Лайза Пикард - Викторианский Лондон

• Название: Викторианский Лондон
• Автор: Лайза Пикард
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Справочники
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98695-057-0

Время царствования королевы Виктории (1837–1901), обозначившее целую эпоху, внесло колоссальные перемены в столичную лондонскую жизнь. Развитие экономики и научно-технический прогресс способствовали росту окраин и пригородов, активному строительству, появлению новых изобретений и открытий. Стремительно развивалась инфраструктура, строились железные дороги, первые линии метро. Оделись в камень набережные Темзы, создавалась спасительная канализационная система. Активно велось гражданское строительство. Совершались важные медицинские открытия, развивалось образование.

Лайза Пикард описывает будничную жизнь Лондона. Она показывает читателю школы и тюрьмы, церкви и кладбища. Книга иллюстрирует любопытные подробности, взятые из не публиковавшихся ранее дневников обычных лондонцев, истории самых разных вещей и явлений — от зонтиков, почтовых ящиков и унитазов до возникновения левостороннего движения и строительства метро. Наряду с этим автор раскрывает и «темную сторону» эпохи — вспышки холеры, мучения каторжников, публичные казни и жестокую эксплуатацию детского труда.

Книга в самых характерных подробностях воссоздает блеск и нищету, изобретательность и энергию, пороки и удовольствия Лондона викторианской эпохи.

---

Мейхью перечисляет ошеломляющий ассортимент товаров, предлагаемых бродячими торговцами: металлические кружки, фарфоровые украшения, крысиный яд, липкая бумага для мух, растения и цветы, ломтики ананаса за пенни или целый ананас, который можно было увезти домой в пригород, спаржу, связки лука по 6 пенсов за три-четыре дюжины, живая домашняя птица, дичь, включая тетеревов — «по закону их можно было есть с 12 августа, но поскольку их сотнями продавали в тот день в Лондоне и поскольку их подстрелили в Шотландии… значит, на них охотились, когда это было запрещено. У меня была оленина, но никакого толку из этого не вышло, хотя я предлагал ее по 4 пенса за фунт». По оценке Мейхью, на улицах Лондона ежегодно продавалось 5000 тетеревов, 12 000 куропаток и 12 000 фазанов.

Мальчик, продававший летом на улицах птиц и змей, обеспечивал себе неплохую жизнь, не затрачивая ничего, кроме собственной энергии. Он рассказал Мейхью, что дважды в неделю проходит по тридцать миль в день.

Птичьи гнезда я продаю по 1–3 пенса за штуку… в трехпенсовых бывает до шести яиц… змей по шести шиллингов за фунт… гадюк предпочитают мертвых… я убиваю [их] палкой или, если на мне ботинки, прыгаю на них… ежей по шиллингу за каждого [они полезны, потому что уничтожают черных тараканов]. Лягушек я продаю французам… Мне как-то заказали 6 дюжин для французской гостиницы на Лейстер-сквер. Улиток продаю ведрами по 2 шиллинга 6 пенсов за ведро… французы их едят. Я считаю, что продаю около двадцати гнезд за неделю… четыре месяца в году… Некоторые покупают улиток для птиц [ручные дрозды, которые питаются улитками, были распространенными домашними питомцами], а некоторые покупают, чтобы укрепить спину больному ребенку, они натирают ему этими улитками спину.

Он продавал диких птиц всех видов и зелень, чтобы их кормить, и маленькие кусочки дерна для сидящих в клетке жаворонков, которые не вьют гнезд на ветках, а сохраняют трогательный инстинкт гнездиться в траве. Согласно Мейхью, «если сложить куски дерна, которые ежегодно вырезают для лондонских птиц и расположить их в ряд, они протянутся… от Лондона до Кентербери». Возможно, на этот раз он слегка преувеличил. Небольшие кусочки дерна на продажу складывали между зубцами ограды церкви Святого Павла на Ковент-Гарденском рынке. Большая часть дерна вырезалась в пригородах Шефердс-Буш и Ноттинг-Хилл, «где можно встретить нескладное объявление, привлекающее внимание рискованных строителей к „подходящему месту“ для вилл». За хорошо обученного дрозда можно было выручить до двух фунтов, вдвое больше, чем за «сидящего в клетке поющего соловья». Воробьев продавали по пенсу за штуку, к ножке была привязана ниточка, чтобы с ними могли играть дети.

Число торговцев «фастфудом» постоянно увеличивалось. Множество работающих людей завтракали «кофе» (кофе обязательно смешивали с цикорием и необязательно — с печеной морковью) и куском хлеба с маслом у лотка по дороге на работу. Средний заработок продавцов кофе с лотка — зачастую это бывали женщины, — составлял около 1 фунта в неделю. Были лотки, на которых продавались угри и гороховый суп, бараньи ноги и жареная рыба, мясной пудинг и пироги с угрями, сладкие пироги и сдобные лепешки, и, летом — «новейшая аристократическая роскошь — уличное мороженое». Мейхью считает, что уличных продавцов еды и питья было более 6000, но многие работали временно или сезонно.

Молоко разносили молочницы, мужчины занимались этим редко. Молочницы носили его в ведрах, свисавших на ремнях с деревянного коромысла, на котором было написано имя ее «хозяина» — владельца молочной фермы. Вместе с ведрами молочница несла множество отдельных жестяных бидонов, от кварты и меньше, для клиентов, которых она обходила. В шесть часов утра, когда

служанки еще не встают… [она] оставляет ведра под уличным фонарем, берет с собой один из небольших бидонов и, держа коромысло на плечах и связав ремни на груди, идет по улице, звонко стуча башмаками, подбитыми железом… она носит с собой моток крепкой проволоки с крючком на конце. Вытащив его из кармана, она зацепляет крючком бидон, быстро переносит его через ограду и с помощью проволоки опускает на землю, отцепляет крючок и вытягивает проволоку.

Прежде чем уходить домой, девушка должна была в конце дня собрать бидоны и вернуть их хозяину фермы. При том, что молочнице приходилось начинать рабочий день в 5.30 утра, а заканчивать в 7 вечера, ей платили 9 шиллингов в неделю, а питалась она за свой счет.[243]

* * *

Недельный бюджет квалифицированного столяра, имеющего жену и троих детей, чей недельный заработок, включая сверхурочные, в среднем равнялся 1 фунту 12 шиллингам, подробнейшим образом рассмотрен в уже цитированной книге, «Учебник домоводства» Тегетмейера. Столяр тратит 5 шиллингов 6 пенсов на квартирную плату за две комнаты, 2 шиллинга 6 пенсов на одежду, 4 шиллинга 3 пенса на мясо по 6 пенсов за фунт («большое» количество), 1 шиллинг 9 пенсов на 1 ½ фунта масла (суровое осуждение) и 2 шиллинга 4 пенса на пиво («Излишне много»); он позволяет себе тратить 4 пенса «на обучение», 1 шиллинг 6 пенсов на инструменты и 2 пенса на газеты. Тегетмейер сетует: «Если бы люди этой страны ели овсянку на завтрак, как шотландцы и народы северных стран, в тратах рабочего человека не было бы такой статьи расхода как масло, 1 шиллинг 9 пенсов». Но тогда должна бы появиться другая статья расхода — сахар или даже патока, ведь только коренные шотландцы способны справиться с несладкой овсянкой на завтрак.

«Прекрасную» жизнь — заработок около 2 фунтов в неделю — можно было обеспечить себе в канализационных трубах. «Прибрежные рыбаки», или «тошеры», обычно спускались под землю группой из трех-четырех человек, чтобы не заблудиться, что было довольно легко, и чтобы отгонять крыс. Они находили монеты, иногда драгоценности, но это было опасное ремесло. Укус канализационных крыс был ядовит. Тошерам приходилось действовать незаметно для публики. «Всякий раз, когда „рыбаки“ приближались к решетке в мостовой, они прикрывали свои фонари и ждали возможности проскользнуть незамеченными».

Двадцать живодерен Лондона обеспечивали работой тысячу человек, которые разделывали туши лошадей, превращая их в еду для кошек и собак. В огромных чанах — 9 футов в диаметре, 4 фута глубиной — одновременно варились три туши в течение шести часов, начиная с полуночи. «Одна женщина заказывала каждый день шестнадцать порций по пенни. Она выходила на крышу своего дома и разбрасывала по черепице еде для кошек… между десятью и одиннадцатью утра раздавался ужасающий шум и мяуканье сотен бездомных кошек, бежавших к этому месту».[244]

Шелкоткацкая промышленность в Спитлфилдсе, которая столетие назад процветала, продолжала существовать. Ткач закупал основу (крепкие нитки, идущие вдоль полотна, которые могут выдерживать его вес) и уток (декоративные нити, которые видны на лицевой стороне текстиля) и «ткал в собственной бедной комнате, где зачастую располагались его станок, кровать, кухня, семья, домашние питомцы и цветы».[245] Когда Виктория и Альберт давали бал-маскарад, его целью было не только развлечение, но и попытка воодушевить лондонских ткачей по шелку, поскольку все участники бала должны были носить английский шелк. Существовал также постоянный спрос на шелковые ткани, в частности, для обивки карет внутри.

Чтобы купить карету, следовало отправиться на Лонг-эйкр, где в каждом третьем доме помещалась каретная мастерская. У самых лучших карет крыша, верхняя передняя часть, задняя часть и бока были покрыты одной шкурой, которую несколько раз проходили краской и покрывали шестью-восемью слоями лака. Наряду с шелком для обивки кареты изнутри использовались тисненая кожа и тонкое испанское сукно. Умелый каретный мастер зарабатывал от 3 до 5 гиней в неделю и занимал высокое место в неофициальной иерархии квалифицированных ремесленников.[246]

Лондон был центром изготовления фортепьяно. В каждом доме среднего класса должно было стоять фортепьяно, так что спрос был огромен. У Бродвудов была фабрика на Хорсферри-роуд, они использовали красное дерево, ввозимое из Гондураса и Испании. Три ствола красного дерева длиной 15 футов и диаметром 38 дюймов стоили две-три тысячи фунтов. «Рабочих, обладавших этим умением, вряд ли можно было заменить каким-либо автоматическим оборудованием».[247]

Самой крупной отраслью промышленности Лондона было пивоварение. В 1781 году Сэмюэль Джонсон, содействуя продаже пивоварни своего друга Генри Трейла в Саутуорке (на южном берегу, где теперь стоит новый театр «Глобус»), пророчил, что она принесет тому, кто ее купит, «все богатства мира». Пивоварню купили Барклай и Перкинс. К 1850 году она считалась «самой большой в мире»;[248] она на самом деле занимала 10 акров. Каждый день в 4 утра около 200 подвод (грузовиков того времени), каждую из которых тянули две огромных лошади, отправлялись со свитой конюхов из пивоварни развозить большие бочки знаменитого «Энтайра» Барклая и других сортов пива по пивным и тавернам Лондона. Когда Флора Тристан, сторонница социальных реформ, посетила пивоварню в 1839 году, на нее произвели впечатление размеры предприятия, «но больше всего поразило в этой пивоварне незначительное число рабочих занятых на такой огромной фирме».[249] Там было 30 или 40 клерков, которых она не заметила,[250] к тому же она не упоминает — возможно, ей не показали, — как в огромном чане перемешивают солод десять человек, стоя в нем по пояс, обнаженные, если не считать набедренной повязки.[251] Вполне процветали и конкуренты Барклая, чьи имена известны в истории пивоварения: пивоварня «Альбион» в Уайтчепеле (Манн, Кроссман и Полин), «Якорь» на Майл-Энд-роуд (Чаррингтон), «Подкова» на Тоттнем-Корт-роуд (Мьюз) и многие другие. Пивоварня «Черный Орел» на Брик-лейн производила знаменитый портер (черный стаут) и в 1873 году стала считаться «самой большой компанией в мире». Пивоварня лондонского Сити на Канон-стрит производила пиво со времен Джона Стоу, умершего в 1605 году. Пивоварня «Бык» в Вестминстере была еще старше, она начала работать около 1420 года. Компания Фуллера (с 1845 года Фуллер, Смит и Тернер) производила пиво в пивоварне «Грифон» в Чизуике с 1500 года. Пивоварню Уитбреда на Чизуэлл-стрит можно посетить и сейчас.[252] Маленькие семейные пивоварни были разбросаны по всему Лондону.[253]