Алан Милн - Двое

• Название: Двое
• Автор: Алан Милн
• Издательство: Б.С.Г.-ПРЕСС
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-93636-009-1

Роман «Двое» – «взрослая» книга автора «Винни-Пуха» и «Баллады о королевском бутерброде». Это очень английская и очень милновская книга о любви и о том, как скромный сельский житель Реджинальд Уэллард неожиданно для всех – и для себя самого – написал замечательный роман.

---

Ленч продолжался. Мисс Мастерс, подумал Реджинальд, забавная собеседница, с ней приятно поболтать во время короткого ленча; во всяком случае, пока закусываешь копченой семгой. Но только подумать о том, чтобы жениться на ней! Возможно, это просто роскошно в первые пять минут, зато потом кошмарно и чудовищно. Он бы не выдержал и отключился. И полный провал. Определенно.

Жениться на ней! Он не может представить себе в роли жены никакой другой женщины, кроме Сильвии. (Женщине представить себе другого мужчину в роли мужа, наверное, еще сложнее.) Реджинальду вдруг вспомнилась заметка об одном бракоразводном процессе, на котором адвокат сообщал какие-то подробности и, в частности, сказал: “Первые три месяца они были совершенно счастливы, а затем между сторонами возникли разногласия”. Это навсегда врезалось ему в память. Как же невысоки требования к браку у этих “сторон”! Пока они были “совершенно счастливы”, брак можно было бы считать удачным; но три месяца, конечно, несколько не дотягивают до среднего уровня. Бедняжки не ждали многого, и за одно это могли бы быть вознаграждены более щедро.

– Чего бы вам хотелось, мисс Мастерс?

“Возникли разногласия”. Что же, теперь, после шести неправдоподобно счастливых лет, между ним и Сильвией возникли разногласия? Чепуха. Как можно быть женатым на ком-нибудь, кроме Сильвии?

– Ничего, кроме холодного мяса?

– Да, да. Я просто отключаюсь, если днем ем горячее.

Значит, если бы он женился на мисс Мастерс, то был бы вынужден ежедневно есть на ленч холодное мясо. Вот так. Назад в Вестауэйз, подальше от всяких подлецов, и кровопийц, и от сатиров вроде Ормсби. Настала весна, скоро будет лето. Весна и начало лета в Вестауэйзе с Сильвией. Уезжать на один день в Лондон вместе с нею, уезжать без нее и, зная, что она встретит тебя, возвращаться к ней... и к цветам на клумбах, и к белым и розовым лепесткам, слетающим с деревьев.

– Неужели? – спросил Реджинальд.

Он повел взглядом по залу и вдруг увидел Сильвию. Сильвию! Она сидела с кем-то, кого Реджинальду не было видно за перегородкой, делившей зал, и, улыбаясь, оживленно беседовала с этим неизвестным мужчиной.

Ормсби! Ну конечно! На минуту он ощутил ненависть к Ормсби и, на одно страшное мгновение, ненависть и к Сильвии. После вчерашнего вечера – еще и это! Затем ее собеседник наклонился вперед, и Реджинальд увидел, что это всего лишь мистер Фондеверил.

Благодарность, и раскаяние, и любовь к Сильвии переполняли его так, что трудно было дышать. Ему хотелось вскочить и замахать руками. Ему хотелось кинуться к Сильвии, упасть к ее ногам и умолять о прощении. Ему хотелось расцеловать мисс Мастерс. Он и расцелует ее на премьере, вот увидите, и ее, и Корал Белл, и всех остальных (всех, кроме мистера Венчура). О Сильвия, как я благодарен тебе!

– Простите меня, – сказал Реджинальд, поворачиваясь к мисс Мастерс и вдруг осознав – это, впрочем, не могло согнать с его лица счастливой улыбки, – что невнимателен к ней. – Я просто увидел...

Он удержался и не произнес чудовищных слов, слов кошмарных и едва ли не позорных – “свою жену”. Пригласить девушку на ленч, а потом отключиться, потому что просто увидел дорогую женушку, – вот это да! Его спасло то, что именно тогда мисс Мастерс сама заметила Сильвию.

– Клянусь Еленой Рубинштейн! – воскликнула она. – Досточтимым Пондом и его ангелами! Клянусь тенями от самой Элизабет Арден! Вот это да!...

– Что случилось?

– Нет, нет, не смотрите. Смотрите на меня.

Реджинальд посмотрел на мисс Мастерс.

– Вы считаете, я хороша собой?

– Конечно! Очень!

– Дорогой мой, как вы заблуждаетесь. И я тоже. Если вы хотите увидеть действительно красивую женщину, взгляните вон туда. Куда указывает вилка. Ну?

– Да, – ответил Реджинальд.

– Вам когда-нибудь доводилось...

– Никогда, – ответил Реджинальд.

– Кто это может быть?

– Это? – небрежно переспросил Реджинальд. – А-а, это моя жена. Завтра я вас познакомлю. Она придет со мной на репетицию.

Глава восемнадцатая

I

Весной они возвратились в Вестауйэз, оставив “Пампс лимитед” на попечение агента Никсона.

– Конечно, он возьмет свои десять процентов с книги и все, что положено, но вы увидите, дело того стоит, – объяснял Никсон. – Хотя, возможно, миссис Уэллард будет другого мнения. У меня есть жена, и мать, и незамужняя сестра, и сходятся они только в одном – что эти десять процентов сплошное беззаконие.

– Все, чего я хочу, – это не приходить в бешенство каждую неделю при мысли о том, какого дурака я свалял.

– Ну, это вам обеспечено.

Реджинальд вышел, держа в руке письмо к агенту. Он никак не мог выкинуть из головы эту незамужнюю сестру. Он почему-то был убежден, что она оказала большое влияние на жизнь Никсона. Конечно, она старше; когда он был мальчишкой, она его одергивала; когда вырос – порицала; с подозрением относилась к безалаберному миру, в который он попал. Это она помешала ему сделаться “своим парнем”. Вот в чем его беда, вот почему у него иногда такой тоскливый вид. Он знает всех, все называют его просто Фил, но на самом деле он чувствует себя чужим. Я не свой парень, но я и не собирался им быть, никогда не думал, что могу им стать. А он и хотел бы, да не может. И это ее вина.

Забавно, подумал Реджинальд, вдруг заглянуть в семейную жизнь Никсона, и все из-за Пампа.

На премьере ему удалось заглянуть в нее еще раз, когда они с Сильвией после второго действия зашли в ложу Никсона, где тот представил их матери и сестре.

– Мы всегда бываем на премьерах Артура, – сказала сестра. – Мы живем в крошечном домике в Борнмуте. Вы бывали в Борнмуте, мистер Уэллард?

Значит, “старина Фил” на самом деле Артур. Да, конечно, так и должно было быть.

– Теперь он уже не тот, что прежде, – говорила сестра, имея в виду Борнмут. – Мне иногда хочется... но, впрочем... – Она пожала плечами и торопливо продолжала: – Как подумаешь о других местах... я имею в виду, например, Истборн... и, конечно, есть люди, которым совершенно необходимо жить там из-за сосновых лесов. Это так нужно маме. Именно поэтому... или нам пришлось бы жить за границей.

– Я полностью с вами согласен, – ответил Реджинальд, не вполне понимая, с чем соглашается, но представляя, как нелегко мисс Никсон вдохновенно воспевать Борнмут, не переставая при этом сердиться на Артура, который держит их там.

Сестра на минутку отвлеклась от Борнмута и объяснила, что жена Артура никогда не ходит на премьеры, потому что ужасно нервничает и боится, что от этого Артур нервничает еще больше.

– Вам не кажется, что это просто смешно, мистер Уэллард? Мне думается, ее место рядом с мужем. Я бы хотела, чтобы мой муж был около меня, если бы мне пришлось открывать благотворительный базар или вручать награды. Когда я выйду замуж, – добавила она.

Бедняжка, подумал Реджинальд. А вслух произнес:

– Я думаю, они разобрались, что лучше для них обоих. Но скажите мне, сколько же пьес написал ваш брат?

Мисс Никсон попробовала вспомнить, сколько раз они с матерью приезжали из Борнмута.

– Ведь, в сущности, все сводится именно к этому, мистер Уэллард. Мне всегда хотелось, чтобы у нас была маленькая квартирка в Лондоне. Наверное, это наш шестнадцатый приезд. Мы обычно останавливаемся в гостинице “Де Вере”. На мой взгляд, это одна из лучших, если не можешь себе позволить “Карлтон”. Там уютно и тихо, и, конечно, нас там теперь знают. Все подходят к нашему столику и желают удачи. Может быть, мама завтра пойдет к доктору, поэтому мы уедем ближе к вечеру. Обычно мы возвращаемся поездом двенадцать тридцать.

Мама, в противоположность угловатой дочери, была женщиной полной и жизнерадостной. Она искренне обрадовалась знакомству с мистером Уэллардом, искренне восхищалась его книгой и откровенно, без боязни или смущения, говорила о своих сложных заболеваниях.

– Я всегда говорю, мистер Уэллард, что уж в мои-то годы я могу распоряжаться собственными внутренностями, и я не позволю чужим людям разрезать мне живот только для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Что у меня там есть, то и есть. Артур и Милли все хотят, чтобы я показалась специалисту, но показаться специалисту значит лечь на операцию, по которой он специализируется, на то он и специалист. Можете себе представить: импресарио спрашивает у Артура, стоит ли ему поставить какую-нибудь из Артуровых пьес, а Артур отвечает “нет”? Как по-вашему, эта пьеса должна иметь успех? Пьесы Артура на премьерах обычно всем нравятся, а уж потом рецензенты растолковывают публике, что именно ей не понравилось и насколько лучше получилась бы пьеса, если бы кто-нибудь другой написал бы ее совершенно иначе. Но что бы они все ни говорили, по-моему, Артур самый красивый мужчина в театральных кругах. Скажите, вы бывали в Борнмуте?