажем, и подъехал к границе владений Доуэр-хауса как раз в тот момент, когда Серена, верхом на своей кобыле, показалась с противоположной стороны.

Ротерхэм натянул поводья и подождал, пока она подъедет поближе. Девушка выглядела на редкость привлекательно — в строгой касторовой шляпке мужского фасона с высокой тульей и круто загнутыми полями; но выражение ее лица было определенно грозным. Заметив это, Ротерхэм тут же поинтересовался: