Андрэ Олдмен - Роковое ухо

• Название: Роковое ухо
• Автор: Андрэ Олдмен
• Жанр: Научная Фантастика

---

- То, что принадлежит пандиду, принадлежит Митре. А кто посмеет обмануть Всевидящего?

Шейх Чилли умолк и принялся очищать серебряным ножичком яблоко.

- Что же было дальше? - нетерпеливо спросил Конан, который уже понял, чем должна закончиться эта история.

- Учитель омывал свои чресла довольно долго, - сказал Чилли. - У нас было заведено, что я ожидал его на берегу с платом для утирания. На сей раз пандид не обнаружил ни плата, ни ученика, ни мешка.

- Ох! - выдохнул Ши Шелам и дернул себя за мочку уха. - Ты осмелился обокрасть святого человека! Нарушил заветы Митры!

Ши был человеком набожным и суеверным, хотя сам нарушал заветы по нескольку раз на день.

- Напротив, - возразил Чилли с серьезной миной, - я совершил богоугодное дело. О чем и поведал в записке, оставленной учителю под деревом.

- Что же ты ему написал? - спросил киммериец.

- Три слова: Митра велел делиться.

Сторож, проходивший в ту пору со своей колотушкой по набережной Большого Канала, клялся потом, что громовой хохот, донесшийся из окон дома, купленного недавно неким чужаком в коричневой тунике и сандалиях с длинными ремнями, был столь мощен, что погасли три масляных фонаря возле фасада здания.

Отсмеявшись и утерев выступившие на глазах слезы, юный варвар глотнул вина и помянул прелести Иштар, что делал обычно, когда хотел выразить свое одобрение.

- Воистину, - сказал он, - твой рассказ столь же хорош, как и твое аренджунское. Теперь я понимаю, что Шадизар, город воров, приобрел еще одного достойного жителя. Но вернемся к событиям нынешней ночи...

- Погоди, - перебил его Чилли, снова наполняя свою чарку щербетом. Конан заметил, что вина он вовсе не пьет. - Ты лучше поймешь меня, если выслушаешь мою историю до конца. Расставшись с пандидом, я отправился в ближайший город, рассчитывая потратить там золото в свое удовольствие. Но, хотя я и совершил, как мыслил, богоугодное дело, Податель Жизни счел нужным наказать меня: какие-то лихие парни с большой дороги отобрали у меня мешок, сломав в благодарность пару ребер, вывихнув руку и отбив почки. Я скрылся от них в зарослях можжевельника и долго блуждал, пока не набрел на пещеру некоего пустынника.

В отличие от пандида, старец сей жил в полном уединении, питаясь акридами и диким медом. Он вылечил меня травами и, выслушав мою горестную историю, дал мудрое наставление.

"Ты не можешь противиться воле звезд, - сказал он, - но можешь облегчить свою участь, пустив в ход хитроумие, коим, как вижу, боги тебя не обделили. Грешно красть у слуг Митры, даже у подобных твоему пандиду, грешно обижать сирых и убогих, живущих трудами своими и добывающих пропитание в поте лица своего, но в мире есть немало людей, стяжавших себе богатства неправедным путем, и немало глупцов, готовых поддаться на любую удочку, только бы умножить свое состояние быстро и не ударив палец о палец. Постарайся, чтобы сии недостойные добровольно отдавали тебе свое добро. Тем самым ты удовлетворишь страсть к чужим ценностям, вызванную неудачным расположением звезд при рождении твоем, и, в то же время, послужишь орудием в руках Всеблагого, наказывающего тех, кто живет, помышляя лишь о ценностях этого бренного мира."

Я покинул пустынника, размышляя о его словах, показавшихся мне весьма мудрыми. Принеся клятву богам никогда больше не опускаться до обычного воровства, я отправился в отдаленное селение и попросил старейшин пустить меня жить. Старейшины ничего против не имели, тем более, что на окраине села давно пустовала убогая хижина, где я и поселился.

Клянусь Белом, я вовсе не помышлял там обогатиться, а решил начать честную жизнь. По праздникам читал мантры, которым обучился у пандида, и не брал за это ни гроша, что очень нравилось прижимистым селянам. В иные же дни был, что говорится, на подхвате: исполнял разные мелкие поручения, помогал вскапывать огороды, чинить плетни и таскать из леса хворост. В благодарность меня кормили, и все были довольны.

Так прошло время от первых весенних цветов до сезона дождей. Я уже решил было, что навсегда избавился от пагубной страсти, но звезды есть звезды...

- Снова что-нибудь свистнул? - хохотнул киммериец, отправляя в рот изрядный кусок халвы.

- Ты забыл о моей клятве, - строго заметил Чилли, - я ведь решил брать только то, что само плывет в руки. Вскоре в голове моей родился некий замысел, внушенный не иначе, как самим хитроумным Белом.

Надо сказать, что жители того селения были не столь уж бедны, как хотели казаться для чужих глаз, и дорогая латунная посуда водилась почти в каждом доме. Все о том, конечно, знали, но каждый раз во время праздников каждый принимался бегать по соседям и одалживать блюда и чашки, ссылаясь на свою крайнюю бедность. Так что пиршества обычно затягивались не меньше, чем на седьмицу, в течении которой посуда гуляла по всем домам.

Приближался День Сушеного Финика, и я решил поддержать местную традицию: обошел селение и выпросил в каждом доме по чашке или тарелке. Своими усердием и услужливостью я успел к тому времени снискать всеобщее расположение, так что затруднений в сем предприятии не возникло, мне даже набросали в мешок кое-какой снеди, так что я смог пригласить двух-трех соседей на скромный праздничный ужин. А через пару дней возвратил одолженное, да еще с прибытком: каждый получил к своей тарелке и чашке еще точно такую же.

- Это как же вышло-то? - удивился Ловкач Ши. Он даже жевать перестал.

- В моем поясе осталось с десяток золотых монет, до которых не добрались разбойники, - объяснил Шейх Чилли, - ночью я оседлал мула, съездил в соседний городок, разбудил лавочника и, сославшись на срочность, прикупил у него на золотой требуемое количество посуды.

- Ты хочешь сказать, что потратил свои деньги, чтобы вернуть заимодавцам вдвое против того, что они тебе одалживали? - спросил киммериец, силясь уловить, в чем же тут хитрость. - Клянусь дохлым ослом, не понимаю!

- Селяне тоже ничего не поняли и засыпали меня вопросами, - пряча в чарке улыбку, отвечал хозяин дома. - Надо было видеть их лица, когда они услышали мой ответ. ?Что же тут особенного? - сказал я. - Ваша посуда принесла потомство. Берите, не стесняйтесь!?

- И они поверили в подобную чушь? - изумился варвар.

- Думаю, что нет, да кто откажется, ежели ему предлагают что на дармовщинку! Приняли с благодарностью и просили захаживать еще.

Как было не воспользоваться подобной любезностью? В сезон дождей работы на полях прекращаются, так что праздники следуют один за другим. В День Земляных Орехов я снова отправился по домам за чашками и тарелками. На этот раз норовили подсунуть побольше, некоторые давали даже супницы и сосуды для вина. Я взял все и снова возвратил вдвойне. Потом проделал эту операцию еще несколько раз, пока не кончились деньги.

- Подозреваю, ты вовсе не затем тратил золото пандида, чтобы обогатить этих бездельников, - проворчал варвар, злясь на себя за то, что не в силах был разгадать замысел Чилли.

- Ты очень проницателен, киммериец, - вежливо отвечал тот, сколько веревочке не виться, а конец будет. Приближался Праздник Мытья Волос, самый большой и пышный в тех краях. Для подобного случая местные жители держат у себя большие круглые полоскательницы, оловянные, медные, а кто побогаче - и серебряные. Ты, Конан, и ты, Шелам, наверное решили, что я попросил их одолжить? Ничего подобного: селяне сами натащили полную хижину этих тазов, словно у меня была не одна голова, а по меньшей мере полсотни, и каждая нуждалась в отдельном чане для омовения. Впрочем, каждый считал, что перехитрил соседа - приходили они, таясь друг от друга, и полоскательницу каждого я предусмотрительно прятал на заднем дворе. И, конечно, гору разнообразной посуды, это уж, как водится. Ее было так много, что мне понадобилось целых три ночи, чтобы вывезти все, включая полоскательницы, в ближайшую рощу и спрятать в укромном месте.

- И ты скрылся, - понимающе кивнул Конан.

- Нет, - сказал Чилли, - я хотел посмотреть, пошлют ли боги мне наказание. Поэтому вернулся в свою хижину и зажил, как ни в чем ни бывало.

Шли дни, селяне меня не тревожили, полагая, очевидно, что размножение полоскательниц протекает более трудно, чем у обычной посуды. Однако, спустя седьмицу, они стали проявлять беспокойство и захаживать по одному. Я делал вид, что не понимаю, о чем идет речь, вот тогда-то они и почуяли неладное. Собрали совет старейшин, долго судили-рядили, а когда выяснилось, что почти все семьи лишились ритуальных тазов, привалили ко мне целой толпой.

- Вот тогда-то ты и дал деру, - снова подсказал киммериец.

Но Чилли отверг и это предположение. Картина, открывшаяся взгляду селян в хижине, с его слов была следующая. Юноша, то есть сам Шейх Чилли, сидел на земляном полу, бил себя в грудь, посыпал голову пылью, царапал себе щеки и рыдал столь горько, что вселил скорбь в сердца вошедших.

- Какое несчастье постигло тебя, сынок? - вопросили ошарашенные старейшины. - Что ты так убиваешься?