Катрин Гаскин - Дочь Дома

• Название: Дочь Дома
• Автор: Катрин Гаскин
• Издательство: Аурика
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 985-6046-14-9

Жанр, в котором пишет известная американская писательница, автор десятков популярных на Западе книг, вряд ли может быть отнесен к легковесному потоку так называемых «любовных романсов». Ее книги — это романы о женщинах, женщинах с большой буквы, об их проблемах, страстях, тяготах и удачах.

Современный роман «Дочь Дома» это своего рода семейная хроника, посвященная силам, сталкивающим и объединяющим различные поколения одной семьи.

---

Она наклонилась вперед, чтобы подчеркнуть свои слова:

— Когда живешь с ним, полностью подпадаешь под его власть. Даже то, что я играю на пианино — его заслуга. — Она пожала плечами. — Но я играю хуже, чем он… И никогда не буду играть лучше. Во-первых, я не обладаю его одаренностью, и, во-вторых, лишена его самоуверенности, позволяющей ему сесть перед многолюдной аудиторией и сыграть то, что могут исполнить только виртуозы.

Со стороны Джонни реплики не последовало, и, замолчав, она взглянула на него. Она поняла, что его мысли где-то далеко, но следуют по колее, которую проложила она сама. Мора задумчиво смотрела на него. Джонни стоял, слегка ссутулившись, у камина. Свободная одежда, казалось, скорее подчеркивала, чем скрадывала линии его тела. Он был поглощен своими собственными мыслями, отступив в мир одиночества. Ей живо захотелось вернуть его внимание к себе.

Она молча наблюдала, как Джонни подошел к пианино и робко нажал на клавишу; звук резко прорезал тишину. Он поднял голову, как бы прислушиваясь, не придет ли откуда-нибудь эхо, все еще сохраняя отрешенное выражение. Потом повернулся и снова подошел к ней.

— Мора. — Первый раз он назвал ее по имени. У него оно прозвучало тихо и таинственно.

— Что такое, Джонни?

— Как это могло быть, — спросил он, — что, когда я стоял в дверях и слушал, как вы играли, то почувствовал, что все это происходило раньше… Что я испытывал это в другое время?

— Да… Почему-то нечто, чего мы никогда раньше не видели, становится таким знакомым, как будто происходило вчера.

— Может быть, это поразило меня так, потому что, учась в школе, я часто мечтал, как было бы здорово играть Баха и Брамса.

— Почему же не играли?

Он пожал плечами:

— В моем семействе не водилось музыкантов. Никому и в голову не пришло, что мне хотелось бы попробовать. А я не отваживался даже заговорить об этом. То же самое и в колледже. Я готовился к карьере бизнесмена. Даже в Кембридже, где у моего отца были большие возможности для овладения изящными искусствами, я проходил курс экономики.

— Разве слишком поздно… даже сейчас?

— Очень поздно. Старое желание играть на фортепиано не имеет теперь никакого значения. Учиться играть Баха надо было до того, как я с другими парнями отправился на войну. Я обнаружил, что, если тебя не убьют, то ты потеряешь нечто иное — утратишь свои фантастические идеи насчет Баха, да и множество других полуиспеченных планов, какие составлял раньше. А иногда теряешь всякое желание вернуться и делать дело, к которому был предназначен.

Он повернулся к ней лицом:

— Итак, взгляните на меня. Мне тридцать шесть. Я занимаюсь пустяками в пабе в Эссексе, потому что не имею энергии или смелости сказать отцу, что мне не нужна его проклятая фирма… И не могу заставить себя вернуться и осесть в ней. С тех пор, как ушел из военно-морского флота, я старался сделать это, но не смог.

— Чего же вы ищете, Джонни?

— Ищу? Вот в том-то и дело… Я не знаю, чего мне ожидать от всего этого. — Он пожал плечами. — Полагаю, вот почему я здесь.

Он не сказал больше ничего. Бокалы были вновь наполнены коньяком, зажжены сигареты. Мора понимала, что он не просит сочувствия и не ищет какого-то понимания. В нем не было никакого намека на страх или отчаяние. Она чувствовала, что, когда он подготовится, то примет решение без посторонней помощи. Мора была странно удовлетворена его доверием и не желала ничего более.

Потом Джонни подошел к полкам и покопался среди ее пластинок. Он выбрал кларнетное трио Бетховена. Тема чистого бесстыдства позабавила их; они громко посмеялись, порадовав друг друга этой быстротой взаимопонимания. Джонни начал было насвистывать ее, но был прерван бормотанием грома в глубине долины.

— Ах, черт! — сказала Мора. — «Радуга» не укрыта. Я должна была быстро отвезти Питера домой, в Делхэм, и мы оставили ее беспризорной.

Джонни встал:

— Надевайте пальто. Мы пойдем и сделаем все, что нужно, сейчас.

В холле она накинула на плечи поношенный макинтош и сняла с крючка фонарь. Они вышли в сад. В ноздри им ударил насыщенный тяжелый запах цветов. Мелкие камни прыгали под ногами и со стуком слетали в канаву. Донесся еще один раскат грома, и налетел первый порыв ветра. Внезапно похолодало; усилился бриз. В облаках показались высокие белые гряды, их перекрыли темные тучи. Явственно доносился запах реки и тины.

Якорная стоянка находилась в устье узкого безымянного ручья. Там стояли четыре небольшие яхты. Лодочная пристань Эйбла с группой весельных лодок была на запоре. Мора посветила фонарем и вместе с Джонни подтянула «Радугу» к реке. У кромки воды они сняли обувь и вытолкнули ее на отмель. На борту Мора зажгла лампу и положила яхту на палубу; лучи света оставили длинные следы на воде, зеленоватые и густые. Они начали расправлять непромокаемый брезент, Джонни выполнял ее негромкие указания.

Когда они закончили, пошел дождь. Тяжелые капли били по лицам, босые ноги замерзли. Они залезли в шлюпку. Джонни взял весла. На отмели они оттянули «Радугу» за отметку прилива. Джонни посмотрел, как Мора возится мокрыми пальцами с ремешком сандалии. Он нагнулся и быстро закрепил его сам.

На холме ветер был сильнее. Тьма была чернее дегтя, пока они не прошли последний поворот переулка и не увидели свет в окнах гостиной. Джонни распахнул ворота и отступил, пропуская ее вперед.

Она остановилась:

— Спокойной ночи, Джонни.

— Спокойной ночи, Мора.

Ветер и дождь унесли звук его шагов.

V

Начало их любви не было ничем примечательно. Они никогда не оставались одни, так что познание друг друга осуществлялось в основном вечерами в многолюдном зале бара «Олень» и во время плавания по спокойным излучинам реки. Их любовь основывалась на таких простых вещах, что они не сознавали ее полностью, пока не стало слишком поздно, чтобы избежать боли от ее внезапного открытия.

Коттедж Моры хранил глубокое молчание. Джонни повернулся и вышел на дорогу, ведущую через холм в долину. У него было мало надежды, что он найдет ее там. «Радуга» еще стояла у причала, а машина Моры — у коттеджа. Он не извинял себя за то, что специально ищет с этой девушкой встречи; просто хотел найти ее и немного поговорить.

На вершине холма Джонни приостановился. Здесь уже не было слышно шума моря. В воздухе витал густой запах древесного дыма. На него как-то странно действовала мирная беззаботность пейзажа, вселяя чувство беспокойства и неудовлетворенности. Джонни оглянулся кругом.

Он увидел Мору сразу, среди зарослей на ближайшем холме. На откосе холма резко сиял алый коврик. Все его чувства, казалось, притягивала неподвижная фигура, которая резко контрастировала с ковриком. Он начал огибать поле, спугнув стадо пасущегося скота, и пробежал последнюю часть пастбища, которое их разделяло.

— Мора!

Она услышала, как он приближался, и села. Он подбежал и, запыхавшись, бросился рядом с ней на коврик, прижавшись к нему лицом. Она услышала его тяжелое дыхание. Ее очарованный взгляд задержался на его озаренных солнцем светлых волосах. Он повернулся на спину и ухмыльнулся с закрытыми глазами:

— Наверное, я не в форме.

Ей захотелось коснуться его широкой груди, погрузить пальцы в его волосы. Она смотрела на его загорелое лицо, на белизну кожи, открывавшейся в старых прорехах куртки. У нее было такое чувство, будто всю свою жизнь она ждала этого первого момента любви.

Тут Джонни открыл глаза и увидел ее взгляд, сосредоточенный на нем. Мора отвернулась.

Они молчали, чтобы успокоиться, пытаясь ослабить возникшую напряженность. Это была пауза опасной слабости, когда ограничение, наложенное ими на самих себя, вот-вот должно было развеяться. Джонни попытался представить себе, что будет, если он осмелится ее поцеловать.

Не глядя друг на друга, они следили, как цапля тихо летела к реке. В тишине им казалось, что они почти слышали шорох мягких перьев. Внезапно птица свернула к излучине реки, скрытой от них, и исчезла из виду.

Джонни сказал:

— Лето было долгим.

Это замечание ничего не означало, но Мора охотно кивнула в знак согласия, радуясь, что услышала его голос, рассудительный и обычный, не имеющий совершенно никакого отношения к тому единственному взгляду, каким они обменялись. Правда, лето было долгим и прекрасным. Она вспомнила долгие жаркие дни, лондонские мостовые, обжигавшие ступни через подошвы туфелек. Но те дни она с радостью переносила, чтобы увидеть белое сияние солнца на парусах «Радуги», чтобы свободно нестись ночью по гладкому, освещенному звездами каналу. Она снова слышала добродушный гомон людских толп, наполнявших парки, плач детей, раздраженных жарой. Многоцветье их одежд было пестрым, как бумажные цветы. Но воспоминание о лете означало и время, когда можно было броситься на разогретую солнцем траву, вдохнуть тяжелый запах алых маков на пшеничных полях. Слишком много было хороших вещей, чтобы вспоминать каждую в отдельности; слишком много солнца и тепла; слишком большое разноцветье. А теперь в самом конце лета ей в дар был приподнесен еще и этот день.