Сесилия Ахерн - Сто имен

• Название: Сто имен
• Автор: Сесилия Ахерн
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-05069-3

Китти Логан так мечтала о карьере телеведущей! Но она совершила роковую ошибку, обвинив в отвратительном преступлении ни в чем не повинного человека, и все ее надежды рухнули. Китти стала притчей во языцех, от нее ушел бойфренд, старый друг обвинил в эгоизме, того и гляди ее уволят из журнала, в котором она проработала десять лет, и в довершение всех бед умирает Констанс — близкая подруга и наставница. Констанс задумала для журнала что-то очень интересное, однако рассказать о своей идее не успела. У Китти есть только список ста неизвестных ей имен и две недели, чтобы разгадать замысел Констанс и написать статью для номера, посвященного ее памяти. Она находит нескольких людей из списка, но никак не может понять, что же их объединяет. Чтобы проникнуть в тайну, Китти предстоит разобраться в себе самой, и тогда ее жизнь изменится…

---

Наконец они нырнули в офис своего адвоката поблизости от здания суда, ушли от репортеров. Китти уронила сумку на пол, прижалась лбом к холодной стене, попыталась сделать глубокий вдох.

— Господи! — вырвалось у нее. Все тело горело огнем.

— Ты как? — посочувствовал Донал.

— Ужасно, — шепнула она в ответ. — Мне так жаль, мне так жаль, так жаль!

Он ласково похлопал ее по плечу, и Китти порадовалась даже такому участию, хотя сама напросилась, а по совести, Донал мог бы ох как ей врезать.

— Это просто курам на смех! — орал в соседнем кабинете Пол, расхаживая перед столом адвоката. — Четыреста тысяч евро плюс судебные издержки. ВЫ говорили, ничего подобного не произойдет.

— Я говорил, что надеюсь…

— Не смейте вилять! — рявкнул Пол. — Омерзительно! Как они могли так обойтись с нами? Мы же извинились. Публично. Перед началом передачи восьмого февраля. Четыреста пятьдесят тысяч зрителей видели: мы извинились, признали, что он ни в чем не виноват. Миллионы видели это по Интернету, десятки миллионов посмотрят после сегодняшнего суда. Пари держу, нас подставили. Эти две бабы, они с Колином Мерфи сговорились, часть денег достанется им. Это бы меня не удивило. Меня уже ничем не удивишь. Господи! Четыреста тысяч! Что я скажу гендиректору?

Китти оторвала лоб от прохладной стены коридора, подошла к распахнутой двери в кабинет адвоката.

— Мы сами виноваты, Пол.

В повисшей тишине Китти услышала, как резко втянул в себя воздух Донал. Пол обернулся и посмотрел на нее как на пустое место. Да Китти и чувствовала себя пустым местом, — меньше чем пустым местом.

— Мы сломали Колину Мерфи жизнь. Мы заслужили каждое слово, которое нам пришлось выслушать в суде. Мы допустили ужасный промах и должны сполна расплатиться за свои поступки.

— Мы? За свои поступки? Ну уж нет! Твои поступки! Ты сломала ему жизнь. Я виноват лишь в том, что, как последний идиот, доверился тебе. Думал, ты делаешь свою работу на совесть, все проверяешь. Я знал, что не следует и близко подпускать тебя к этому сюжету. И уж поверь, канал в жизни тебя больше не наймет. Слышишь, Китти? Ты понятия не имеешь, как собирать материал! — разорялся он.

Китти кивнула, двинулась к двери.

— Пока, Донал, — негромко попрощалась она.

Донал кивнул. Китти вышла из здания через заднюю дверь.

Домой возвращаться она боялась по двум причинам. Во-первых, не знала, успокоились ли сторонники потерпевшего теперь, когда Колин восторжествовал и получил также финансовую компенсацию, или же решение суда подстрекнет к новым нападениям на ее квартиру. Во-вторых, Китти боялась оставаться одна. Она ни на что не могла решиться, не могла больше думать о том, что произошло и как быть дальше, но вместе с тем чувствовала, как неправильно уходить от этих мыслей. Наказание заслужено, пусть же стыд полностью поглотит ее. В переулке позади судебной площади она отыскала свой велосипед и поехала к дому Констанс. Может, Пол и прав, она не умеет собирать материал, но по крайней мере она знает человека, великолепно владеющего журналистским мастерством, и, если понадобится, начнет учиться заново.

Констанс и Боб жили на первом этаже трехэтажного эдвардианского особняка в Болсбридже, над ними располагалась редакция. Квартира со временем превратилась в продолжение офиса, они четверть века не столько жили в ней, сколько работали. Заброшенная кухня — питались они в кафе — погребена под сувенирами, накопленными в бесчисленных поездках. На любой поверхности резные статуэтки из кости соседствовали с блаженными буддами и голыми дамочками из венецианского стекла, венецианские же и африканские маски были нацеплены на морды старых плюшевых мишек, на стенах китайские гравюры и написанные красками пейзажи соседствовали с сатирическим комиксом по вкусу Боба. Здесь все дышало ими, у этого дома была душа, он был веселый, он был живой. Двадцать пять лет проработала здесь и Тереза, их домработница, ей уже за семьдесят. Делать она почти ничего не делала — смахнет пыль и усядется смотреть шоу Джереми Кайла, — но Констанс мало заботила чистота, и она никак не могла расстаться со старушкой. С Китти домработница была давно знакома, так что впустила ее в квартиру без расспросов и поскорее вернулась с кружечкой чая в свое кресло, смотреть, как мужчина и женщина ссорятся после теста на детекторе лжи, который не устроил ни того ни другого. Как хорошо, что Тереза не смотрит новости и понятия не имеет о ее бедах. С ее стороны — никаких приставаний. Без помех Китти прошла в кабинет Констанс и Боба.

Их столы стояли у противоположных стен, оба завалены кучами бумажных обрывков — с виду мусор, на самом же деле драгоценная работа. Над столом Констанс красовались фотографии обнаженных француженок тридцатых годов в вызывающих позах — повесила их на радость Бобу, а тот в ответ расположил над своим столом обнаженных африканцев — для нее. Пол использовался наравне со столами, толстыми персидскими коврами ложились друг на друга слои бумаг, приходилось смотреть под ноги, чтоб не споткнуться о внезапно возникавшую на пути груду. Наравне с предметами искусства, занимавшими весь дом и в том числе кабинет, здесь на полу обитали фарфоровые кошки во всевозможных умилительных позах. Констанс — это Китти было известно — не терпела кошек, что живых, что сувенирных, но они принадлежали ее матери, и после ее смерти Констанс не могла не приютить фарфоровое зверье. Странно, как можно работать в таком беспорядке, но ведь Констанс и Боб трудились, да еще как успешно! В свое время юная Констанс назло богатому папочке уехала из Парижа в Дублин — изучать британскую литературу в Тринити-колледже. Там она издавала студенческую газету, потом вела колонку сплетен в «Айриш таймс» и познакомилась с Бобом — с Робертом Макдональдом, десятью годами ее старше, корреспондентом рубрики деловых новостей той же газеты. Когда ей наскучило подчиняться, а у Констанс это случается быстро, она еще больше обидела папочку, бросив приличную работу в крупнейшей ирландской газете и затеяв собственное издание. Боб присоединился к ней, и после ряда проб и ошибок они создали двенадцать лет тому назад журнал «Etcetera», оказавшийся наиболее успешным из их проектов. Пусть «Etcetera» уступал в популярности женским журналам, писавшим о борьбе с целлюлитом и подготовкой тела к пляжному сезону, но в профессиональной среде мало кого так уважали. Написать статью для «Etcetera» считалось честью, серьезным шагом вверх по карьерной лестнице. Констанс славилась прямотой суждений и безошибочным умением распознать интересный сюжет и потенциальный талант. В ее журнале начинали многие сделавшие с тех пор себе имя журналисты.

Китти подошла к каталогу и поразилась тому, как разумно наладила эту систему Констанс. Здесь, в отличие от всех других помещений квартиры, царил безупречный порядок: каждая статья из «Etcetera» и других принадлежавших Констанс в прошлом журналов, статьи, написанные ею для других изданий, заготовки и идеи как из прошлого, так и на будущее, аккуратно размещались на карточках по алфавиту. Не совладав с любопытством (оно в ней умрет последним), Китти просматривала и все то, что встречалось ей на пути к «И». Но вот и простой коричневый конверт с надписью «Имена». Конверт был запечатан, и, хотя Китти понимала, как некрасиво нарушать уговор с Констанс, она поддалась искушению и присела за рабочий стол подруги, чтобы вскрыть конверт. Но тут в дверях появилась Тереза, и Китти подскочила на месте, словно школьница, пойманная с сигаретой во рту. Конверт она с перепугу уронила на стол, и сама засмеялась над собой.

— Вы с ней виделись? — спросила Тереза.

— Да, на прошлой неделе. На этой не смогла, дела одолели, — добавила Китти, сокрушаясь, что из-за суда снова не выбралась к Констанс. Могла бы и постараться, но с каждым заседанием силы ее убывали, она думала только о себе, жалела себя, по правде говоря, также и оправдывала себя внутренне, отчего становилась несколько агрессивной. Неподходящее состояние для того, чтобы навещать больную.

— Вид у нее, наверное, ужасный.

Вот как на такое реагировать?

— Мой Фрэнк помер от рака. В легких у него завелся. По две пачки в день курил, а все-таки несправедливо это, что с ним сделалось. Ему было столько же, сколько сейчас Констанс. Пятьдесят четыре годика. — Тереза сокрушенно почмокала губами и добавила: — Знаете, а я ведь уже почти столько же прожила без него, сколько с ним. — Она покачала головой и сменила тему: — Хотите чаю? Немножко отдает металлом, они в чайнике монеты хранили, вроде как в копилке. Боб велел мне снести их в банк — семьдесят шесть евро и двадцать пять центов набралось.

Китти посмеялась над причудами Макдональдов, а от металлического чая отказалась. Она чуть не лопалась от восторга — и конверт раздобыла, и от искушения вскрыть его без Констанс упаслась — и торопилась поскорее дозвониться Бобу и договориться о встрече в больнице. Три ее звонка были переадресованы на голосовую почту, и Китти, истомившись от ожидания, уже катила на велосипеде в больницу, на авось, когда ее телефон вдруг завибрировал. Она заговорила в микрофон: