Станислав Десятсков - Персонных дел мастер

• Название: Персонных дел мастер
• Автор: Станислав Десятсков
• Жанр: Историческая проза

Роман Станислава Десятникова является трилогией, две первые части которой вышли в Лениздате в 1986 году. В центре повествования - история Северной войны, перипетии сложной дипломатической борьбы, которую вели Петр I и русская дипломатия. На этом фоне автор рассказывает о судьбах двух братьев - Никиты и Романа Корневых.

---

— Я тебя, чертушку, целый день поджидаю, а он песенки французские распевает и винищем от него разит! — весело рассмеялся Роман, внимательно изучая своего долговязого и милого брата. — Хорошо еще, что свое оружие с собой повсюду таскаешь! — Роман показал на мольберт: — Значит, не токмо по парижским девкам бегаешь и амуры крутишь! — И, став серьезным, добавил: — А я ведь к тебе, брат, по делу. Тебя сам государь ждет!

— Петр Алексеевич уже здесь, в Париже?! — изумился Никита. Он слышал, конечно, от Зотова, что Петр вот-вот пожалует на берега Сены, но никак не ждал, что это случится столь скоро.

— Видно, забыл государеву привычку во всем поспешать. Второй день, как приехал, а уже зовет, хочет взглянуть на твои успехи, с тем и меня послал. Я бы в сем Вавилоне тебя и не нашел, да спасибо Коиону Зотову, сам на твой чердак отвел.— Роман не без пренебрежения оглядел грязноватую мастерскую, по которой были разбросаны холсты, кисти, подрамники.— Плохо живешь, братец, а ведь ты старшой, уже тридцать стукнуло. А что имеешь: конуру с красками да дом-развалюху на московском подворье? Был я проездом в Москве — приказал хоть крышу заново перекрыть. Да и то не один ведь гостил в первопрестольной, а со своей новой хозяюшкой!

Из редких писем брата Никита ведал о страшной смерти Марийки, но что брат женился — то была новина!

— Так кто же она, новая суженая, из каких краев? — пристал он к брату с расспросами.

— Да наша, новгородская, сам увидишь.— Роман лихо подкрутил ус.— Как полк получил, так и женился.

— Выходит, ты, Ромка, уже полковник?! — еще более удивился Никита,

— Да что я, Кирилыч и тот за финский поход и Гангут капитанского чина сподобился. Среди нас троих один ты в отставных поручиках ходишь.

— Оно так, да не чином, брат, в нашем ремесле берут! — Теперь уже рассмеялся Никита.— И о поездке своей долгой не жалею: есть чему здесь поучиться, за тем и государь сюда, чаю, явился.

При упоминании царского имени Роман сразу приобрел суровый и строгий воинский вид.

— Надобно спешить и завтра же показать государю наилучшие работы, пока царь еще принимает визитеров и никуда не выходит! — Роман уже не говорил, а приказывал.

Утром, когда отбирали картины и Никита рылся в ворохе полотен, красок и ветоши, Роман вдруг расчувствовался, глядя на худобу брата и неуютность его чердака, и подступил твердо, по-родственному:

— Домой, брат! Пора! Эвон сколько намалевал! Все здешние картины все одно не перепишешь. А в России у тебя свои парсуны пойдут, да и жизнь твоя одинокая поправится! И потом, чаю, ты здесь все тонкости и хитрости живописного письма давно одолел!

— Вот сие мы ныне на экзамене у великого государя и увидим! — И Никита нежданно для себя оробел, вспомнив, сколь суров, по рассказам других питомцев Конона Зотова, бывает государь на экзаменах. И, отбирая этюды и эскизы, галантные праздники он отставил, — время для них в России еще не пришло.

И был прав, выставив перед Петром прежде всего портреты различных персон. Ведь за тем его царь и посылал на долгие годы за границу: стать добрым персонных дел мастером.

Впрочем, Петр был в хорошем расположении духа: его только что визитировал мальчонка-король Людовик XV. И потом у Петра на руках было уже известное письмо от великого герцога Тосканы с похвальным отзывом о таланте российского живописца. И снова Никита близко узрел страшные царские глаза, от взгляда коих иные падали в обморок. Ему же, как персонных дел мастеру, надлежало те глаза писать.

Царь взял, по своему обыкновению, Никиту обеими руками за голову, глянул пытливо, но не гневно и, словно убедившись еще раз в верности своих мыслей, поцеловал его в лоб. Затем спросил весело:

— Вот брат наш, великий герцог тосканский, пишет, что ты и среди тамошних мастеров в отличку идешь! Так ли сие?

— За мастера говорят его работы, государь! — И Никита склонил голову.

— Верно! — Петру самому, как корабелу, плотнику и токарю, нравилось, когда работу можно показать лицом.

И, взглянув на картины Никиты, безошибочно выделил две: портрет Мари и недавно законченный Никитой портрет Строганова.

— Постой, а ведь эту персону я сразу узнал,— то фрейлина у Кати — молодая Голицына. А вот кто сей шалопай? — И Петр, к ужасу Сержа Строганова, стоявшего в углу залы среди других учеников Конона Зотова, грозно нахмурил брови.

На портрете том молодой Строганов, умоливший дру-га-живописца одеть его в настоящие баронские латы и пустить через грудь орденскую ленту, этаким беспечным мотыльком, в модном парике и с лукавой улыбкой, скользил в грациозном менуэте по навощенному паркету.

И тут Петр, помнивший по своим делам тысячи лиц и уже оттого умевший легко определять сходство, выделил вдруг Строганова среди трех десятков учеников, толпящихся вокруг Зотова, яко молодые гуси вокруг гусыни, и воскликнул, как бы в изумлении:

— Да вот же он! — И тут поманил его пальцем и спросил с притворной лаской, топорща, однако, усы, как хищный кот: — А имя-то твое как, молодец?

Стоящие за спиной Петра Ягужинский и Шафиров тревожно переглянулись: оба отлично ведали, что Петр так начинал в застенках Преображенского самые свои жестокие розыски. Однако вмешаться вельможи поопаса-лись.

И здесь своего друга выручил Никита. Шагнув вперед, он весело заявил:

— А имени у сего молодца на портрете нет, государь!

— То есть как? — Петр отвернулся от Строганова.

— А так, что для меня это только модель, государь! Ведь для художника, дабы руку поупражнять, всегда натура требуется. А здесь, в Париже, натурщики деньги не берут, а гребут! Вот я и попросил российских учеников быть у меня натурщиками, то бишь моделями на разных полотнах.

— Ох и шельмец ты, оказывается, брат Никита! —• Петр, который был отходчив, снова возложил свою длань на голову мастера.— Будь ты не добрый мастер, не пожалел бы. Ты что же, думаешь, я сына купчины Строганова не спознал? Да сей поросенок — вылитый портрет своего батюшки в молодости. И не помогай его батюшка мне так крепко в свейскую войну, я бы сего молодца не пожалел, огрел дубиной за роскошь и мотовство!

И, снова повернувшись к Сержу Строганову, сказал уже отходчиво:

— Ты зачем, дурень, розовые бантики на штанишки одел? — И захохотал так заразительно, что и все грохнули. Потом спросил сквозь смех: — Чему же ты учишься, молодец?

— Философии, государь! — жалко пролепетал Строганов, кляня себя за то, что решил вырядиться по последней моде французских маркизов.

— В чем же твоя философия? — спросил Петр уже серьезно.

И здесь Серж опять ляпнул:

— По Эпикуру, государь,— жить и наслаждаться! — И, видя, что Петр молчит выжидающе, обрадованно продолжал: — Порхать нежным зефиром по лугам и рощам, брать долги и николи их не отдавать...

В свите опять засмеялись, но Петр остался на сей раз грустным и сказал как бы про себя:

— Того и боюсь! Умру я, они и помчатся в Европу не за умом и разумом, а за легким зефиром! — И, обращаясь к Зотову, строго наказал: — Ты этого философа немедля отправь в Петербург, да пусть его определят в полк! У нас еще война идет, и не время нам по лугам и рощам этакими козликами в бантиках розовых скакать! — И, взглянув на Никиту, усмехнулся.— Да вот пусть он с Никитой и едет, коли тому модель все время потребна!

Тебе ж, брат,— Петр снова подошел к Никите, взял его за голову и опять поцеловал в лоб,— спасибо! Добрый для России мастер народился! Могут, значит, и из нашего народа быть добрые мастера! — И тут же распорядился: — Ехать тебе в Петербург немедля. И чин твой отныне — персонных дел мастер! — Затем, обратившись к Ягужинскому, Петр добавил: — А ты, господин генерал-прокурор, впиши в Табель о рангах, что отныне «персонных дел мастер» равен чину полковника.

Тем царский экзамен для Никиты и кончился.

— Ну вот, брат, оба мы, выходит, с тобой полковники! — от души обрадовался Роман за брата.— И чаю, наш поход заграничный к концу идет.

— А помнишь, как сей поход начинался? — задумчиво спросил Никита, глядя из окна своей мансарды на море черепичных парижских крыш.

— Как же, сидели у Спаса на Нередице в Новгороде, уху с Кирилычем варили.

— А я даже запах той ушицы помню! — вырвалось у Никиты.— И еще небо — столь высокое небо токмо в России и есть. И мне надобно еще написать его — русское небо!

1

Ретраншемент (фр. retranchement) — укрепление в XVI — XIX вв., располагавшееся позади первой позиции оборонявшихся.

2

Так называли сторонников Станислава Лещинского.

3

Транжамент (разг.) — от «ретраншемент».

4

Буджакская Орда, подчиненная крымскому хану, кочевала между Днепром и Днестром и имела своего правителя — калгу-салтана.