Александр Зиновьев - Смута

• Название: Смута
• Автор: Александр Зиновьев
• Издательство: КЕЛВОРИ
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-85917-010-6

В эту книгу вошли повести «Катастройка» и «Искушение». Первая из них была закончена в 1989 году. В основу сюжета ее было описание ситуации, которая сложилась в России вследствие горбачевской перестройки, и тенденции к контрперестройке, которая наметилась еще в то время и привела к попытке переворота в августе 1991 года.

Книга «Искушение» была начата еще в 1982 году как часть серии «Смута», но по не зависящим от автора обстоятельствам работу над ней пришлось отложить, а в связи со стремительными переменами в России пришлось основательно переработать. Эта переработка была закончена вскоре после событий в августе 1991 года.

---

Такое положение Партграда сохранилось бы и по сей день, если бы над страной не взошла заря новой великой эпохи — эпохи перестройки.

Партградские власти поначалу отнеслись к объявленному Горбачевым курсу на перестройку как к очередной кампании и показухе. Перестройку устраивало каждое новое руководство. Пройдет немного времени, думали руководители области, перестройка сойдет на нет и все вернется на круги своя, как и в прошлые разы. Надо сделать вид, будто в Партграде относятся к перестройке всерьез и прилагают усилия к ее осуществлению. Партградское начальство развило кипучую деятельность, выразившуюся в заседаниях, конференциях, речах, резолюциях, призывах и починах. Поменяли кое-кого в руководстве, переместив одних на место других, и наоборот. Уволили на пенсию тех, кто и без перестройки собирался на кладбище. Разоблачили в коррупции тех, кто уже был под судом или сидел в лагерях.

Но дело оказалось гораздо серьезнее, чем обычно, и руководители области пришли в замешательство: в Партграде вообще не нашлось ничего серьезного, что можно было бы и стоило бы перестраивать. Жизнь в городе и в области шла в строгом соответствии с привычным порядком, и казалось, что никакие силы в мире были не способны заставить людей жить и работать по-новому, т. е. с ускорением и с большей эффективностью, как требовала Москва. Руководители области собрались в обкоме партии на первое перестроечное совещание, чтобы выяснить явные и скрытые возможности перестройки. Все прекрасно понимали, что возможностей почти никаких не было. Военные заводы никакой перестройке не подлежали. Они получали сырье бесперебойно. Сбыт их продукции не зависел от советских покупателей. Производительность труда и качество их продукции зависели не столько от советских трудящихся, сколько от западной технологии, от советских шпионов и от тех стран, куда Советский Союз поставлял оружие. Химический комбинат, бактериологический центр и атомное предприятие были до такой степени засекречены, что о их работе не знал ничего даже начальник областного управления КГБ. Школы, институты, больницы и прочие учреждения работали вполне нормально, и никакие радикальные улучшения там не требовались, если не считать текущих мелочей. То же самое можно было сказать о средствах транспорта и массовой информации, а также о бесчисленных учреждениях управленческого аппарата и органов власти.

Однако се понимали, что указания Москвы выполнять придется так или иначе. Одни лихорадочно думали лишь о том, как бы в этой перестроечной суете не потерять свое место; другие — о том, как бы поднажиться за ее счет. Первый секретарь обкома партии Жидков из кожи лез, чтобы двинуть руководимую им область по пути перестройки. Но его усилия натолкнулись на непреодолимые препятствия. Этим препятствиям оказались не консерваторы и бюрократы, как лицемерно жаловался Горбачев и как искренне писали западные газеты, а само население области и вся организация его жизни. На словах все стали сразу «перестройщиками», все начали критиковать консерваторов и бюрократов и призывать «мыслить и действовать по-новому». А на деле не выходило ничего, кроме усиливающейся неразберихи, болтовни, очковтирательства. На поверхность вылезли самые ловкие и циничные карьеристы и проходимцы. Начался разброд в самом руководстве областью. Чтобы не обвинять в консерватизме сам коммунистический социальный строй, стали искать козлов отпущения, которых можно было бы обвинить в консерватизме, бюрократизме и коррупции и на которых можно было бы свалить вину за первые неудачи. В обкоме партии собрались самые ответственные лица области и всю ночь обдумывали кандидатуры на роль тех, кто «встал поперек нашего стремительного движения по пути перестройки». Усталые, но довольные достигнутым соглашением «командиры области» разъехались по своим особнякам, квартирам и дачам.

Первые шаги

Новая эпоха в Партграде началась без грома и молний. В городе в этот день, как и во всей стране, шла обычная, полная героизма трудовая жизнь, В рабочее время трудящиеся мотались по магазинам в поисках предметов потребления, скупая по случаю все, что еще продавалось, и по питейным заведениям в поисках утешения, поглощая все, что льется. Во внерабочее время они занимались тем же с удвоенной силой. В этот день в городе было прогуляно без уважительных причин 80 000 человеко-часов, допущено 50 000 случаев производственного брака, подобрано на улицах 2000 бесчувственно пьяных граждан, совершено 8000 хулиганских поступков и 400 крупных краж, совершено десять бандитских нападений с убийствами и тяжелыми телесными повреждениями, сделано 800 абортов, осуждено 2000 граждан на малые и большие сроки, дано и взято 20 000 взяток, произнесено 10 000 партийно-комсомольских речей… Короче говоря, был обычный полноценный день советской жизни, полный радостей и огорчений, успехов и неудач, приобретений и потерь.

Но вот трудящиеся Партграда наконец-то получили в руки газеты, которые в этот день почему-то запоздали. Развернув газеты, они были сначала изумлены, а затем разразились неудержимым смехом. На первой странице газет была опубликована речь самого товарища Жидкова, первого секретаря Партградского обкома партии. «В нашей области, — говорилось в речи, ухудшилось продовольственное снабжение». — Как оно могло ухудшиться, спрашивали друг друга хохочущие партградцы, — если оно всегда было хуже не придумаешь?!

«В области, — говорилось далее в речи, — упала трудовая дисциплина», — Опять чепуха, — надрывались от хохота партградцы. — Она и раньше была на таком уровне, что ниже падать ей уже некуда было!

В речи говорилось, наконец, что в области возросло пьянство. Тут уж партградцы даже хохотать не могли. Они лишь стонали от чрезмерного внутреннего гогота и глотали катившиеся ручьем слезы. — Чем они там вверху думают, идиоты, — хрипели они, когда спазмы веселья слегка ослабевали. Пьянство в области давным-давно достигло высшего предела, превзошло его и в этом превышении достигло предела, выше которого подняться нельзя даже при самом сильном желании. Нельзя, если даже все ракетные установки, самолеты и подводные лодки превратить в самогонные аппараты, а все покупаемое на Западе и производимое дома зерно пустить на водку. Разве за счет покойников можно чуточку выше подняться. Советские покойники действительно не пьют. Пока не пьют. Не пьют, поскольку им не подносят, хотя страна и шагнула в развитой социализм, до полного коммунизма все же еще не докатились. Это при полном коммунизме всем покойникам будут выдавать по пол-литра водки на день. Ах, какое ликование начнется тогда на наших перенаселенных кладбищах! Вот когда старые большевики, сгоревшие в крематориях, пожалеют о том, что клюнули на удочку марксизма!

В конце речи Жидкова шло перечисление предприятий и учреждений области, которые «еще не включились со всей серьезностью в перестройку». Назывались также имена консерваторов и бюрократов, которые суют палки в колеса новому курсу партии.

Обком предполагает, а ЦК располагает

А в Москве в это время на более высоком уровне решали, кого именно назначить врагами перестройки на местах. Петр Степанович Сусликов, недолюбливавший Жидкова, предложил его кандидатуру на эту роль. Горбачев, собиравшийся выдвигать своего сослуживца Крутова, одобрил кандидатуру Жидкова и предложил Крутова на его место. На другой день в центральной партийной газете «Правда» в передовой статье были перечислены районы страны, которые «еще не включились со всей серьезностью в перестройку». Среди них на первом месте шла Партградская область. Имя Жидкова было названо среди консерваторов и бюрократов, сующих палки в колеса новому курсу партии. Судьба Жидкова была предрешена. Срочно собралось бюро обкома партии. На нем резкой критике подвергли самого Жидкова. Особенно усердствовала в этом Евдокия Тимофеевна Телкина, которая на предыдущем заседании особенно горячо поддерживала Жидкова. Второй секретарь обкома (секретарь по идеологии) сказал, что в западной прессе «муссируют слухи о мощной оппозиции новому курсу советского руководства на местах», что «мы должны продемонстрировать верность решениям Съезда партии и указаниям лично товарища Горбачева». Жидкова тут же с заседания отвезли в больницу с обширным инфарктом, причем не в больницу для высших лиц области, а в самую захудалую районную.

На другой день те же газеты сообщили о том, что гражданин Жидков снят с поста за консерватизм, бюрократизм, зажим критики, коррупцию и моральное разложение, исключен из партии и предан суду. На том месте, где вчера красовался подретушированный портрет Жидкова, была помещена карикатура, изображавшая Жидкова, сующим палки в колеса горбачевской перестройке.

Революция сверху

Согласно марксистско-ленинскому учению, социальная революция есть скачкообразный перелом (переворот) в развитии общества в отличие от постепенного (эволюционного) процесса. Она происходит тогда, когда низшие слои населения (народные массы) уже не хотят жить по-старому, а высшие (правящие) слои уже не могут управлять по-старому. Советские интеллектуалы, потерявшие или не приобретшие веру в постулаты марксизма-ленинизма и всячески осмеивающие их, придали, этому марксистскому определению революционной ситуации более краткий и выразительный вид: революционная ситуация складывается тогда, когда внизу уже не хотят, а сверху уже не могут. Революцию осуществляют народные массы, возглавляемые революционерами, Последние сбрасывают прежних властителей, занимают их место и осуществляют преобразование общества.