Геннадий Осетров - Гибель волхва. Варвары

• Название: Гибель волхва. Варвары
• Автор: Геннадий Осетров
• Издательство: Гепта-Трейд
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 5-87683-002-Х

Повесть о принятии христианства на Древней Руси и роман о жизни и быте скифских племен.

Содержание:

Геннадий Осетров. Гибель волхва (повесть), с. 3-176

Глеб Пакулов. Варвары (роман), с. 177-441

Словарь, с. 442-443

---

– А я за ту, что подобрее! – возражал обладатель голубого хитона, не старый, но совершенно лысый человек. Он нагнул бугристый череп, будто приготовился боднуть зодчего. – Жизнь каждого – это короткий отрезок дороги, по которой идет в данный момент все человечество. И такими отрезками шагать ему вечно. Но отрезок этот не всегда бывает благополучен и гладок. Отсюда судьбы людей, как и судьбы искусств, печальны. Вспомни Микены и Крит.

– И что же? Крит и Микены ожили в Афинах!

– Ты не видишь зла в войнах, это уже зло. – Философ промокнул платком лысину. – Афины, Афины!.. А если туда придут варвары?

– Примут то, что есть, и приложат свое! – убеждал зодчий. – Уверен, войны не всегда несут зло, иногда это обновление. Приходится заново строить, а значит, лучше. Вон рядом с Сосандром сидит варвар–скифид. Это его ты страшишься? А ты пойди и спроси, чего он хочет. Или, думаешь, варвары смеются и плачут по–другому? Рождаются не так и не так умирают?

Они еще громче заспорили, не обращая внимания на новый взрыв рукоплесканий, которым гости встретили появление Опии, в сопровождении юношей и двух молодых вакханок в полупрозрачных туниках. Под звуки флейт и ритмичное постукивание кубков вакханки скользнули по залу, осыпая пирующих лепестками роз, пьяня благоуханием ароматических масел и откровенной радостью молодых, переполненных чувством тел. Несмотря на кажущуюся доступность вакханок, никто их не хватал, не усаживал на колени, не было слышно непристойностей. Девушки летали средь пирующих, подобно бестелесным музам–Лампециям, ослепляя и обвораживая искусством огненного танца.

Опия огляделась, нашла Сосандра и направилась к нему. Художник махнул слуге. Тот подхватил стоящее у стены роскошное кресло, заспешил за гетерой. Опия, будто зная, что кресло подставлено, грациозно опустилась на мягкое сиденье, оправила розовую тунику. Ее волосы, зачесанные назад и вверх от затылка, были связаны в тяжелый черный узел и трижды обвиты жемчужной нитью. На длинной, молочно–белой шее висел золотой медальон с изображением медузы Горгоны. Лог, как и при первой встрече, восхищенно разглядывал гостью, тогда как Опия даже не повела в его сторону длинных, подведенных зеленой краской, глаз.

– Ты не был у меня вчера, предводитель женихов! – капризно отчитала она Сосандра. – Мой дом без тебя и друзей твоих оскудел мудростью. Только и слышала всю ночь от этих юнцов: «Опия, пощади, от любви впадаем в горячку!» Тебе не жалко меня?

– Себя жалко, – ответил художник. – Ведь кто, как не я, потерял лишний миг видеть красавицу и наслаждаться ясностью ее ума! Ты вошла, и следом Гелиос выкатывает на своей колеснице!

Лог посмотрел в окно. Восток был багряным, солнечным, казалось, дотронься до него, и он брызнет алым.

Опия тоже глядела на восток. Вдруг большие зрачки ее сузились, ресницы задрожали. Выглянуло солнце.

– Знаешь, Сосандр, что предсказал Дельфийский оракул эллинам? – прищурясь, но не отводя глаз от встающего светила, спросила Опия.

– Передавали. – Художник нахмурился. – Как далека она, родина, особенно в час беды. Но мы придем умереть за нее, распустив паруса наших триер.

– Да. – Опия кивнула. – Как не услышать ее голос, если она слышит наш. Кто еще пришлет в Ольвию кипарисы прекрасного Крита, сирийский ладан и сладкие, как сон, изюм и фиги из Родоса?

Очнувшись от долгого раздумья, Астидамант стукнул по столешнице кружкой.

– Добавь! – насмешливо крикнул он. – Чесотку из Фракии, трусов–наемников из Аркадии, а тучи кораблей, наполненных лживыми обещаниями, сами приплывут из богоживущих Афин!

– Ты зачем проснулся? – Опия повернула к поэту тонкое лицо. – Лучше бы спал. Женщине нельзя увидеть в мужчине не воина. Мы слабые, наверное, потому возвращаем утерянное с великим трудом, да и то не всегда, не как вы – носящие оружие. А потерять Афины!.. Кто, как не вы, отстоите их, а придется – вернете нам: сестрам и матерям ваших детей. Страшное настает время.

Между тем гости разошлись, ушли, так и не окончив спора, философ с зодчим. Они остались вчетвером, да еще прибирающие помещение слуги. Солнце вовсю светило над Ольвией – городом богатым и счастливым. Никто ничего не говорил, все молчали, думая о своем. Лог крепился, но то, что хотелось ему высказать и что, как ему казалось, могло бы успокоить новых друзей, никак не покидало головы.

– Друг Сосандр, – решившись, заговорил он. – Я не знаю, но вижу – вы тоже не знаете, что за беду предсказал вам оракул. Не всему, говорю вам, верьте.

– Как? – впервые и возмущенно глянула на него Опия. – Не верить пифии?

– Успокойся, Опия, – попросил Астидамант. – Разве в доме Сосандра уже нельзя говорить свое?

– Ты, друг Лог, хочешь сказать… – начал было художник, но мастер, горячась, продолжал:

– Мы люди степей, слушаем своих предсказателей, но тут же сами и смотрим. Они выкладывают судьбу, глядя на ивовые прутья, кору или баранью лопатку. Ты рядом, видишь, как они легли, что пророчат. Мы с детства привыкли к такому и кое–что понимаем сами. Тут главное – предсказатели. Они безгрешны, не берут в рот вина, голова их ясна. Но как можно верить женщине, сидящей над расселиной в земле, откуда из горла дракона идет ядовитый пар и отравляет голову? Пифия ваша говорит без ума, как опившийся крепкого зелья. Мы хоть и живем далеко в степях, но знаем и про это.

– Мы не порочим ваших оракулов! – сердито сказала Опия. – Как ты, скифид, позволяешь себе поносить наших?

Лог поерзал на скамье, встретился с насмешливыми глазами Астидаманта. Поэт ободряюще подмигнул.

– Почему? – мастер почесал голову. – Потому что своих оракулов скифы сжигают живьем, если их предсказания ложные. А со своими что вы делаете, если они говорят пустое?

Астидамант хохотнул, согнулся и начал стучать кулаками по затылку, будто вдалбливая слова скифида.

– Правильно! Лишнее говоришь – горишь! – давился он смехом. – Говорит – горит!

– Раз предсказания оракула не сбылись, значит, мала была жертва богам и скудны приношения в храм их! – прорвался сквозь смех поэта чей–то повелительный голос.

Лог тревожно обернулся к дверям. К ним в пурпурном плаще, сколотом у левого плеча золотой фибулой, шел ольвийский стратег. Поэт оборвал смех, вскочил и коротко тряхнул кудрявой головой.

– Приветствую тебя, Гекатей! – ничуть не растерявшись внезапному появлению стратега, воскликнул он. – Ты уже поднялся на дело, а мы пустословим. Я иду на ворота!

Под насупленным взором стратега остальные тоже поднялись со своих мест. Опия тут же, не прощаясь, пошла к выходу рядом с тяжело передвигающим ноги поэтом. Едва они ступили за порог, Астидамант вскинул руки и громко прокричал:

– Жизнь прекрасна–а, стратег!

Он обнял Опию за талию, но гетера оттолкнула его и сбежала по ступенькам во внутренний дворик большого Сосандрового дома. Поэт, охая, сошел следом за ней, и уже с улицы донеслось:

– Солнцем, не кровью лозы оглушенный, на пост свой высокий направил стопы сладкогласный. Прощайте!

Стратег усталыми глазами смотрел на Лога.

– Ты старейшина ремесленников царя Агая? Скил о тебе много лестного говорил. Сядем.

Они сели. Лог хотел было признаться, что никакой он не старейшина, но подумал: – Скилу виднее, – и промолчал. Однако теплое чувство к старейшине крепко поселилось в сердце. – И отчего он так добр ко мне, – размышлял мастер. – Ола тоже советует слушать его во всем. Что он задумал?

– В доме Сосандра тебе жить, – определил стратег. – Он художник прекрасный и не будет таить от тебя мастерства своего. Так ведь, Сосандр?

Сосандр только развел руками, мол, стоит ли об этом говорить. Стратег невесело улыбнулся.

– Астидамант опять не в ладу с собою? – спросил он. – Чего ж он ждет? Или надеется, что Совет ольвийских граждан поставит его на место более высокое, чем городские ворота?

Сосандр промолчал. Лог откровенно любовался мужественным профилем стратега, а тот, чувствуя это, хмурился все больше.

– Вы, художники, все интересное прячете на дне глаз, потом нужное передаете мрамору, – заговорил, повернув лицо к Логу, Гекатей. – Меня уже изваял Сосандр за заслуги перед Ольвией. За что хочешь ты?.. Нет, не отвечай. Буду говорить я и обвинять ваш цех, как умею. Сколько веков стоит Эллада и кто берег ее от врагов? Молчи, Сосандр!.. Богиня Афина с копьем и щитом являла себя, стоя на Акрополе. Вот кто оберегал Элладу, внушая недругам страх и уважение. Но люди, живя в благополучии и лености, додумались, праздные, до смешного. Теперь художники изображают ее без шлема и… с гранатовым яблоком в руке! Щит и копье отброшены за ненадобностью! Мир вечный и крепкий воцарился над Элладой, так считали. Но яблоко подобает скорее Афродите–Киприде, и по этому поводу зоркими людьми давно пущены и ходят в народе горькие слова в упрек Афине: